Архангельские новеллы - Шергин Борис Викторович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
— Эй ты, Осетрина! Стара ты, корзина. Кой кур в подполье загнела'сь? Не хошь перед смертью на лоно природы выехать... Мутной ты воды боиссе?! Выходи битьсе, я тебе рожу-ту на спину заворочу!.. Только счас на квартеру сбегаю...
Побежал Ерш да и попал в невод... Пошли Ершовы телеса в медной котел, а Ершова душа в вечную муку.
ЛИСА-ИСПОВЕДНИЦА
Зело умилительно!
Шла лисица из-за девяти пустынь. Не пила и не ела, тошнехонько есть захотела. Увидала петуха на древе высоком, взвела на него ясным оком и рекла таковы словеса:
Гой еси, возлюбленное мое чадо, петел! Сидишь ты на высоком месте и держишь на уме недоброе.
...Ох, петухи: живете вы на миру бесстрашно, любите жен помногу — кто десять, кто двадцать, кто тридцать!.. Где вместе сойдетесь — там из-за своих жен и деретесь... А я-то, постница и молитвенница, иду ныне из дальних пустынь. Не пила и не ела, много труда претерпела, все тебя, мое чадо, исповедать хотела! Сойди, чадо, на земельку да покайся.
ПЕТУХ
— Ох, мати духовная, я еще не постился и не молился, придите в иное время.
ЛИСА
— Золотые твои словеса, возлюбленное чадо! Надобно нам поститься и молиться. Токмо я, духовная ваша мати, не могу на всяк час здесь пребывати. А в иное время, кто тя покает?
ПЕТУХ
— О, мати духовная, лисица! Сахарны твои уста, ласковы словеса, льстивый твой язык... Боюсь я тебя. Как да в молодых годах съеден буду от тебя напрасно.
ЛИСА
— Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илия— потерплю же и я... Не горазды речи выговариваешь, чадо духовное! За гордость будешь погублен, аки фараон. Фараон-от возгордился, в море утопился, а мы возгордимся — куда годимся?! Последнее время близко, концы к концам приходят... Сойди, чадо духовное, пониже, будешь ко спасению поближе, прощен и разрешен и во царство небесное допущен!
Петух умилился и прослезился. Стал спускаться с ветки на ветку, с сучка на сучок, с пенька на пенек. Сел перед лисицей:
— Благослови, мати духовная...
— Ух! — взвилась лисица, как ястреб-птица, скрипит острыми зубами, зрит свирепыми глазами. Крылышки, перышки на стороны расклала: — Я те благословлю!.. Что, попался, вор-разбойник?!
ПЕТУХ
— Ох, о-о-ох, мати духовная!.. Так-то ты меня спасаешь,жития меня решаешь,цветное мое платье рвешь?!
ЛИСА
— Плюю я на твое цветное платье, а плачу тебе давнишнюю обиду! Помнишь ли, вор-бездельник, шла я, постница и молитвенница, приворотила к мужику, хотела малого куренка съесть. А ты, пасть худая, ногами затопал, крыльями захлопал, запел, заревел истошним гласом... Куры заговорили, гуси загоготали, собаки залаяли, кони заржали, коровы замычали, прибежали мужики с топорами, бабы с помелами, меня, постницу и молитвенницу, из-за малого куренка чуть живота не лишили! Не быть тебе, вору, живу!
ПЕТУХ
— О-ох, мати моя лисица! Того ты не слыхала, как вчерашнего числа звали меня, петуха, к римскому папе во дьяки. Выхваляли всем собором — хорош-де будет петух в певчих, по солям петь знает и партес понимает... Знаешь ли, мати Лисица, выхлопочу я тебя во просвирни, будешь печь пироги да шаньги, блины да оладьи с яичком да с масличном, в посты с медами да с патокой.
Лисица распустила слюни, развесила уши, расслабила когти... Ах! Взвился петух, взлетел на высокое древо, ногами затопал, крылами захлопал, запел, завопил велиим гласом:
— Сударыня Лисица — до свиданья! Велик ли у тебя, мати, доход?! Мягки ли пироги, сладки ли меды?. Да тебе ли, погана твари'на, калачи есть?! Не сломать бы тебе, стерва, на сахаре зубы!..
Ушла лиса в лес, подальше от сих мест. Сутки под колодой лежала, плакала, рыдала.
— В каких делах ни бывала, а экого сраму не примала!..
ВОРОНА
Ехал дядя yа коне в синем зипуне. Шапка рыжа, борода каракулева. Дорога худа, гора крута, телега немазана. Ехал-поехал, до бору доехал. На бору стоит семь берез, девята сосна. На той сосне кокушица-горюшица гнездо свила и детей вывела.
Откуди взялась неведома нтича—серые бока, черной хвост, долгой нос, глази по ложке, как у сердитой кошки. Гнездо разорила и детей погубила.
Пошла кокушича, пошла горюшича с жалобой к воеводе Лебедю, к Гусю председателю, к Коршуну советнику, к Тетереву писарю, к Куропатю лысому, и к Зуйку морскому — старосте мирскому.
Собрались все судьи и начальники — воевода Лебедь, Гусь председатель, Коршун советник, Тетерев писарь, Куропать лысый, Зуй морской — староста мирской и уездные судьи — Сыч и Сова, Орел и Скопа, Воробей — десятник, Синичка рассыльный. Стали судить и рядить, что за птица на белом свете — серые бока, черной хвост, долгой нос, глаза как у кошки?.. И добрались, что Ворона!..
И присудили Ворону наказать. Повесили кверху ногами и начали секчи ви'чей. И ворона взмолилася:
— Кар-р-каратаите, мое тело таратаите, никаких свидетелей не спрошаете!
— Кто твой свидетель?
— Воробей!
— Знам твоего свидетеля Воробья, ябедника, кляветника, потаковщика. Крестьянин поставит нову избу, — воробей прилетит, дыр навертит, крестьянин избу затопляет, тепло запасает, а воробей тепло на улицу выпускает. Неправильного свидетеля сказала Ворона.
И Ворону наказывают пуще того. И Ворона заревела:
— Кр-р-ркаратаите, неправильно поступаете, свидетелей не спрошаете!
— Кто твой свидетель?
— Сорока!
— Знам твою Сороку, ябедничу, кляветничу и потаковщичу. Стоит в роще липа, годится на божой лик, липа и на коностас, липа и на чашку, липа и на ложку, и на стул, и на стол, и на поварешку. Сорока прилетит, в липе дыр навертит, дожь пошол, липа изгнила, не годится липа, ни на стул, ни на стол, ни на чашку, ни на ложку, ни на поварешку теперь из этой липы не сделать и лопаты.
...Опять неправильного свидетеля сказала Ворона. И пуще того ворону стегают. Опять Ворона взмолилась:
— У меня есть свидетель — де'тель!
— Знам твоего свидетеля, дятеля, ябедника, кляветника, потаковщика! Крестьянин загородит огород; а дятел прилетел, жердь передолбил, и две передолбил, и три передолбил: дождь пошел, ограда расселась и развалилась: крестьянин скот на улицу выпускает, а дятел в поле пропускает.
И Ворону наказали и развязали. Ворона крылышки разбросала, лапочки раскидала...
— Из-за Кокушичи, из-за горюшичи, из-за ябедничи я, Ворона праведнича, пеповинно страдаю! Я ничем крестьянина не обиждаю, по утру рано на гумно вылетаю, лапочками разгребаю, крылышками подметаю, — там себе пищу добываю! А ваша Кокушича, ябеднича она и клеветнича! Крестьянин нажнет сноп, ваша Кокушича прилетит, сноп развертит, под ноги разбросает.
И судьи Воронины слова похвалили. Под крылышки подхватили. На высокий стул посадили. А Кукушичу, горюшичу прогнали в темный лес. Она теперь там проживает, своего гнезда не знает.
ШИШ МОСКОВСКИЙ
Эпизоды
Жили в соседях Шиш Московской да купец.
Шиш от роду го'лой, у его двор полой, скота не было, и запирать некого. Изба большая — на первом венце порог, на втором — потолок, окна и двери буравчиком провернуты. Сидеть в избы нельзя, да глядеть на ей гоже! Шиш в эдако окошечко глаз впялит да и любуется.
