Король смеха - Аверченко Аркадий Тимофеевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
– Вот-те и поборолся со спекуляцией, – вздохнул Охлопьев.
– Ловко, – крякнул кто-то с некоторой даже как будто завистью.
– Именно что не ловко, раз попался.
– Внимание, господа! – продолжал Голендухин. – Я предлагаю пригвоздить поступок Гадюкина к позорным столбцам какой-нибудь видной влиятельной газеты, а самого его в нашей среде предать… этому самому…
– Чему?
– Ну этому… Как его… остро… остра…
– Остракизму? – подсказал Охлопьев.
– Во-во! Самому острому кизму.
– Чему?
– Кизму. И самому острейшему.
– Позвольте: что такое кизм?
– Я хотел сказать – изгнание! Долой спекулянтов!
Встал Охлопьев:
– Господа! Конечно, мы должны бичевать спекулянтов, откуда бы они ни появлялись… Но вместе с тем мы должны и отдавать дань уважения тем коммерсантам, которые среди этого повального грабежа и разгильдяйства сохранили «душу живу». Я предлагаю послать приветствие оптовому торговцу Чунину, который, получив из заграницы большую партию сгущенного молока, продает его по 1100 р., в то время когда другие оптовики продают по 1500, и это при том условии, что сгущенное молоко еще подымется в цене!!
– А где он живет? – задумчиво спросил Бабкин.
– А вам зачем?
– Да так, зашел бы… поблагодарить. Отдать ему дань восхищения…
– Он живет: Соборная, 53, но дело не в этом…
Встал с места Турпачев:
– Предлагаю перерыв или вообще даже… Закрыть собрание…
– Почему?
– Да жарко… И вообще… Закрыть лучше. До завтра.
– Да! – сказали Грибов, Абрамович и Назанский. – Мы присоединяемся. Закрыть.
Большинством голосов постановили: закрыть.
У ворот дома Соборная, 53 столкнулись трое: Абрамович, Бабкин и Грибов.
– Вы чего тут?!
– А вы?
– Да хочу зайти просто… От имени общества принести благодарность Чунину, этому благородному пионеру, который на фоне всеобщего грабежа, сияя ярким светом…
– Бросьте. Все равно опоздали!
– Как… опоздал?
– Свинья этот Голендухин. А еще председатель! Инициатор…
– Неужели все скупил?
– До последней баночки. А? По 1100… А я-то и пообедать не успел, и извозчика гнал.
– Возмутительно!! В эти дни, когда общественность должна бороться… Где он сейчас?
– Только что за угол завернул. Еще догоните.
Из ворот вышел Турпачев:
– Господа! Я предлагаю не оставлять безнаказанным этого возмутительного проступка представителя общественности, в то время, когда наша Родина корчится в муках, когда уже брезжит слабый свет новой прекрасной России…
– Слушайте, Турпачев… А он по 1300 не уступил бы?
– Какое! Я по 1400 предлагал – смеется! Если мы, господа, обернем свои взоры к Англии…
Но никто уже не оборачивал своих взоров к Англии. Стояли, убитые.
Торговый дом «Петя Козырьков»
Мы уже стали забывать о тех трудностях, с которыми сопряжено добывание денег «до послезавтра».
В свое время – до революции, которая поставила все вверх ногами, – это было самое трудное, требующее большой сноровки искусство.
Подходил один знакомый к другому и, краснея и запинаясь, и желая провалиться сквозь землю, тихим, умирающим голосом спрашивал:
– Не можете ли вы одолжить мне пятьдесят рублей на две недели?
– Знаете что? – находчиво возражал капиталист. – Я лучше одолжу вам два рубля на пятьдесят недель.
Иногда ловили на ошеломляющей неожиданности:
– Послушай, – запыхавшись, подлетал один к другому, – нет ли у тебя двугривенного с дырочкой?
– Н-нет… – растерянно бормотал спрашиваемый. – В… вот – без дырочки есть.
– Ну черт с тобой, все равно, давай без дырочки! – И, выхватив у сбитого с толку простака серебряный двугривенный, исчезал с ним.
Были случаи и явно безнадежные:
– Что это у вас?.. Новая сторублевка? Вы знаете, моя жена еще таких не видела. Дайте, снесу покажу ей… Да вы не бойтесь – верну. Дня через три-четыре встретимся, и верну.
А вот случай, чрезвычайно умилительный по своей беспочвенности:
– Что это вы все в землю смотрите?
– А? Полтинник ищу.
– Обронили, что ли?
– Я? Нет. Но я думаю, может, кто другой обронил.
Ах, с каким трудом раньше давали взаймы. По свидетельству старинных летописцев (да позволено нам будет выразиться по-церковнославянски), это было «дело великого поту»…
Должник приступал к этой несложной операции, будто к операции собственного аппендицита, дрожа, заикаясь и спотыкаясь, заимодавец – с наглостью и развязностью необычайной, неслыханной – третировал несчастного en canaille [33], задавая ему ряд глупых вопросов и одаривая его попутно ни к черту негодными советами:
– А? Что? Да! Взаймы просите. Вы что же думаете, что у меня денежный завод, что ли? Нужно жить экономнее, молодой человек, сообразуясь с вашими средствами! Если бы я еще сам печатал деньги – тогда другое дело!.. А то ведь я их не печатаю, не правда ли? Чего вы там бормочете? А? Что? Ничего не понимаю!
Фу, какое было гадкое чувство!
А теперь у нас, в России, настал подлинный золотой век:
– А, что? Просите 7 тысяч? Да какой же это счет – 7 тысяч? Не буду же я ради вас менять в лавочке десятитысячную?! Или берите целиком десятитысячную, или подите к черту.
– Очень вам благодарен… Поверьте, что я на будущей неделе… сейчас же…
– Ладно, ладно, не отнимайте времени пустяками…
– Ей-богу, я как только получу от папы деньги…
– Да отстанете вы от меня или нет?.. Действительно, нашел о какой дряни разговаривать…
– Поверьте, что я никогда не забуду вашей… вашего…
– А, чтоб ты провалился! Не перестанешь приставать – выхвачу обратно бумажку и порву на кусочки!
– Однако… Такое одолжение… Так выручили…
Сразу видно, что это старозаветный, допотопный должник.
Новый возьмет и даже не почешется.
А если вся требуемая сумма – тысяча или две – так он это сделает мимоходом, будто, летя по своим делам, на чужой сапог сплюнул.
– Сколько стоят папиросы? Две тысячи? Сеня! Заплати, у меня нет мелких. Как-нибудь сочтемся, а не сочтемся – так тоже неважно!
И Сеня платит, и Сеня смеется, распялив рот, не менее весело, чем жизнерадостный курильщик.
Позвольте рассказать об операции, которую любой из читателей может проделать в любой день недели и которая тем не менее несет благосостояние на всю остальную жизнь…
Один ушибленный жизнью молодой человек, по имени Петя Козырьков, не имея ни гроша в кармане, лежал в своей убогой комнате на кровати и слушал через перегородку, как его честила квартирная хозяйка:
– И черт его знает, что это за человек? Другие, как люди: спекулируют, хлопочут, торгуют, миллионы в месяц зарабатывают, а этот!.. И знакомства есть всякие, и все… а черт его знает, какой неудалый! Слушайте, вы! Еще месяц я вас держу и кормлю, потому я вашу покойную маму знала, а через месяц со всеми бебехами вон к чертям свинячим! Вот мое такое благородное, честное слово…
А надо сказать, Петя не зря лежал: он дни и ночи обдумывал один проект.
Теперь же, услышав ультиматум, дарующий ему совершенно точно один месяц обеспеченной пищей и кровом жизни, Петя взвился на дыбы, как молодой конь, и, неся в уме уже выкристаллизованное решение, помчался на Нахимовский проспект.
Известно, что Нахимовский проспект – это все равно что Невский проспект: нет такого человека, который два-три раза в день не прошелся бы по нем.
И вот на этом свойстве Нахимовского построил Петя свою грандиозную задачу: стал у окна гастрономического магазина Ичаджика и Кефели, небрежно опершись о медный прут у витрины, и стал ждать…
Ровно через три минуты прошел первый знакомый…
– Афанасий Иванович! Сколько лет, сколько зим… Голубчик! У меня к вам просьба: дайте десять тысяч. Не захватил с собой бумажника, а нужно свечей купить.
