Самые страшные войска - Скутин Александр Витальевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Сердце чуть не выпрыгивало у меня из груди, когда я, наконец-то, отъехал от комбината в сторону Старого Софпорога. Поскольку печка в моём чаморочном МАЗе не работала, да и не было её отродясь, то пришлось опустить оба боковых стекла, чтоб не заиндевело от дыхания лобовое стекло. И это при минус сорока на улице! Впрочем, мне было жарко, гидроусилитель руля тоже не работал, исправного насоса в гараже для меня не нашли. Ну и плевать, мне на этом самосвале больше не работать, после рейса я перейду в лесоповальную бригаду. Мослать вручную баранку тяжёлого МАЗа – не самая лёгкая работа, и вскоре от меня пошёл пар, несмотря на мороз. Я посмотрел на начмеда. Лейтенант потихоньку закрывал окно, из которого на него дул морозный воздух. Лобовое стекло тут же покрывалось морозными узорами, я протирал его рукавицей и сердито говорил лейтенанту, чтобы он не закрывал боковое окно. Он соглашался, опускал стекло, а потом снова потихонечку поднимал его.
Наконец, мне надоело бороться с инеем на стекле и уже за погранпостом я сказал медику:
– Что у вас в бутыле – спирт?
– А тебе то что за дело? – сердито так ответил.
И я начал грузить его:
– Ну, вы слыхали про спиртовые антиобледенительные системы? Спиртом поливают обледеневшие поверхности самолёта и он испаряется вместе со льдом.
– И что?
– Ну так, я уж забодался стекло протирать. Если б мне глотнуть спирта и дышать им на лобовое стекло, то иней на него бы не садился.
– Ты что! Ты ж за рулём!
– Ну дык, я ж глотать его не буду, только рот ополосну. А то не доедем, на хрен, – припугнул его. Тормозной кран к тому времени прихватило замёрзшим конденсатом в воздушной системе, ехали практически без тормозов. Для того, чтобы этого не случалось, на воздушных баллонах МАЗа, ресиверах, стояли специальные краны для слива конденсата, который полагалось ежедневно продувать. И это предохраняло тормозную систему от замерзания… при морозах до минус двадцати-тридцати. При сильных морозах тормозной кран все равно примерзал из-за мельчайших капелек влаги, не осевших на дне ресиверов.
Остановились, лейтёха открыл бутыль и протянул её мне:
– На, тока немного.
– Само собой, – и я присосался к бутыли, делая глотки.
Вот только не надо возмущаться «Не верю!», уважаемые читатели. Я и сейчас могу на спор выпить чистый спирт из горлышка, а уж тогда, в стройбате – тем более. К тому же на морозе спирт легче пьётся.
Начмед вырвал у меня бутыль, едва не обломав мне зубы.
– Хватит, увлёкся! Ты ж сказал, только рот ополощешь.
– Так что же, по-вашему, я спирт выплёвывать должен? И как у вас язык повернулся, товарищ лейтенант, такое кощунство произнесть. Да для вас, вижу, вообще ничего святого нет: спирт – и на землю!
И мы поехали дальше. От спирта стало совсем жарко, язык у меня развязался и я ещё долго нёс начмеду всякую чепуху:
– Подумаешь – сорокаградусный мороз – что я первый год на Севере, что ли. Нас сношают – мы крепчаем! К тому ж я родом из Сибири, так что не надо меня, та-ащ лейтенант, Родиной пугать.
Он же скис совсем, похоже – подходил к точке замерзания.
А мне было хорошо – по фигу мороз, зато какая суровая красота вокруг! Низко над горизонтом простужено светило хмурое солнце, вдоль дороги – сугробы, за ними заснеженные высоченные деревья. Сопки, покрытые льдом озёра, низкое серо-свинцовое небо. Раньше я жил в Крыму (из Сибири меня увезли ребёнком) среди степей, вживую леса не видел, только читал о них. И слово «лес» для меня однозначно сочеталось со словом «русский». Влияние одноимённого романа Леонова. Но здешняя суровая природа никак не навевала мысли об Иване-царевиче и трёх богатырях. Больше чудились суровые, немногословные герои финского эпоса «Калевала». В общем, всё здесь было какое-то чуждое, нерусское, я чувствовал себя здесь чужим, непрошенным оккупантом.
Наконец, приехали на Хапу. Начмед, как сидел скрючившись, так потом вылез и скрюченный поплёлся в санчасть. Сосулька ходячая. А я, подняв кабину, слил воду и только потом заглушил мотор.
Всё! Больше я не шофёр до самого дембеля, провались ты – железяка чертова. Больше не буду я до потери пульса гонять по лежнёвке и зимникам, а ночью трахаться с ремонтом вместо сна. Пусть теперь салабоны корячатся с тобой. Дедушка Саша будет на лесоповале «прохлаждаться», помощником вальщика. Ночью всяко валить лес не заставят.
Надо бы ещё зайти в столовую, может, пожрать дадут. В окошке раздачи мне плеснули жидких щей. Я подошёл к хлеборезке, которой заведовал Цыпа.
– Привет, – говорю, – Дай, пожалуйста, хлеба, только с Софпорога приехал.
Последовал вполне закономерный и типичный для армии ответ:
– А меня не ебёт! Я все порции на роту выдал, надо с ротой было приходить.
– Но я же только что приехал с командировки.
– А меня не ебёт! Надо было в Софпороге обедать.
Бесполезно. Я не стал спорить и пошёл к своей миске на столе. Ладно, похлебаю баланду впустую.
И тут сзади:
– Эй!
Обернулся.
– На!
И он швырнул мне небрежно на прилавок раздаточного окна два куска черняжки с таким видом, словно полцарства бросил к мои ногам.
– Так уж и быть – бери, задавись, доходяга. И помни, блин, мою доброту.
Мне в душу словно горькой желчи плеснули! Ну да ладно, голод не тётка. Но запомню. Вообще я не злопамятный. Просто злой, и память хорошая (с).
– Спасибо, Цыпа, – говорю надтреснувшим голосом, – не забуду.
И не забыли ему солдаты! На дембель набили таки хлеборезу морду за подобные дела.
После ужина меня увидел наш старшина.
– Привет! Ты привёз насос для котельной?
– Ну.
– Хрен гну! Надо было сразу же мне доложить, уже бы ставить начали. В казармах холоднее, чем на улице! Беги в котельную, предупреди кочегаров, а я пойду в гараж, насчёт насоса распоряжусь.
Интересно, если котельная не работает неделю, чего там кочегары делают? Но старшина сказал, что к ним идти туда.
В котельной, разумеется, никого не было. Я на всякий случай осторожно, чтобы не обморозить лёгкие, крикнул:
– Эй, мазуты, есть кто живой?
Вдруг послышались странные звуки, словно кто-то отдраивал рубочный люк подводной лодки. Наконец, дверь топки отворилась и я с изумлением услышал оттуда голос кочегара:
