Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

«Закрылки ноль». Всё. Ребята потихоньку затихают, сбрасывают с себя груз процедур взлёта. Начинается тихая рутинная работа экипажа. Неожиданно выходим из пелены облаков. Привет, Луна, привет! Лунный свет скрупулёзно разрисовывает облака, превращая их в пейзаж фантастической красоты, полной загадок. Здесь живёт сказка. Любимая сказка всех пилотов. Тех, кто пришёл в небо, поддавшись на уговоры детства. Последние годы пробежали очень быстро, слишком быстро. Очень многое изменилось в моей жизни, нашей жизни.

Путь из Кировограда до сегодняшнего рейса кажется до обидного коротким. С другой стороны, сделано многое. Выучился, стал пилотом, осуществил мечту. Женился, родил сына и лапочку-дочку. И всегда был доволен и горд своей состоятельностью. Потом произошёл перелом. Рыночные отношения, большой Аэрофлот развалился на сотни маленьких осколков, поранив ими немало душ. Странно было видеть вчерашних однокашников и коллег под флагами других компаний, других государств. Привык. Странно было видеть, что денег уже не хватает. Пришлось ужиматься, затягивать брючный ремень. Привык. Потом – развал компании, полгода безработицы с перерывами на разгрузку вагонов и строительство дач более удачливых. Статус новичка в другой компании. Весь путь, когда-то уже раз пройдённый, предстояло штурмовать ещё раз.

Передаю штурвал второму. Лёшке. Я его выпестовал, сделал из него КВСа. Я уйду – он займёт моё место слева. Я уйду и буду за него спокоен. Я завидую Лёшке белой завистью. Он молод, живёт с родителями. Отец – профессор, известный в прошлом дипломат. Лёшке не надо денег, его ещё не интересует соцпакет. Ему нужен только штурвал и небо. Моё небо, которым я с ним охотно делился.

«Заняли 10600». Точкой-тире пропел знакомый маяк.

Однажды на эстафете в Хитроу сидел, глядя на донышко опустевшей чашки кофе. Причудливые картинки. По ним как-то гадают. Интересно. Может быть, вот этот великан – это я? А может, нет, может наоборот, я – это вот эта закорючка, спрятавшаяся под листом экзотического растения? Или эта птица, держащая в клюве конверт? А что в конверте? Кто знает, кто знает. Жена на девятом месяце. Нужно найти где-то нормальную стиралку. Где? Боковым зрением улавливаю господина в белом костюме. Стоит и рассматривает меня. Блин, господин, что надо тебе? Господин не уходит. Приближается. Подсаживается. Ну что тебе надо? Не звал я тебя.

– Володька, Чирок!

Всматриваюсь в лицо господина. Что-то удивительно знакомое. «Чирок» – так меня звали в училище после небольшого скандала, учинённого мною старенькой «Аннушке». [150]

– Володька, не узнаёшь?

Вижу лёгкое разочарование на лице собеседника. Но эта улыбка, эта улыбка, она кажется такой близкой и доброй.

– Валька?

Да, этой был мой однокашник Валька Бодров. Мы вместе с ним заканчивали, вместе попали в Норильск, жили в одной холостяцкой общаге авиаотряда. К счастью (или к несчастью?) мой вылет отложили по метео. Мы долго сидели с Валькой. Он закончил свою лётную карьеру там же, в Норильске, налетав 1000 часов. Перестройку встретил во всеоружии. Бился, бился, сегодня – бизнесмен. Хозяин недвижимости по всему миру.

– Ну, я рассказал. Теперь ты!

«Да, на фоне Валькиных успехов мне и рот открывать стыдно» – мелькнуло в голове. Начал рассказывать про жену, про наследника, про работу. Валька как-то стих, подпёр голову руками, глядя куда то в недра английского тумана.

Потом мы обменялись телефонами и, постояв обнявшись, разбежались. Я – к своим, наконец-то дали погоду, Валька – к своим.

Стук. Людка, бортпроводница, картинно отвешивает поклон, подавая подносик с кофе. Благодарю её, оглядываю ребятишек. Лёшка уставился на Луну, о чём-то думает, шевеля губами. Бортач Мишанька включил свою «люстру», [151] что-то пишет. Штурманец занят шахматными задачами. Пойду, пройдусь. Я обожал иногда выйти вот так, на эшелоне, в салон.

Мне нравились взгляды пассажиров, особенно пацанов, скользящие по моей форме, глядящие с восторгом и завистью. Бывало, выбирал себе парнишку побойчее и вёл его к нам в кабину. Нет-нет, в кресло я его не сажал (хоть катастрофа под Междуреченском ещё не произошла). Я показывал, рассказывал. Мне нравилось заражать молоденькие души небом, штурвалом. Я представлял себе радость этого мальца, сбивчиво рассказывающего соседским детишкам, как он «вёл» самолёт. В глазах этого мальчонки я чувствовал себя героем, пусть на минуту, но героем. Мне нравилось перегнувшись над пассажирами сосредоточенно глянуть в иллюминатор на крыло, а потом, удаляясь непринуждённо подмигнуть им. Сейчас ночь, света в салоне нет. Люди спят. Люди спокойны, они мне доверяют. Люди – в надёжных руках.

Через пару недель после встречи в Хитроу Валька позвонил (я, честно говоря, и не ждал). «Есть разговор» – крикнул он в трубку. Встретились. Я возвращался домой оглушённым. Валька предложил работать с ним. Валька предложил условия, о которых я и не мечтал. Валька предложил «приземлиться». В ту же секунду я ответил «Да». И по сию секунду я думаю и думаю об этом. Что ж, одна из серий жизни позади. Я обретаю утраченные уважение, финансовую независимость, покой. Но я теряю небо. Я опустошён. Говорят, время лечит всё. Говорят, через полгода будешь ухмыляться, вспомнив сегодняшнее состояние. Говорят. Все говорят.

Облака постепенно исчезли, подо мной огни России. Люблю летать над Россией. Любил летать над Россией. Там, в Европе понатыкано городов-деревенек, связанных линейками-шоссе. Там 20-й век вовсю вращает свои технологические жернова. Тут, в России всё первозданно. Хорошо это или плохо, но мне так нравится больше. Вот Волга, скоро снижаться. Глубоко вдыхаю. Чтобы запомнить. Буду прощаться. Буду прощаться и мечтать о небе, как тогда, в детстве.

7ОПЭСК     Кот и повар

То, что коты (кошки) могут возвращаться в родные места и за сотни километров, слышали, наверное, многие, я и сам в такое верю. Но то, что предлагаю, вызывает только удивление и восхищение. История прошлого года – по телевидению в каких-то новостях показывали.

Часть перебазировалась за сотни километров (если ничего не путаю, из бывшей южной республики СССР). У одного Прапорщика (имя не помню, поэтому буду писать с большой буквы) с армянской фамилией был обыкновенный кот – голубых кровей помоечник (в смысле прямых и дальних родственников, а не поведения). Нет, скорее, Кот, так как хотя и домашний, а по кошкам шлялся. И случилось же такое, что перебазирование части совпало с очередным загулом Кота. Как не искало хвостатого семейство, как не звало – никто на «кис-кис» не откликнулся (налицо самовольное оставление части, а под подозрением и дезертирство), и пришлось, утирая сопли и слёзы детям, грузиться в эшелон и убывать в скорби и печали. Любили Кота в семье сильно, и не только дети, хотя часто из-за желания потискать пушистую зверюгу приходилось чилдренам ходить в царапинах (ну не любил Кот панибратства). Грустили по пропавшему искренне, и часто бывало, что родители, мягко забирая у детей фотоальбом с фотографиями Кота на фоне семейства, сами украдкой подолгу их рассматривали молча на кухне. Друзья-сослуживцы это всё знали и сочувствовали.

А почти через два года, в части на разводе появился грязный, измождённый кот, который пристально рассматривал строй. Все попытки помощника дежурного прогнать кот игнорировал, устало обегая дежурную службу; упорно всматривался в лица стоявших в строю, ища кого-то.

Один из офицеров, стоявших в первой шеренге, наблюдая вместе со всеми за цирковой репризой «Кот и Служба», в стиле «а ля Куклачёв», вдруг задумчиво произнёс: «Парни, а не Прапорщика ли это Кот?» Кто-то рядом ответил: «Да ну, столько времени прошло. Да как найти нас мог – по почтовому адресу?! Бред!», но за Прапорщиком послали.

Прапорщик дежурил по столовой; услышав гонца, подумал, что это розыгрыш, но тело уже само начало движение к дверям столовой.