Мух уйма (Художества). Не хлебом единым (Меню-коллаж) - Бахчанян Вагрич (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

– Нет, – сказал критик, – больше не упаду!

Но когда он вышел на улицу, то опять поскользнулся, упал и расшиб себе подбородок.

– Паршивая гололедица! – закричал критик и опять побежал в аптеку.

– Ну вот видите, – сказал аптекарь. – Вот вы опять упали.

– Нет! – закричал критик. – Ничего и слышать не хочу! Давайте скорее пластырь!

Аптекарь дал пластырь, критик заклеил себе подбородок и побежал домой.

А дома его не узнали и не пустили в квартиру.

– Я критик Завалишин! – кричал критик.

– Рассказывай! – отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и цепочку.

Критик Завалишин постоял на лестнице, плюнул и пошел на улицу.

Ростроповичпадает из-за кулис на сцену и смирно лежит.

Шостакович (выходит, спотыкается об Ростроповича и падает). Вот черт! Никак об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Шостаковича и пада ет.) Никак об Шостаковича спотыкнулся!

Шостакович (поднимаясь). Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Никак опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Вот мерзопакость! Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Вот черт! Опять об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Шостаковича и падает.) Опять об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! Истинно, что черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимается). Мерзопакость! (Идет, спотыкает ся об Шостаковича и падает.) Об Шостаковича!

Шостакович (поднимаясь). Вот черт! (Идет, спотыкается об Ростроповича и падает за кулисы.) Об Ростроповича!

Ростропович (поднимаясь). Мерзопакость! (Уходит за кулисы.)

За сценой слышен голос Ростроповича: «Об Шостаковича!»

Занавес.

ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛИСЬ

АЛЕКСАНДР ИСАЕВИЧ И ИВАН ДЕНИСОВИЧ

Славная бекеша у Александра Исаевича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю бог знает что, если у кого-либо найдутся такие! Взгляните, ради бога, на них, – особенно если он станет с кем-нибудь говорить, – взгляните сбоку: что это за объедение! Описать нельзя: бархат! серебро! огонь! Господи боже мой! Николай Чудотворец, угодник божий! отчего же у меня нет такой бекеши! Он сшил ее тогда еще, когда Наталия Дмитриевна не ездила в Нью-Йорк. Вы знаете Наталию Дмитриевну? Та самая, что откусила ухо у Чалидзе.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Какой у него дом в Кавендише! Вокруг него со всех сторон навес на дубовых столбах, под навесом везде скамейки. Александр Исаевич, когда сделается слишком жарко, скинет с себя и бекешу и исподнее, сам останется в одной рубашке и отдыхает под навесом и глядит, что делается во дворе и на улице. Какие у него яблони и груши под самыми окнами! Отворите только окно – так ветви и врываются в комнату. Это все перед домом; а посмотрели бы, что у него в саду! Чего там нет! Сливы, вишни, черешни, огородина всякая, подсолнечники, огурцы, дыни, стручья, даже гумно и кузница.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Он очень любит дыни. Это его любимое кушанье. Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Иловайской принести две дыни. И уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Иловайской принести чернильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: «Сия дыня съедена такого-то числа». Если при этом был какой-нибудь гость, то: «Участвовал такой-то».

Покойный судья кавендишский всегда любовался, глядя на дом Александра Исаевича. Да, домишко очень недурен. Мне нравится, что к нему со всех сторон пристроены сени и сенички, так что если взглянуть на него издали, то видны одни только крыши, посаженные одна на другую, что весьма походит на тарелку, наполненную блинами, а еще лучше на губки, нарастающие на дереве. Впрочем, крыши все крыты очеретом; ива, дуб и две яблони облокотились на них своими раскидистыми ветвями. Промеж дерев мелькают и выбегают даже на улицу небольшие окошки с резными выбеленными ставнями.

Прекрасный человек Александр Исаевич! Его знает и генерал нью-йоркский! Петро Григорьевич Григоренко, когда едет из Квинса, то всегда заезжает к нему. А протопоп отец Дудко, что живет в Ховрино, когда соберется у него человек пяток гостей, всегда говорит, что он никого не знает, кто бы так исполнял долг христианский и умел жить, как Александр Исаевич.

Боже, как летит время! Уже тогда прошло более десяти лет, как он овдовел. Детей у него не было. У Иловайской есть дети и бегают часто по двору. Александр Исаевич всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу. Иловайская у него носит ключи от комор и погребов; от большого же сундука, что стоит в его спальне, и от средней коморы ключ Александр Исаевич держит у себя и не любит никого туда пускать. Иловайская – девка здоровая, ходит в запаске, с свежими икрами и щеками.

А какой богомольный человек Александр Исаевич! Каждый воскресный день надевает он бекешу и идет в церковь. Взошедши в нее, Александр Исаевич, раскланявшись на все стороны, обыкновенно помещается на крылосе и очень хорошо подтягивает басом. Когда же окончится служба, Александр Исаевич никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и не хотел заняться таким скучным делом, если бы не побуждала его к тому природная доброта.

– Здорово, небого 2 – обыкновенно говорил он, отыскавши самую искалеченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье. – Откуда ты, бедная?

— Я, паночку, из Аляски пришла: третий день, как не пила, не ела, выгнали меня собственные дети.

– Бедная головушка, чего ж ты пришла сюда?

– А так, паночку, милостыни просить, не даст ли кто-нибудь хоть на хлеб.

– Гм! что ж, тебе разве хочется хлеба? – обыкновенно спрашивал Александр Исаевич.

– Как не хотеть! Голодна как собака.

– Гм! – отвечал обыкновенно Александр Исаевич. – Так тебе, может, и мяса хочется?

– Да все, что милость ваша даст, всем буду довольна.

– Гм! разве мясо лучше хлеба?

– Где уж голодному разбирать. Все, что пожалуете, все хорошо.

При этом старуха обыкновенно протягивала руку.

– Ну, ступай же с богом, – говорил Александр Исаевич. – Чего ж ты стоишь? ведь я тебя не бью! – и, обратившись с такими расспросами к другому, к третьему, наконец возвращается домой, или заходит выпить рюмку водки к соседу Ивану Денисовичу, или к судье, или к шерифу.

Александр Исаевич очень любит, если ему кто-нибудь сделает подарок или гостинец. Это ему очень нравится.

Очень хороший также человек Иван Денисович. Его двор возле двора Александра Исаевича. Они такие между собой приятели, каких свет не производил. Владимир Емельянович Максимов, который до сих пор еще ходит в коричневом сюртуке с голубыми рукавами и обедает по воскресным дням у «Максима», обыкновенно говорил, что Ивана Денисовича и Александра Исаевича сам черт связал веревочкой. Куда один – туда и другой плетется.

Иван Денисович никогда не был женат. Хотя поговаривали, что он женился, но это совершенная ложь. Я очень хорошо знаю Ивана Денисовича и могу сказать, что он даже не имел намерения жениться. Откуда выходят все эти сплетни? Так, как пронесли было, что Иван Денисович родился с хвостом назади. Но эта выдумка так нелепа и вместе гнусна и неприлична, что я даже не почитаю нужным опровергать пред просвещенными читателями, которым, без всякого сомнения, известно, что у одних только ведьм, и то у весьма немногих, есть назади хвост, которые, впрочем, принадлежат более к женскому полу, нежели к мужескому.