«Вселить в них дух воинственный»: дискурсивно-педагогический анализ воинских уставов - Зверев Сергей Анатольевич
Единственным интересным ответом на вопрос: «Что делает секрет в случае нападения на него неприятеля с превосходными силами?», несущим в себе отзвук прежнего гордого воинственного духа русской пехоты, является следующий: «…он защищается до последнего человека, ибо против восточных народов малейшее отступление влечет за собой гибель такового немногочисленного поста» со ссылкой на боевую практику Кавказского корпуса «при известной их храбрости, бдительности и неутомимости» [75, с. 93]. Это косвенно подтверждает факт, что боевые традиции в рассматриваемое время сохранялись только на самой беспокойной окраине Империи.
Своеобразным руководящим документом, обобщающим различные уставные требования, являлся «Наказ войскам» (1838), в книге первой, «О внутреннем управлении войск», заключавший в себе самонужнейшие обязанности должностных лиц и необходимые для организации службы справочные данные. Но обязанности офицеров от полкового до ротного командиров изложены в нем только применительно к мирному времени и строевому учению; прямо указывалось, что «батальонных и дивизионных командиров должны быть постоянными занятиями фронтовая часть» [140, кн. 1, с. 24].
«Наказ» пропитан духом подозрительной казенной слащавости, резко диссонирующей с суровыми порядками того времени, хорошо известными по мемуарам и произведениям художественной литературы; поразительна, например, следующая сентенция: «Полковой командир в особенности заботится о том, чтобы ротные и эскадронные командиры вкореняли в солдат понятие, что только вера, пламенная любовь к отечеству и беспредельное повиновение начальникам могут сделать их счастливыми» [140, кн. 1, с. 15]. Обязанности солдата в «Памятной книжке для нижних чинов», помещенной в приложении к наказу, изложены также весьма лирично, начиная с украшения суховатого петровского определения: «Солдат есть имя общее, знаменитое. Солдатом называется и первейший генерал и последний рядовой. Имя солдата носит на себе всякий тот из верноподданных государя, на могучих плечах которого лежит сладкая душе и сердцу обязанность защищать святую Веру, Царский Трон и родной край; поражать врагов иноземных, истреблять врагов внутренних и поддерживать в государстве всеобщий законами определенный порядок. Дурной сын Церкви не может быть сыном Отечества: а потому солдат должен всеми намерениями и помышлениями утвердиться в законе Божием, в святой Христовой вере и в словах царского устава. Чтобы быть хорошим солдатом немного надобно: люби Бога, Государя и Отечество; повинуйся слепо Начальству (весь показательно, что слово это употреблено с прописной, наряду с Богом и Отечеством. – С. З.); будь храбр и неустрашим в сражениях; все дела службы исполняй с охотой, с доброй волей, и все тягости, которые подчас бывают неизбежны, переноси с христианским терпением» [140, прил. I, с. 1].
Касательно последнего качества, свойственного скорее монаху, чем воину, в вышедшей в 1835 г. книге «Правда русского солдата» также давался поразительный совет, косвенно помогающий понять, что за тягости приходилось претерпевать служивым: «В военной службе должно даже часто переносить и несправедливый гнев начальника; надо совершенно смиряться духом… и слепо повиноваться установленной власти, держась справедливой русской пословицы: «Когда стерпится, так слюбится» [101, с. 66].
Подчеркнутое внимание к вере легко объяснимо: все николаевское царствование прошло под знаком религиозного пафоса, который призван был оградить умы от всевозможных шатаний и авторитетом религии освящал безгласие и слепое, нерассуждающее повиновение, которого так истово требовал от воинов «Наказ», и потом, скорее уже по привычке, солдатские памятки и воинские уставы вплоть до 1917 года. Обращает внимание и некоторое несоответствие между обязанностью поражать врагов внешних и кровожадным требованием истреблять врагов внутренних, круг которых к тому же не очерчен. Как видно, декабрьские события 1825 г. и Польское восстание 1830–1831 гг. были еще свежи в памяти Николая I.
Николаевские служивые
Суровую ясность и прагматичность уставов и наставлений XVIII в. «Наказ» подменял ура-патриотическим, шапокзакидательным по сути внушением, что «штык в руках русского солдата непобедим! Против него не устоит никакая сила неприятельская» [140, с. 11]. Движимые этими идеями солдаты Владимирского полка в Альминском сражении (1853) будут слепо, но героически стремиться дорваться до рукопашной и исполнить долг, всадив штыки «по шейку», и бесполезно гибнуть, осыпаемые штуцерными пулями неприятеля, с которыми не были знакомы даже их офицеры.
В целом, «Памятная книжка» написана довольно живо, как солдатский катехизис, изобилующий примерами подвигов на войне и в повседневной деятельности: в караулах, при тушении пожаров. Кроме того она содержит массу других сведений: от формы квитанции о приеме под начало полка или команды до правил лечения конъюнктивита; от правил соблюдения чистоты и опрятности до способов добывания воды и всего, что можно употреблять в пищу [27]; от рассуждений об особенностях физического и душевного склада народов, населяющих империю, и ценности их для военной службы до рекомендации, когда и чем кормить солдата на походе и перед сражением; от анализа климатических особенностей и характера их воздействия на солдат до мер по предупреждению эпидемий и правил оказания первой медицинской помощи.
Представляет интерес пространное и лирическое местами рассуждение о свойствах и характерах народов, населяющих Российскую империю. Про русских, например, вполне справедливо подмечено, что «они вообще трудолюбивы, довольствуются малым, и нужды их ограничены; но требуют, и весьма справедливо, чтобы заслуженное ими и им назначенное доходило до них исправно; иначе они ропщут и делаются со своей стороны упрямыми» [140, прил. V, с. 65]. Про малороссиян, – что они «не могут похвалиться такой крепостью сил как настоящие русские (курсив мой. – С. З.)», но что «будучи очень добры, они не терпят грубости и жестокости от других» и отмечается, что «ласкою из малороссиянина можно сделать все» [28] [там же]. Не менее интересны характеристики казаков, прибалтийских немцев (!), татар, черкесов, калмыков и прочих народов Азии, про которых кратко упоминается, что они (кроме татар) «хитры, лукавы и требуют большой осторожности при употреблении их на службу» [140, прил. V, с. 67].
Авторам наказа не чужды были глубокие психологические штудии, раскрывающие великую тайну «доведения солдата до возможной степени совершенства в военном деле, – преодолевать все нужды, труды и опасности для одержания победы над неприятелем» [29], которая заключается в искусстве управления его волей. Показательно, что солдат безмятежно воспринимался Начальством как малое дитя, которым просто необходимо было руководить, которого необходимо было всячески наставлять на путь истинный, конечно, как и к ребенку, применяя определенные меры принуждения, тем более что «солдаты вообще не любят начальников слабых и им не доверяют» [140, прил. V, с. 67]. Ну а поскольку известно было, что Бог «бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр. 12:6), то тут происходила смычка казенного психологизма с религиозным пафосом, санкционировавшая широкое распространение насилия, что привело к украшению титула великого монарха малопривлекательным эпитетом «Палкин». Об истинных результатах управления волей солдата в николаевское время красноречиво говорит факт подробнейшего описания в первом же приложении к «Наказу войскам» 1859 года взысканий, налагаемых на строевых командиров за побеги рекрутов и нижних чинов.
