В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Да, история Советского Союза и руководящей Коммунистической партии действительна такова. Другой партии в стране не существовало. Советское общество со времени ВЧК привыкло к тому, что деятельность органов госбезопасности осуществлялась «под мудрым руководством и контролем ЦК КПСС». Со сталинских времен органы государственной безопасности не переставали работать под непосредственным руководством одного лица в государстве — Генерального секретаря ЦК КПСС. Влияние ведомственных отделов ЦК КПСС, аппаратов ЦК республик было незначительным, касалось больше назначения и расстановки кадров.
Специфика КГБ Украинской ССР была такова, что до отмены шестой статьи Конституции все вопросы обеспечения безопасности республики мною согласовывались только с первыми секретарями ЦК КП Украины Щербицким, Ивашко. По приезде в Киев я заметил, что существовал строго установленный порядок, когда другие секретари ЦК Компартии без разрешения не могли вмешиваться в обсуждение самых простых служебных вопросов КГБ. Соответственно, мои заместители докладывали мне о своих походах в ЦК, телефонных звонках или поручениях со стороны аппарата ЦК КПУ.
О всемогущей роли КПСС в руководстве органами КГБ наглядно свидетельствует Ельцин. В бытность первым секретарем Свердловского обкома партии в его кабинете «шла спокойная беседа» с участием заместителя председателя КГБ СССР В. Пирожкова и начальника областного управления Ю. Корнилова. Последний в разговоре обмолвился, что органы государственной безопасности области «работают дружно с обкомом партии». Ельцин вспоминает: «И вдруг Пирожков рявкнул: «Генерал Корнилов, встать!» Тот вскочил, руки по швам. Я тоже в недоумении. Пирожков, чеканя каждую фразу, произнес: «Зарубите себе на носу, генерал, во всей своей деятельности вы должны не дружно работать с партийными организациями, а вы обязаны работать под их руководством, и только». Так наставлял одного из опытных и грамотных областных руководителей заместитель председателя КГБ СССР, пришедший в органы с партийной должности секретаря крайкома. Но формально он был абсолютно прав. Не думаю, что Пирожков знал слова председателя ОГПУ Менжинского, который повторял, что «у ЧК один хозяин — партия».
В повседневной деятельности я (да и коллеги моего поколения) следовал принципам, изложенным Андроповым. Он не позволял такого положения, при котором органы госбезопасности могли бы обвиняться в том, что якобы «стоят над всеми». Андропов формулировал четкие установки своим подчиненным: «Сейчас как никогда важно, чтобы наша деятельность хорошо вписывалась в конституционные основы. Иначе она будет неизбежно приходить в противоречие с объективными процессами развития общества, расширения и углубления демократии… Надо раз и навсегда отказаться от мысли, что, коль мы чекисты, значит нам можно то, чего нельзя другим. Думать так — значит совершать серьезную ошибку, наносить непоправимый вред престижу органов госбезопасности в глазах народа…»
Здесь мне хотелось бы подчеркнуть еще одну важную особенность положения КГБ союзной республики в сравнении с центральным аппаратом КГБ СССР.
Горбачев совмещал в стране власть Генерального секретаря ЦК КПСС с президентскими полномочиями. Ему докладывалась наиболее важная разведывательная и контрразведывательная информация, проводимые серьезные операции органов государственной безопасности внутри страны и за границей. Крючкову с такой субординацией было намного легче: свои действия он согласовывал в одном лице — с Президентом СССР и генсеком, получал от него санкции на проведение важнейших мероприятий, адресовал доклады по международным и внутренним проблемам. У председателя КГБ союзной республики после отмены шестой статьи Конституции СССР стала отсутствовать обязанность согласовывать с ЦК вопросы обеспечения государственной безопасности. Все переключалось на Верховный совет республики.
Я по собственной инициативе иногда продолжал направлять в адрес ЦК КПУ отдельные информационно-аналитические материалы, касающиеся осложнения политической и социальной обстановки на Украине. Я и сейчас не думаю, что допускал ошибку или нарушение установленных правил. Не знаю, как складывалась работа КГБ других союзных республик при переходе руководства партии к высшим законодательным органам, но на Украине процессы подчиненности органов госбезопасности от Политбюро ЦК КПУ к Верховному совету давались нелегко. Взаимоотношения КГБ и тогдашней украинской власти — явление очень сложное. Формально я не был обязан давать информацию в ЦК КПУ, но фактически коммунисты составляли большинство в Верховном совете. Кого же информировать, не зарождающиеся же оппозиционные партии Л. Лукьяненко или В. Черновила?
В Верховном совете не было создано элементарных служб, которые осуществляли бы постоянное взаимодействие с КГБ. Комитеты Верховного совета по вопросам обороны и безопасности только формировались, Совет безопасности страны не существовал, председатель Верховного совета Кравчук не обладал опытом решения разносторонних задач обеспечения государственной безопасности республики. Объективно он был загружен другими, не менее сложными делами государственного строительства объявившей суверенность республики. Первый секретарь ЦК КП Украины (и последний) Гуренко являлся народным депутатом СССР, в украинском парламенте возглавлял депутатскую фракцию коммунистического большинства. Согласно закону народные депутаты СССР имели полное право на получение любой информации, в том числе на свои обращения и депутатские запросы по вопросам государственной безопасности.
В заключении комиссии С. Степашина отмечалось, что особенно опасным для государства являлось то, что Комитет госбезопасности СССР функционировал в условиях фактического отсутствия правовой базы, сколько-нибудь ограничивающей его деятельность. Принятый Верховным советом СССР в мае 1991 года закон об органах госбезопасности при сохранении прежних ведомственных положений и инструкций «оставлял широкое поле вседозволенности для прежнего руководства Комитета госбезопасности».
С приходом в КГБ Бакатина с его легкой руки начала фигурировать цифра, что в КГБ действовало свыше пяти тысяч ведомственных нормативных актов. Создавалось впечатление, что чекисты работали чуть ли не в обстановке правового безбрежья. Дело обстояло далеко не таким образом. Во время работы в секретариате КГБ СССР я имел отношение к курированию правовых вопросов. Без редактирования, согласования и соответствующего визирования в юридическом отделе и в 3-м отделе секретариата в Комитете и лично мною не выпускался в свет ни один приказ или инструкция. Перед их рассылкой в органы КГБ страны моя виза была определяющей и последней. Я хорошо владел правовой базой, знал кодификацию нормативно-правовых актов в области обеспечения государственной безопасности.
Основных ведущих приказов и инструкций оперативного назначения, в частности регулирующих работу с агентурой, применение секретных оперативно-технических средств, было не более двух-трех десятков. От оперативных работников КГБ требовалось знать и строго соблюдать их положения; велась постоянная чекистская учеба и осуществлялся контроль за знаниями оперативниками основополагающих нормативных документов. Такой порядок обеспечивался во всей стране; начинающие оперативные сотрудники не допускались к агентурно-оперативной работе без проверки знаний основных правовых актов. Руководитель украинской контрразвездки в годы моей службы Г. Федяев отмечал замкнутость оперативного состава системы госбезопасности, жившего по своим «суровым правилам». Каждый шаг оперативного работника до малейших деталей регламентировался приказами Комитета Союза. Никакой самодеятельности со стороны республиканских КГБ не допускалось. Но правда, что были действительно тысячи других правовых документов — это различные постановления правительства, министерств и ведомств, касающиеся областей ведения хозяйственной деятельности, строительства, охраны труда и т. д.
В целом же положения комиссии С. Степашина, касающиеся необходимости совершенствования правового положения органов госбезопасности, были своевременными, злободневными. В частности, Государственной комиссией рекомендовалось (что было наиболее актуально) закрепить принципы строгого подчинения спецслужб соответствующим органам высшей государственной власти, исключения возможности их использования в интересах любых политических партий, организаций или национальных вождей.
