Я — начальник, ты — дурак - Щелоков Александр Александрович (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
«ФРОНТОВЫЕ ДРУЗЬЯ»
В редакции газеты «Красная Звезда» открывали мемориальную доску в честь журналистов-фронтовиков, погибших в годы войны. Съехались именитые гости. Они толпились в вестибюле, ожидая начала церемонии, когда в дверях появился припоздавший маршал А.И. Еременко. Войдя внутрь, он огляделся и увидел седого старика, который стоял на ступенях лестницы рядом с редакционным начальством.
— Кто такой? — спросил маршал, сопровождавшего его сотрудника редакции.
— Илья Эренбург, — пояснили ему.
Рассекая толпу ледоколом, Еременко проследовал к престарелому писателю, чье имя гремело в годы войны.
Подошел, распахнул широко руки, обхватил Эренбурга, стиснул в объятиях:
— Илья, сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть!
Осчастливил общением и тут же отошел, заметив кого-то другого, с кем захотел поздороваться.
Эренбург повернулся к стоявшему рядом с ним корреспонденту «Красной звезды» Дейгену:
— Слушай, Исаак, что это за хер мне только что чуть не переломал кости?
«ШТОПАЙТЕ ПЕРЧАТКИ»
Во время знаменитого Карибского кризиса, который чуть не поставил мир перед возможностью начала ядерной войны, один из крупных военачальников, сильно нервничавший из-за неясности обстановки, спросил министра обороны маршала Родиона Малиновского:
— Что нам делать?
— Штопайте перчатки, — ответил маршал, оставив в недоумении тех, кто слышал разговор.
Позже я выяснил, что имел в виду маршал. В годы первой мировой войны на Малиновского произвел неизгладимое впечатление спокойствием, которое с особой силой проявлялось в сложной обстановке, его ротный командир. Когда немцы открывали ураганный артиллерийский огонь по русским позициям, ротный садился в окопе, доставал старенькие перчатки и сосредоточенно штопал дырки. Кончался обстрел, и офицер откладывал штопку. Что делать, если немцы пойдут в атаку он прекрасно знал.
— Штопайте перчатки, — прекрасный совет тем, кто не знает как в сложной ситуации унять волнение.
МАРШАЛ И БЕРЕЗА
Полководец — это не должность командира полка или даже командующего армией. Это положение, которое военачальникам определяет история.
Такое примечание необходимо по простой причине. Знал я военачальников, которых при жизни именовали «полководцами», порой даже «легендарными», хотя ни одной легенды о них никто не сложил. Человек, получивший на погон маршальские звезды за участие в политических баталиях на стороне очередного удачливого вождя России, оказывается полководцем только в своем мнении и в высказываниях угодливых приближенных.
Вы когда-нибудь хоть что-то слыхали о полководце Антоне Брауншвейгском и его победах? Нет, и не услышите, хотя был он генералиссимусом русской армии.
Такими же «политическими полководцами», о чьих делах не знает военная история, были в Советском Союзе маршалы Берия, Булганин, Гречко, Кулик, Устинов. Список своих маршалов Новая Россия открыла фамилией Сергеева, не спланировавшего ни одной войсковой операции, не руководившего ни одним боем… Лучшим министром обороны России, по признанию президента Ельцина, был Павел Грачев, похвалявшийся силами одного батальона взять Грозный и смирить мятежников. К чему это привело, и сколько жизней своих сыновей потеряла Россия по грачевской вине, всем хорошо известно.
Зато мы знаем и другие фамилии людей, которые не обласканы особой славой и вниманием, хотя были настоящими полководцами и легенд о них в армейском фольклоре осталось жить немало.
Иван Степанович Конев — полководец поистине легендарный. Как Георгий Константинович Жуков и Константин Константинович Рокоссовский, как Иван Ефимович Петров и Иван Христофорович Баграмян.
При этом Конев был солдатским Маршалом. Если в изустных рассказах о Жукове чаще всего сохранены истории, которые случались в командирской, в офицерской среде, то Конев в таких рассказах всегда окружен солдатами, сержантами и старшинами.
Помню, фронтовики рассказывали о нем такое.
Фронт, которым командовал Конев, изготовился к большому наступлению. Чтобы с его началом сразу оказаться в центре событий, командующий приехал в район исходных позиций одной из дивизий. Ее полки, ожидая сигнала, расположились в лесу, неподалеку от передовой.
В полукилометре от леса, на высотке, удобной во всех отношениях, уже был оборудован наблюдательный пункт фронта.
В предрассветных сумерках, чтобы занять время, а может быть, и по причине иной необходимости, маршал еще раз решил проверить свои расчеты. Он отошел от штабной группы в сторону, сел на пенек, разложил на коленях карту, укрылся с головой плащ-накидкой и зажег карманный фонарик.
Тем временем мимо следовал старшина роты, в чьем расположении коротал ожидание командующий.
Поскольку хороший старшина всегда думает о порядке, он заранее подозревает непорядок даже там, где его нет. Старшина, шедший мимо маршала, был хорошим.
Представьте: идет он и видит — сидит па пеньке солдат, с головой укрывшись накидкой. Вопрос: для чего? Скорее всего, дабы не видели, что он делает. А что может делать солдат за четверть часа до наступления? Разумеется, жевать. А что может жевать солдат в момент, когда все уже накормлены и напоены? Только НЗ — неприкосновенный святой запас, который недавно был выдан каждому. И не просто выдан, а сопровожден проникновенным словом самого старшины. Банки тушенки, галеты, сахар — все это выдавал старшина каждому со строгим предупреждением:
— Кто сочтет, что НЗ — это Неурочная, Неожиданная Закуска, тот должен помнить, что за старшиной взыскание Не Заржавеет.
И вот оно, нарушение, налицо!
Тихо, чтобы не спугнуть злоумышленника, старшина подошел к странной фигуре сзади, одним движением сдернул плащ-накидку и голосом зычным, полным командирского гнева и строгости, разбил зыбкую предрассветную тишину:
— Встать! Энзу, разгильдяй, наябываешь?!
Доли секунды, пока Конев не погасил фонарик, хватило старшине, чтобы узнать командующего. И он застыл по стойке «смирно», полный отчаяния и сознания непоправимой вины. Плащ-палатка, сдернутая невежливо с маршала, как флаг капитуляции безвольно повисла в руке.
Едва глаза командующего обвыклись с темнотой, он спросил:
— Кто такой?
Старшина пересохшим голосом назвался. (Я не стану указывать его фамилию, поскольку она у каждого нового рассказчика была иной. Но разве не это ярче всего свидетельствовало, что рассказывают легенду?)
— Молодец, старшина, — якобы сказал Конев. — У такого в роте будет порядок. Надеюсь, в бою не подкачаете?
— Так точно! — обрадовано ответил старшина. — Не подкачаем!
По свидетельствам очевидцев, никто из десятка старшин с разными фамилиями не обманул ожиданий маршала.
После боя Конев лично вручал заслуженный орден бывалому старшине.
Слушая подобные байки, я никогда не принимал их на веру, в том смысле, что если рассказывают, значит, все так и было. Но каким бы ни оказывался анекдот, привязанный к известной фамилии, отбросить его, зачеркнуть в памяти просто так нельзя. Люди всегда видят, с кем имеют дело, всегда чувствуют, на что способен тот или иной человек, как он поступит при тех или иных обстоятельствах. Потому у каждой байки свой точный адрес и точно выписанный характер.
Народ ни храбрости у смелого не отнимет, ни волей безвольного не одарит. Что старый-старый солдат расскажет о Коневе, он не отнесет этого ни в адрес Жукова, ни Толбухина.
Интересным человеком был маршал Конев. Интересным, высокоумным.
Вот лишь один эпизод, одна искорка из костра его пламенной жизни, позволяющая понять глубину командирской мудрости, увидеть в военном, застегнутом на все пуговицы маршальской шинели, огромную человечность и величайшую душевную чуткость.
На полигоне все было готово к началу больших учений. Генералы, собравшиеся у командной вышки, озабоченно поглядывали на стрелки часов. И все равно первый аккорд артиллерийской увертюры заставил всех вздрогнуть. Слишком уж близко, излишне громко и чересчур неожиданно подали голос гаубичные дивизионы.
