Гитлер и РСХА - Шурлов Сергей (читаем книги txt) 📗
Операция по ликвидации высшего руководства СА и других неблагонадежных чуть было не оказалась сорванной, когда в начале июня Гитлер и Рем неожиданно для всех договорились о перенесении на некоторое время окончательного решения вопроса о рейхсвере и СА. На встрече было решено отправить всех штурмовиков, а это около трех миллионов человек, в месячный отпуск с 1 июля. Отправлялся на несколько недель в отпуск по болезни и сам Рем. Военные восприняли эти новости как свою победу над СА, угроза со стороны которых была, по их мнению, ликвидирована.
Планы Гейдриха Гиммлера, Геринга и других, решивших расправиться с СА, казалось, были расстроены – находящихся в отпусках штурмовиков трудно обвинить в подготовке государственного переворота. Действовать нужно было быстро, но прежде всего следовало заручиться поддержкой канцлера.
Со стороны гестапо и СД к Гитлеру начали поступать сведения о желании буржуазных кругов Германии после смерти главы государства президента Гинденбурга посадить на его место принца Августа-Вильгельма Прусского, группенфюрера СА, являвшегося по совместительству сыном свергнутого кайзера. Ключевой фигурой здесь был фон Папен. Тот самый фон Папен, ныне вице-канцлер, а до прихода Гитлера к власти и канцлер Германии, который по своим политическим убеждениям, конечно, не был национал-социалистом, пользовался расположением Гинденбурга, испытывавшего к нему некую отцовскую привязанность. Папен был испуган масштабом происходящих в течение 1933 года изменений, разгулом штурмовиков и откровенными политическими убийствами.
В декабре 1933 года вице-канцлер на собрании в честь 150-летия основания Ганзейского клуба, на котором присутствовали многие видные представители буржуазии, выступил с речью, в которой отдал должное новой власти, но поставил под сомнение ценность отдельных ее индивидуумов. Слова Папена были встречены овацией. Это показало, насколько в буржуазной среде недовольны новыми порядками, и заставило руководителей новой Германии серьезно задуматься.
Их озабоченность вскоре переросла в сильное беспокойство, когда спустя несколько месяцев Папен выступил с новой речью уже перед гораздо более важной аудиторией на заседании Дортмундской промышленной ассоциации. Там он продолжил критиковать идеи Гитлера и планы ряда министров правительства. Обратил он внимание собравшихся и на отношение Гитлера к беспокоившим и крупных промышленников штурмовикам: «Всякий раз, когда я говорю Гитлеру о том, как опасно идти на уступки Рему, он принимается высмеивать требования лидера штурмовиков и отзывается о них как о людях, которые сбились с правильного пути и не представляют никакой угрозы для общества». Собравшиеся встретили речь аплодисментами, хотя и не такими бурными как декабрьские.
Среди приближенных Папена, и об этом прекрасно знал Гитлер, было много недовольных установившимся в Германии режимом. Герберт фон Бозе и Эдгар Юнг – секретари вице-канцлера, последний – монархист; фон Чирский – монархист, примкнувший к Папену в поисках лучшей доли, но оказывавший на него давление и сохранивший контакты со своими единомышленниками; Эрих Клаузенер, директор Организации католического действия и высокопоставленный чиновник министерства связи – все они противники национал-социализма. Опасность Папена и его идей заключалась в том, что они, с одной стороны, пользовались поддержкой в рейхсвере, а с другой – пропагандировались на фоне хорошо всем известной поддержки вице-канцлера престарелым президентом страны, который мог оставить после своей смерти соответствующее политической завещание в пользу Папена.
Пост президента по-прежнему оставался высшим в государстве, и именно присутствие Гинденбурга мешало Гитлеру развернуться в полной мере. «Старый господин», как часто называли президента, был по-настоящему стар, терял память, редко появлялся на официальных мероприятиях и уже не мог активно вмешиваться в процесс управления страной. Но он был еще жив, и это само по себе ограничивало канцлера. Если рейхсвер в случае смерти президента и попытке Папена восстановить монархию встал бы на сторону вице-канцлера, личной власти Гитлера настал бы конец. Сам же фюрер вынашивал идею соединения в своем лице постов канцлера и президента. Но для этого нужно было срочно заручиться поддержкой военных. А сделать это казалось проще всего за счет расправы с СА.
Отношение же фюрера к сложившейся ситуации было неопределенным. С одной стороны, он, конечно, видел решение проблемы в роспуске штурмовых отрядов. С другой, они продолжали оставаться для него полезными в собственном противостоянии с военными. Непривлекательной была для Гитлера и идея с убийством Рема, к которому он продолжал относиться как к близкому боевому товарищу. Приближенные фюрера, используя спецслужбы, решили его к этой идее подтолкнуть.
В апреле 1934 года Гейдрих вызвал к себе Отто Беца, своего агента, принимавшего участие вместе с Юнгом в покушении на одного рейнского сепаратиста в далеком 1923 году. Бец работал в то время в Сааре, комиссаром которого являлся как раз Папен. От агента требовалось втереться в доверие к своему бывшему товарищу, войти в окружение вице-канцлера, наблюдать за ним и его секретарями и обо всем докладывать шефу СД.
Уже в мае Бец приступил к работе, возобновил знакомство с Юнгом и был представлен Папену. Агент проявлял активность, зарекомендовал себя как сторонник идей вице-канцлера, и скоро его отношения с сотрудниками аппарата Папена, которые изначально были настроены в отношении Беца подозрительно, потеплели. Тем более после того, как тот предупредил их о возможной прослушке телефонных разговоров со стороны СД. Регулярные отчеты агента ложились на стол Гейдриха и Гиммлера, которые отправляют их Гитлеру после небольшой «корректировки».
В отчетах Беца, которые видит фюрер, содержится подтверждение доходивших до него слухов о «замыслах» Рема. Получалось, что в то время, как одни представители консервативных кругов рассматривали лидера штурмовиков как угрозу, другие склонялись к заключению с ним некоего соглашения, намереваясь сделать ставку на принца Августа-Вильгельма, группенфюрера СА.
Документов, подтверждающих сотрудничество Рема с Папеном, становилось все больше и больше. Согласно сведениям, собранным Бецом и другими агентами СД, оказавшимися в распоряжении Гитлера, Гинденбурга к том моменту, якобы, уже убедили оставить после своей смерти пожелание о восстановлении в Германии монархии. Указывалась даже точная дата принятого им решения – 11 мая.
В довершении всего в руках у фюрера стараниями Гейдриха оказался листок с составом будущего кабинета министров, в котором он, Гитлер, хоть и оставался канцлером, но уже не играл никакой роли. Сам список с фамилиями гулял по всему Берлину, его открыто показывали иностранным журналистам. Авторство приписывалось Рему, вознамерившемуся, согласно данным СА, вступить в союз с генералом Шлейхером, которому прочат пост вице-канцлера. Министром экономики должен был стать личный враг Гитлера Грегор Штрассер, министром обороны – сам Рем. Предполагалось, что СА войдет в состав рейхсвера
Гейдрих и Гиммлер заверяли фюрера в том, что Шлейхер и его помощник Бредов (те самые люди, которые по версии некоторых историков имели на руках компромат на Гитлера о его сотрудничестве с французской разведкой в 1919–1920 годы) поддерживают контакты с французами. Так, на приеме у румынского министра, Шлейхер долго беседовал с французским послом. Встречались они и в неформальной обстановке. По воспоминаниям самого посла, обнародованным гораздо позже, они разговаривали на отвлеченные темы, а генерал, открытый в общении человек, ни разу не обмолвился в разговоре о каких-то планах по свержению Гитлера. Рема же вспоминал с презрением, поэтому сложно поверить, что Шлейхер вообще был способен на заключение с шефом СА каких-то соглашений.
К тому же Шлейхер, которому глава СД приписывал такие тайные планы, уже совсем отошел от дел, уехав на свою виллу на берегу озера Ванзее, и сосредоточился на личной жизни.
