Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и) - Ларни Мартти (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Детина ошарашенно посмотрел на священника:
— Это означает то же самое, что «наш отец»?
— Да, конечно…
— То есть мой и твой? Наш общий отец?
— Именно так. Наш отец.
Щетинистый подбородок верзилы весело затрясся. Парень оглянулся на своих соседей по очереди, подмигнул кротко улыбающимся монахиням и наконец, поглядев опять на доброго священника, воскликнул в совершенном восторге:
— Черт побери! Так мы же с тобой, выходит, братья!
Он выхватил у священника булку и весело зашагал к реке, где вечернее солнце гасило в воде свои последние замирающие отблески.
Над Бауэри, как черное покрывало, опустился вечер. По узким закоулкам брели, пошатываясь, пьяные, стремясь уйти подальше от действительности в мир воображения и иллюзий. Откуда-то, доносился отчаянный плач ребенка и вопли женщины, за счет которой натерпевшийся унижений глава семьи пытался повысить свой авторитет.
Далеко в небе пламенели огни Бродвея и Радио Сити.
Писатель затопил чугунную печурку, которую интеллигентное общество подвала называло Жадным Попом, и засвидетельствовал, что обществу необходимо срочно раздобыть уголь. Бродяга ничего не сказал на это, а Змея прошипел:
— Лучше переселиться в другое место.
Они жили в доме, который не принадлежал никому. Он даже не значился на планах Бауэри. Его хозяин был типичным босяком, о наследстве которого никогда не будут спорить. Он гордо носил прозвище «Ангел», пока наконец не переселился к ангелам восемь лет назад. Впоследствии его домом завладели другие босяки. Жильцы приходили и уходили, героически воевали с клопами, тараканами и крысами и оставляли отпечаток своей индивидуальности на кухне и на стенах имевшейся против дома уборной.
Подвальное помещение с самого начала было — отведено под мастерскую по ремонту обуви. Но так как для работы комната оказалась слишком холодной, то ее использовали под жилье. Змея нашел ее совершенно случайно в прошлом году, и с тех пор она дала приют бывшему профессору, бывшему писателю и бывшей кинозвезде. Полгода назад интеллигентное общество пополнилось Борисом Минвегеном, так что для пополнения мебели пришлось раздобыть несколько пустых упаковочных ящиков дополнительно к имевшимся ранее.
Комната не была похожа не те красивые жилища «средних американцев», цветные фотографии которых помещали журналы. Это было обычное жилище в Бауэри, отапливаемое чугунной печуркой. Железная дымовая труба была выведена наружу сквозь стену, а в качестве склада угля служил ящик для перевозки пианино, притащенный откуда-то и установленный у самого входа. Жильцы не имели ни автомобиля, ни холодильника, ни телевизора, ни электрического утюга, ни облагаемых налогами доходов. Они не пользовались также кредитом или рассрочкой в магазинах Пятой авеню и не носили золотых искусственных зубов. Они не увеличивали национальный доход и не уменьшали безработицу. Кроме своих гражданских прав, они сообща имели один длинный стол, немножко постельного белья и сковороду, а каждый в отдельности — свои личные мнения, увлечения и мечты.
В комнате была жилая атмосфера. Бродяга перелистывал толстый журнал, найденный им где-то в мусорном ящике. Писатель разжигал печурку, а Змея сидел в своем углу и штопал носки. Из топки вырывалась едкая горечь антрацита и облака сажи. Три бежавшие от действительности человеческие души стремились укрыться каждая в своей оболочке.
Наконец молчание нарушил Бродяга. Он нашел в журнале подходящую тему для разговора:
— Здесь интересная статистика, ребята. В Америке за истекший год было избрано более семнадцати тысяч королев красоты. Кто еще посмеет утверждать, что в наших жилах не течет голубая кровь?
Писатель презрительно усмехнулся, а Змея прошипел:
— Это значит, что миром правят женщины. Что думает Писатель по этому поводу?
Писатель, отойдя от печки, пересел на скрипучее плетеное кресло, вытер слезившиеся от дыма глаза и ответил тихим голосом:
— Я не вижу в этом ничего дурного. Это только указывает на тоску людей по прекрасному. Моя первая жена тоже была королевой красоты…
— И ты скрывал это от нас, — заметил Бродяга.
Змея состроил гримасу, и тут взоры друзей обратились к двери. Вошел Бобо в сопровождении Джерри и соответствующим образом представил его.
— Джерри только что прибыл из Европы, — заметил психолог, бросая на стол бумажный кулек, в котором находилось святое причастие для всего интеллигентного общества.
Писатель и Бродяга спешно стали исследовать содержимое кулька, но Змея не двинулся с места. Окинув Джерри подозрительным взглядом, он спросил немного насмешливо:
— Ты тоже из тех стипендиатов, что приезжают сюда пялить глаза на небоскребы и восхищаться парадностью актовых залов университетов?
— Джерри прибыл как переселенец, — ответил Бобо.
— И прямо в Бауэри? — засмеялся Змея.
— Не совсем прямо, — проговорил Джерри.
— Ты сносно говоришь по-английски. Где ты учился?
— В школе. И в Англии.
— Неужели ты англичанин?
— Нет, я финн…
— Трам-тарарам! Я знал в Голливуде одну финку: Марион Никсон.
— А я познакомился однажды с финским литератором, — сказал Писатель. — Я его встретил в Новой Англии. В кабаке, разумеется. Имя его было Конрад Лехтимяки. Но поскольку он не знал языка этой страны, то нам пришлось пить.
— Для чего же пить? — спросил Бобо.
— Это было единственное средство, чтобы оказаться на одном уровне. Некоторые имеют привычку жаловаться на несчастную семейную жизнь и пить с горя, другие пьют и без этого. Человек всегда стремится подняться повыше. И если алкоголь предлагает тебе лестницу на небо, почему не воспользоваться ею?
Писатель вопросительно посмотрел на Бобо и прошептал:
— Получил что-нибудь?
— Бобо покачал головой.
— Не везет. Сколько я ни ходил с твоей желтой повязкой на рукаве, люди посылали мне только улыбки. В эту неделю нищих на улице поднимают на смех.
Бобо достал из кармана желтую повязку и отдал ее Писателю. Тот молча сел к столу и тихо начал жевать принесенные Бобо хлеб и копченую селедку, которые психолог достал у одного лавочника после долгих объяснений, оставив в залог свою авторучку. Другие тоже сели» за стол с довольно грустными лицами. Змея, все еще косо поглядывая на нового жильца, спросил:
— Что ты собираешься делать на новой родине?
— Еще не знаю, — смиренно ответил Джерри. — Надо бы найти какую-нибудь работу.
— Джерри по профессии учитель, — заметил Бобо.
— Очень жаль! — воскликнул Бродяга.
Писатель сказал, внимательно вглядываясь в лицо Джерри и оценивая его довольно приличный внешний вид:
— Наша страна испытывает острую нужду в учителях. В настоящий момент требуются сто пятьдесят тысяч новых учителей. Я верю, что у тебя имеются возможности.
Змея выразил свою мысль мимикой и словами:
— Исключительно большие возможности!
Джерри вздрогнул, и его лицо приняло натянутое выражение.
— Пусть тебя не смущают его слова, — сказал Бобо беспечно, похлопав Джерри по плечу. — Он ведь не назывался бы Змеей, если бы язык его не был так ядовит. А сейчас он просто зол, потому что на столе копченая селедка, которую он ненавидит. Пища вызывает у него слишком сильные эмоции. По аналогии чувств отвращение к селедке порождает у него тошнотворное ощущение…
— Ну, начинается очередная лекция! — перебил его Змея. — Немножко эстетики, немножко поэзии и немножко психологии — так и нищета покажется блаженством, и ад — раем.
— Ты прав, Джон, — сказал Бобо. — У горбатого — все горбатое. Но, по счастью, не все люди горбаты. Твоя злоба и горечь исходят от ощущения неполноценности. Ты ненавидишь звуковое кино, которое отняло у тебя хлеб, а теперь ты ненавидишь хлеб, который кто-то другой принес на стол. Ты видишь вокруг себя одну только нищету, и все равно ты испытываешь страстное желание убежать от нее. Твои мысли образуют нападающие и оборонительные механизмы. И все-таки ты мог бы спастись бегством.
