Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж (читаемые книги читать txt) 📗
Маш-Касем, высказав свои возражения против этой идеи, затем все же дал себя убедить, что так или иначе он должен заботиться о безопасности представителя англичан.
После того как Маш-Касем удалился, Асадолла-мирза сказал:
– Нет, просто бред какой-то… Теперь и Маш-Касем совершенно определенно вообразил себя Талейраном!.. Да, вот еще какое обстоятельство. Сардар Махарат-хан говорит, что этот ефрейтор, его приятель, соглашается сыграть роль, только если ему дадут в виде вознаграждения исфаханский коврик. Лично у меня в доме всего-то два ковра. Может быть, господин Полковник…
– У братца есть исфаханские ковры, возможно, один из них мы сумеем…
– Моменто, моменто, господин Полковник, вы хотите сказать аге, что надо дать ковер полковнику английской армии, личному представителю Черчилля, чтобы они простили аге грехи?..
– Не хочу, но ведь другого выхода нет.
Отец, который сидел, задумавшись, и, казалось, не слушал их, вмешался:
– Нет, господин Полковник, тут вы должны уступить. Ну что стоит какой-то коврик по сравнению с душевным спокойствием аги?
– Для успокоения братца я жизнь готов отдать, но ведь мои ковры все парные, если разделить, эффект пропадет…
Прошло немала времени, прежде чем дядю Полковника уговорили передать сардару Махарат-хану какой-нибудь коврик в качестве вознаграждения индийскому ефрейтору.
Результаты этих совещаний не замедлили сказаться. Асадолла-мирзе при поддержке отца и дяди Полковника удалось склонить дядюшку Наполеона на встречу с представителем англичан. Конечно, сказать ему, что этот представитель индиец, они не решились, так как еле-еле уговорили его встретиться с полковником вместо генерала. Дядюшка настаивал, чтобы посланец явился к нему в дом, а Асадолла-мирза и его помощник твердили, что дядюшка должен ехать в ставку английского командования. Наконец сошлись на том, что встреча состоится на нейтральной территории, то есть в нашем доме. Коврик полковника переправили с помощью сардара Махарат-хана индийцу-ефрейтору. Договорились, что сначала, в среду вечером, Асадолла-мирза и отец повидаются с ефрейтором в доме сардара и обсудят с ним детали операции. Дядюшка, который, вероятно, чувствовал себя Наполеоном в Фонтенбло перед прибытием представителей союзников, в ожидании встречи не покидал своей комнаты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Наступила среда, день, когда представитель англичан должен был прийти для переговоров с дядюшкой Наполеоном.
Еще с утра отец под предлогом, что ждет к себе нескольких мужчин, услал всех домашних, даже слуг, погостить к маминой тетке, которая жила около моста Тадж-риш. Я кое-как уговорил его разрешить мне остаться. Встреча была назначена на четыре часа дня. Начиная с двух часов Асадолла-мирза и отец несколько раз ходили к сардару и обратно, лица их при этом то светлели, то мрачнели, как будто им приходилось разрешать многочисленные затруднения. Потом к нам пришел и дядя Полковник. По их шушуканью, по отдельным обрывкам разговора я понял, что единственным неразрешимым препятствием оставалось то обстоятельство, что посол – индиец. Наиболее оптимистично был настроен Асадолла-мирза, который несколько раз повторил:
– Бог даст, все образуется!
Немного позже трех дядя Полковник послал за дядюшкой Наполеоном.
Я уже два дня избегал разговаривать с Лейли и даже приближаться к ней, так как не знал, что ей говорить. Если она случайно узнала что-нибудь о предстоящей встрече и станет спрашивать меня, что я ей скажу? Ведь я был уверен, что дядюшка не разрешит мне присутствовать, и отыскал себе подходящее потайное местечко за одной из дверей нашей гостиной, в маленькой комнатенке. Она открывалась также в коридор, так что мой тайник не мог обернуться для меня тюрьмой – ведь Асадолла-мирза поручил мне, где бы я ни был, быть готовым в случае необходимости прибежать на помощь.
Когда дядюшка Наполеон проходил по нашему двору, я наблюдал за ним из окошка верхнего этажа. Дядюшка надел темный костюм, к борту был прикреплен орден, который, по его словам, он получил из рук самого Мохаммада Али-шаха. Белая рубашка, черный в белую полоску галстук… Его вид напомнил мне Даладье, довоенного французского президента, которого я видел в кинохронике о. подписании Мюнхенского пакта. Маш-Касем следовал за ним. Вероятно, на него напялили один из дядюшкиных костюмов, так как рукава и брюки были ему очень длинны. Отец и Асадолла-мирза вышли дядюшке навстречу. На их сердечные приветствия дядюшка отвечал крайне сухо и холодно.
Я бросился в свой тайник. Едва войдя в гостиную, дядюшка занялся размещением присутствующих.
– Братец Полковник станет здесь… Ты тоже здесь, Асадолла…
– Моменто, я должен находиться справа от английского представителя.
– Это кто ж так решил? Нет, станешь, как я сказал.
– Примите во внимание, что мне предстоит выполнять обязанности переводчика, я оттуда не смогу… Мне нужно быть между вами и послом.
– А разве сардар Махарат-хан не придет?
– Вы же сами были против того, чтобы он приходил.
– Да, присутствие индийца на таких важных переговорах представляется нежелательным.
Асадолла-мирза, отец и дядя Полковник обменялись безнадежными взглядами, а дядюшка Наполеон продолжал:
– Ну ладно, тогда становись тут. Маш-Касем будет стоять чуть позади меня, слева.
– Я очень рад, что вы отказались от прежней мысли насчет Маш-Касема – в часовом за занавеской вообще нет необходимости.
Маш-Касем, который едва мог передвигаться в слишком просторной для него одежде, сказал:
– Дай вам господь здоровья, ага… Я этих англичанов столько на войне перебил – на семь вьюков хватит… Что теперь бога гневить, кровью еще одного англичанишки руки марать… Вот, помню я, один мой земляк…
Дядюшка суровым взглядом оборвал его разглагольствования и проговорил:
– Для этого дела нужен человек совершенно надежный.
Асадолла-мирза и отец удивленно посмотрели друг на друга, но не успели ничего спросить, как дверь гостиной открылась и появился Пури с двустволкой в руках.
– Пури, ты все это время, как я тебе наказывал, будешь стоять в коридоре за дверью и держать палец на спусковом крючке, – твердо сказал дядюшка. – Как только я подам знак, откроешь огонь.
– О-о, святые предки! – не выдержал Асадолла-мирза, с изумлении созерцавший эту сцену. – Но как же, ага!.. Ведь мы договаривались, что посол явится без оружия. Это нарушение всех правил, обычаев гостеприимства и даже законов ведения войны.
Дядюшка, сквозь дымчатые очки устремив взор в неизвестном направлении, спокойно отвечал:
– Военные законы мне получше твоего известны. Но не следует забывать о врожденном вероломстве врага. Пури! Выполняй приказ твоего командира!
Дядя Полковник, который некоторое время молча слушал этот разговор, наконец вмешался:
– Братец, этот ребенок вообще не умеет стрелять. Вдруг, не дай бог…
– Не умеет?.. Что же он тогда в армии делал?
– Да ведь он служил писарем… Ну, конечно, стрелять тоже приходилось, но не из дробовика!
Дядюшка Наполеон повернулся к Пури, который, побледнев, слушал этот спор с весьма дурацким видом.
– Пури, если ты в самом деле не умеешь, прежде чем заступить на пост, скажи откровенно! По словам Наполеона, признание в неспособности – своего рода способность!..
Пури, заикаясь и пришепетывая, выдавил из себя:
– Я… дядюшка… Я как только вы прикажете… Я готов жизнь за вас отдать.
– Тогда иди на свой пост. Твой командир приказывает тебе!
Асадолла-мирза вмешался:
– Моменто, моменто, стрельба из боевой винтовки сильно отличается от стрельбы из дробовика. С вашего разрешения, я разъясню Пури некоторые детали.
И прежде чем дядюшка успел ответить, он увлек Пури в коридор и захлопнул дверь. Я тотчас высунул нос из своего убежища.
Асадолла-мирза, взяв винтовку из рук Пури, говорил:
– Ну-ка, посмотрим, голубчик… Вот так штука! Винтовка-то, оказывается, заряжена…
