Русология (СИ) - Оболенский Игорь Викторович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
'Интермед плюс народ'... Из чего вы? Все вы и кремния! Что у вас? Аритмия и ишемия, язва желудка, климактерические процессы и камни в печени? Мало кремния! Вам не нравятся кожа, ломкие волосы, ногти? - в вас мало кремния! Помните, вы на четверть из кремния! 'Интермед плюс народ' даст вам этот химический элемент! 'Силициум' из Израиля, восемь долларов двадцать граммов! Медики знают, ваш русский кремний вам не поможет, только израильский! Вам продаст его 'Интермед плюс народ'! Звоните нам!
Берестовский был в Англии в рамках дела участия в махинациях. Госчиновником он входил в предприятия, что вели экспорт нефти, газа и цинка. Также, есть данные, он владелец контрольных пакетов телеканалов, нескольких популярных газет, 'Трансаэро'...
На Рублёвском шоссе в аварии покалечен министр. Есть версия о причастности...)
В марте в зоне Москвы рассветает к шести. Я встал. У родителей я любил ходить за машиною утром. Зло утром спит, расслаблено; полегчало больным; груднички, не дававшие спать, утихли; пьянь отбуянила. Серость скучных домов, лёд в лужах, битые стёкла, клочья от рвани, сор и окурки, лом от качелей, мутные окна, дохлая кошка - всё утром смазанно... Со стоянки я ехал прямо в рассвет. Луч брызнул в глаз, я откинулся в кресле. Вмиг всё исправилось, будто не было, будто мне двадцать лет, соловьи кругом и все счастливы. Так больным вводят морфий - и в наркотических грёзах те вдруг здоровы... Славно проехать сильному, юному по знакомому городу, где родился и вырос, где знаешь многое, где тебя узнают; общаетесь, как, мол, жизнь, старик... Нет и не было места, надо отметить, где я рос долго или безвыездно. В Магадане рождён (в/ч)... Через пять лет Хабаровск... Школа - в Приморье... В третий класс я в иной в/ч... Я студент (Владик)... После Москва и... Квасовка? Знаменательно: я случился, где жил мой род в стародавности.
Брату мать подавала подносы, и брат укатывал, управляясь одной своей ручкой, но появлялся, кашляя, с нездоровым румянцем, требуя то лапши, а то соуса.
- Павел, снедь для вас, - указала мать. - Всё продумано? Не сломаетесь? Вдруг приедете, а там выбиты стёкла? Вдруг обострение? И как быть тогда?
- Много вдруг, - возражал я. - Будет одно вдруг. Всех вдруг не будет. Если сломаемся - то не будем там. Стало быть, ни при чём твои стёкла. Если же стёкла - стало быть, добрались-таки. Обострение если... Хватит. В общем, мы едем, сын?
Тот кивнул.
На отце след бессонницы; он не спал после мыслей об участи Квашниных. Иссохший и с длинным волосом, висшим прямо, влажно причёсанный, он казался пророком, шедшим на плаху. С комнаты брата слышалось о войне в Чечне и в Ираке и в Югославии... Вновь в Европе война, и НАТО... Впрочем, не в НАТО суть, а в Чечне... и не в ней даже, нет... Нет вовсе. Там не Чечню бомбят, а меня... Не случаем я услышал? Это - бегущему? Не сбегу, намекается? Облегчение минуло, чувство страха всплыло.
- Я Антон Палыч Чехов, пап! - засмеялся сын.
Мы пустились в одиннадцать; прогремели разбитою улицей к Симферопольскому, - не к новому, что теперь магистраль 'М-2', а к былому, что, пройдя Климовск, город оружия, выбралось до безвестных углéшень, бродей и змеевок, столь отрадных мне, и текло меж изб деревянных, ставленных лет за семьдесят прежде. Изредка, демонстрируя элегантный снобизм и стили, виделись дачи, все сплошь кирпичные, под цветастыми кровлями, с непременными башнями, евроокнами и аркадами, колоннадами и другими изысками, за которыми чуялись прагматичные меркантильные дни с поклонами калькуляторам и сердечными стрессами. Не скажу, что за этими евростенами страсти мелки, - наоборот, сильны, и весьма порой; только мне они чужды. Мне милей домики с их надворными курами и копёнками сена, с запахом хлева, с громкими лайками, с кружевами наличников - коренной уклад части русского племени, не считавшей грязь лихом. Но не от мелкости их простая, скудная, по стандартам теперешних взглядов, жизнь. Здесь донное, сокровенное чувство мира; ибо им вдосталь в марте капели, в мае - безумия соловьёв, а зимами - греться печкой, радуясь тихой заштатной доле.
Это неразвитость? Установлено, что наш мозг заблокирован; весь завал ума - в трёх процентиках у ворот 97-ми закрытых. Вдруг сие значит, что мыслить вредно: много не думай, мол, - и инстинкт возвратит эдем, кой пока большинству равен пьянкам, праздности, пялеву. Сила скрытых процентов спящего мозга так переделает наши ценности, что 'зло' станет 'добром', сгинут муки и боль и зажгутся райские зори...
Зря эти 'мы', 'нам', 'наши', мне вдруг подумалось, эти прятушки во всемассовость, в плюрализм и в толпу - чтоб пребыть, как все, в логике, что во мне метастазы вьёт, и чтоб скрыть, что болезнь моя и судьба не сложилась именно оттого что я выродок, не как все.
Вот чем был мне пейзаж вокруг - в пику тем, что вторгаются из Москвы, проститни по нью-йоркским нормам. Глобализация? Нет уж! Будут, кто сбережёт места, от каких, если 'мир сей' закончится, прянет новое. Может, рай будет в том, чтоб под новою кожей спать просто в яме без всяких смыслов? Ибо всё лживо, и до того дошло, что фальшь там теперь, где нет признаков людскости. Вправду: чтó есть материя, если смысл вездесущ?
Зря, стало быть, окрестил я 'безвестными' очаги вероятных открытий. Всюду, заведомо, народятся мессии, как уже было, вспомнить Гомера, если и тысячи лет спустя города и селения спорят, кто из них родина неких истин, прежде презренных, а нынче модных. О, до всего дойдёт новизну родить! Вспрянет гений в жалких селениях!
...Из известных встретились Мóлоди. Я лет пять ездил мимо, дабы связать их с тем самым местом, где была сеча в ряд Куликовской (битва при Мóлодях, век шестнадцатый): 'гуляй-город' сдерживал крымцев, чтоб Воротынский прибыл с подмогой и хан бежал-таки... Родовые видения поднялись во мне; я внимал муэдзину, и угнетал меня ток страстей и дум расы, насланной сжить Русь су свету.
Я свернул на 'М-2'. Поспешать пора, хоть я склонен был медлить; время за полдень, стелется март в снегах, сам я болен, спутник мой мал (пять лет), путь наш долог и - что найдём в конце?
Магистраль 'М-2' сдали в восьмидесятых... то есть прогон её, километров сто семьдесят. Начиналась при Брежневе, Генеральном и прочая, и, как средство сближения Центра с Крымом, также с Кавказом и Закавказьем (далее с Турцией, очевидно), шла в Симферополь. Горки сносились, ямы ровнялись, чащи рубились, сёла сметались. Строили трассу и при Черненко, и при Андропове с Горбачёвым, новых кремлёвцах. А в девяностых стройку свернули, чтоб гладь и ширь её слить с колдобинной и стенозной прежнею 'Симферопольской', где конец мечтам прокатить к югу быстро. Но самоё 'М-2' - суетлива, бойка, угарна. Нет близ селений, нет духа вечности. 'М-2' создана для наживы, гонок за прибылью, для развоза какой-нибудь ненасытной мошны и опта. 'М-2' - для трейлеров, приносящихся из-за южных границ с лимонами и дурным ширпотребом и убывающих с грузом нефти, леса и газа либо металла. 'М-2' - курортная: начиная с июня, Центр в иномарках, с автоприцепами и без них, сквозь дожди и сквозь зависть мчит к Черноморью: так из Нью-Йорка в тропики Флóриды мчит в США публика. 'М-2', в том числе, провезёт к Даргомыжскому, Казакову, Поленову, Льву Толстому и Фету и им подобным. 'М-2' - история, но навыворот: как по ней к нам тёк враг-степняк - так и русского повернуло вскорости в степи. 'М-2' для тех, к тому ж, кто спешит по иным делам, вот как я сейчас.
Оттолкнувшись от этого, я впал в комплекс абстрактностей, хотя должен был обмозговывать личное: мой недуг и доходишко (где добыть его, чтобы жить, пусть добыть его негде) и участь близких; скажем, родителей, растревоженных мною, Ники, жены моей, но и сына: чадо учить пора, а нет денег, сил и здоровья.
То есть сикль надобен.
Его нет как нет.
Я не мог зарабатывать, не умел - не усматривал видов к выгоде. Обходил нас рубль, не чураясь нас, - но чурались родители, а потом уже я. Закончилось, что удача забыла к нам подступ. Взять мой отец, кой мог стяжать, но не стал. А я? Начинал стаж в таможне, где мог урвать своё, но наследственно я не скареден, с романтическим складом... Да, были случаи, были - но я стеснялся. После попыток рубль отступил от нас; и, бюджетники, в час маммоны мы обеднели, чтобы госсобственность спёрли прыткие: кто заводы, кто транспорт, кто ящик с гайками или сумку картошки. Зависти не было, но пришёл вопрос: если жизнь так устроена, что, чтоб числиться лучшим, нужно стяжать и главные, резюмируем, у кого много денег, - кто и зачем я, кто не стяжает? как вдруг - отвержен? что я бежал рубля? почему ставил рубль так низко, раз он влиятельность, репутация, индекс высшего человечества, идеал? Как свёлся в рабы рубля и персон, что схитрились ограбить нас, а теперь - соль земли, её флагман, перл эволюции? Кто я в этом 'сём мире'? В чём я повинен? Или баланс не блюл меж трудом/рублём?.. Нет, здесь снова Бог! Он велел не ходить в рабах двум начальникам. То есть Бог твой босс - иль маммона. И не иначе. Так было велено, и я делал так. Но финал каков?
