Тысяча благодарностей, Дживс - Вудхаус Пэлем Грэнвил (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
- Миссис Мак-Коркадейл сказала моей тете, что вы пытались продать эту книгу ей.
Он рассердился еще больше. У него был такой вид, словно он вынужден выслушивать безмозглого невежу, который, сколько его ни вразумляй, все равно будет талдычить свое.
- Речь не шла о продаже. В контракте ставилось бы условие, что Мак-Коркадейл обязуется возвратить книгу, после того как ею воспользуется. Я собирался дать ей книгу только на время, чтобы она сделала фотокопии со страниц, относящихся к молодому Уиншипу. Но сделка не состоялась. Мак-Коркадейл не заинтересовало мое предложение. К счастью, у меня есть другие рынки сбыта. На такой товар покупатели всегда найдутся. Но почему это вас так интересует, старина? Вам-то какое дело?
- Я друг Медяка Уиншипа.
- Да я и сам хорошо к нему отношусь. Он всегда казался мне симпатичным малым. Правда, размер у него не тот.
- Размер не тот? - удивился я.
- Я не мог носить его рубашки. Но я не виню его. Ведь размеры не выбирают. Только не думайте, что я злопамятен и хочу поквитаться за какую-то обиду, причиненную мне в его доме. Мы хорошо с ним ладили. Он мне нравился, и, не будь мой личный расчет связан с исходом выборов, я бы спокойно отнесся к его победе. Но прибыль - дело святое. Все обдумав, я крупно поставил на Мак-Коркадейл и должен защищать свои капиталовложения, старина. Я руководствуюсь здравым смыслом и только.
Он замолчал, очевидно, ожидая бурных аплодисментов в награду за свое благоразумие. Но я как воды в рот набрал, и он продолжил:
- Вустер, старина, если хотите преуспеть в этом мире, не упускайте возможностей. Я, например, какая бы ситуация не возникла, спрашиваю себя: "Чем я могу тут поживиться? Как, - спрашиваю я себя, - извлечь отсюда пользу для Руперта Бингли?" - и только в редких случаях не нахожу ответа. В этот раз даже думать не надо было. Вот молодой Уиншип, пытающийся попасть в парламент, вот выигрыш в двести фунтов в случае его поражения, и вот клубная книга, содержащая информацию, которая обеспечит его поражение. Я сразу понял: тут деньги сами в руки плывут. Оставалось только раздобыть книгу, и вскоре я придумал, как это сделать. Не знаю, обратили ли вы внимание, что в тот день, когда мы встретились в "Подручном Ганимеда", я был с большим портфелем. И я сказал, что мне нужно зайти к секретарю по одному делу. Книга и была этим делом. И мне даже не пришлось изобретать хитроумного маневра, чтобы скрыть свои действия от секретаря: я знал, что в это время он уходит обедать. Так что я прокрался в кабинет, украдкой сунул книгу в портфель и выкрался обратно. Никто не видел, как я вошел. Никто не видел, как я вышел. Проделать все это было не сложней, чем отнять леденец у ребенка.
Есть рассказы, которые способны вызвать у тонкой натуры ужас, гадливость, омерзение и отвращение. Я имею в виду не такие анекдоты, как тот, что рассказал мне Китекэт Поттер-Перебрайт в "Клубе шалопаев", а чудовищные саморазоблачения вроде того, что я сейчас выслушал. Не будет преувеличением сказать, что я чувствовал себя так, словно душа Вустера забрызгана грязью из-под колес проезжавшего автомобиля. И еще я чувствовал, что продолжать эту тошнотворную беседу нет резона. Первоначально у меня была мысль обратить его внимание на то, что книгу может прочитать тетя Агата и что в этом случае меня ожидает беспросветная участь, но понял, что это было бы бессмысленно или немыслимо. Этот человек неспособен к сочувствию и милосердию, он просто поднял бы меня на смех. Теперь я был совершенно уверен, что он убил своего дядю и подделал завещание. Такому человеку это раз плюнуть.
Поэтому я повернулся к двери, но не успел я дойти до нее, как Бингли окликнул меня и спросил, привез ли я с собою к тете Далии Реджи Дживса. Я дал утвердительный ответ, и он сказал, что хотел бы повидать старину Реджи.
- Какой он киса! - весело сказал Бингли.
Эпитет показался мне странным, но, подумав и решив, что его надо понимать как комплимент и дань уважения многочисленным достоинствам Дживса, я согласился, что Дживс - киса в полном смысле слова.
- Будете уходить, скажите Бастеблу: если придет Реджи, пусть посылает его наверх. Но больше никого не принимать.
- Ладно.
- Хороший малый Бастебл. Он делает ставки для меня. Да, кстати. Вы послушались моего совета, поставили на маркетснодсберийских скачках на мамашу Мак-Коркадейл? Нет? Вустер, старина, непременно поставьте - не пожалеете. Это все равно что найти деньги на улице.
Я ехал обратно с тяжелым сердцем. Я уже описывал, в какой тоске-кручине я приближался после утреннего богослужения к двери кабинета Арнольда Эбни в пору моего пребывания, выражаясь по-латыни, in statli pupillari [На положении воспитуемых (лат.)], и так же полон дурных предчувствий я был теперь, когда мне предстояло держать ответ перед старой прародительницей за невыполненное поручение. Я не думал, что она наградит меня шестью ударами тростью, как делал в свое время А. Эбни, но она, безусловно, не преминет выразить мне свое "фэ". В большинстве своем тетушки похожи на Наполеона, если я его с кем-то не путаю: они требуют, чтобы их приказания исполнялись без проволочек, и не желают слушать никаких оправданий.
Так все и вышло. Пообедав в закусочной, чтобы по возможности отдалить встречу с тетушкой, я возвратился в старое поместье и, представ перед ней, доложил обстановку. На мою беду, она в это время как раз читала Рекса Стаута в твердом переплете. Метко брошенная натренированной рукой книга задела краем обложки за кончик моего носа, так что я даже зажмурился.
- Мне следовало знать, что ты все испортишь, - сказала она загробным голосом.
- Я не виноват, пожилая родственница, - сказал я. - Я сделал все возможное. На моем месте, - добавил я, - никто не добился бы большего.
Я думал, что на том дело и кончится, но не тут-то было. Обычно такая аргументация действовала на собеседника умиротворяюще, но на этот раз вышла осечка. Тетка фыркнула. Ее фырканье не похоже на хмыканье-фырканье мамаши Мак-Коркадейл, оно скорее напоминает взрыв на складе боеприпасов, и от него бросает в дрожь даже бывалых людей.
- Что значит, ты сделал все возможное? По-моему, ты вообще ничего не сделал. Ты пригрозил ему арестом?
- Нет, не пригрозил.
- Ты взял его за жабры, как селедку?
Я согласился, что эта идея не приходила мне в голову.
- То есть ты абсолютно ничего не сделал, - сказала она, и, поразмыслив, я присоединился к ее мнению. Как ни странно, в подобных оплошностях не отдаешь себе отчета сразу. Только сейчас я осознал, что практически ничем не ответил на разглагольствования Бингли. Да будь я хоть упоминавшимся уже здесь глухим аспидом, мой вклад в разговор вряд ли мог быть меньшим.
Тетя Далия встала с шезлонга. Она не скрывала досады. Со временем обила, конечно, уляжется, и тетушка снова будет любить своего Бертрама, но сейчас приходилось мириться с охлаждением в наших отношениях. Она мрачно сказала:
- Делать нечего, пойду сама.
- Вы собираетесь идти к Бингли?
- Да, я собираюсь идти к Бингли, и я собираюсь поговорить с ним. И если потребуется - взять его за жабры...
- Как селедку?
- Да, как селедку, - сказала она со спокойной уверенностью, точно с пеленок только тем и занималась, что брала селедок за жабры. - Вперед, на Ормонд-креснт, 5!
События в Маркет-Снодсбери и его окрестностях так глубоко затронули мое сознание, что только через десять минут после ухода тети Далии я спохватился насчет Бастебла и пожалел, что не предупредил ее. Этот ревностный слуга Руперта Бингли получил указание никого не пускать к высокой особе, и у меня не было оснований полагать, что он пренебрежет служебным долгом ради старой прародительницы. Он не будет применять физическую силу - да это было бы и неразумно по отношению к спортсменке, - он просто не скажет ей: "Соблаговолите пройти, сударыня" и таким образом вышвырнет ее, по выражению мамаши Мак-Коркадейл, поганой метлой. Я предвидел, что она возвратится через четверть часа, огорошенная и уничтоженная.
