Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Когда станешь всматриваться своими собственными глазами в жизнь Кромвеля, то, мне кажется, сама собою напрашивается гипотеза совершенно иного рода. Несмотря на всю искаженность дошедших до нас сведений, разве немногое, известное нам о его ранних, темных годах, не свидетельствует вполне убедительно, что это был человек серьезный, любящий, искренний? Его нервный, меланхолический темперамент указывает скорее на серьезность, слишком глубокую для него. Что же касается всяких рассказов о «привидениях», белом привидении среди дня, предсказавшем, что он будет королем Англии, то мы не обязаны особенно верить всему этому. Не больше, конечно, чем другому верному привидению или дьяволу в образе человеческом, которому, как это видел один офицер, он продавал себя перед Вустерской битвой146! Но с другой стороны, бесспорно установлено, что Оливер в дни своей юности отличался угрюмым, чувствительным до чрезмерности, ипохондрическим нравом. Хантингдонский доктор рассказывал самому сэру Филипу Уорвику147, что его, доктора, часто требовали по ночам, что Кромвель находился тогда в состоянии глубокой ипохондрии, думал, что он скоро умрет, и т. д. Все это весьма важно. Такая легко возбуждающаяся, глубоко чувствующая натура, при необычайно суровой, непреклонной силе, какой отличался Кромвель, не может служить благодатной почвой для лжи. Она служит почвой и предвестником чего-то совершенно иного, чем ложь!
Молодого Оливера отправили изучать право. В течение некоторого времени он, говорят, вел разгульную жизнь, свойственную вообще юношам; но если было даже и так, то он скоро раскаялся, отстал от разгула. Ему было двадцать с лишком лет, когда он женился, стал человеком вполне серьезным и спокойным. «Он возвращает выигранные в карты деньги», – рассказывает о нем одно предание. Он не думает, чтобы выигрыш подобного рода мог действительно принадлежать ему.
Далее, весьма интересно и совершенно естественно его превращение, пробуждение великой мировой души, выбравшейся из житейской трясины, чтобы заглянуть в страшную истину всего сущего, убедиться, что время и все его видимости покоятся на вечности и что бедная наша земля есть преддверие или неба, или ада! А жизнь Оливера в Сент-Айвсе или в качестве скромного трудолюбивого фермера, – разве она не напоминает нам жизни вполне истинного и благочестивого человека? Он отказался от мира и его путей. Разные успехи в мире были вовсе не то, что могло бы действительно обогатить его. Он обрабатывает землю, читает свою Библию, ежедневно собирает вокруг себя слуг и молится вместе с ними. Он укрывает и ободряет преследуемых священников, любит проповедников. Мало того, он сам умеет говорить проповеди. Увещевает своих соседей быть мудрыми, работать над искуплением своего времени. Какое можно видеть во всем этом «лицемерие», «тщеславие», «ханжество» или вообще фальшь? Надежды этого человека были устремлены, несомненно, в иной, высший мир. Он преследовал одну цель: добраться благополучно туда путем скромной и добропорядочной жизни здесь, в этом мире. Он не домогается никакой известности: к чему она ему здесь, эта известность? Он «всегда на виду у своего великого Наблюдателя».
Незаурядным характером отличается также и его участие в одном общественном деле, когда он в первый раз выступает на виду у всех. Кромвель взял на себя защиту общественных интересов, так как никто другой не решался сделать этого. Я говорю об известном деле по поводу Бедфордовых болот148. Никто другой не решался потребовать власть к ответу в суд, вот почему он и взялся за это дело. Покончив с ним, он возвратился назад к своей безызвестности, Библии и плугу. «Добиваться влияния?» Его влияние – самое законное влияние. Оно было результатом того, что люди лично знали его как человека справедливого, религиозного, разумного и решительного. Так он прожил до сорока лет. Старческая пора была уже не за горами. Он приближался уже к главному порталу смерти и вечности. И здесь вдруг случилось, что с этого именно момента он становится «честолюбцем»! Я не могу таким образом объяснить его парламентской деятельности!
Его успехи в парламенте и на войне – все это честные успехи отважного человека, у которого больше решимости в сердце и света в голове, чем у других людей. Его мольбы, благодарения, возносимые за победы Богу, сохраняли его невредимым и неизменно вели все вперед. Среди неистового столпотворения мира, погруженного во всеобщую распрю, отчаянных, по-видимому, затруднений при Данбаре149, подсмертельным градом пуль многочисленных битв: его благодарения за непрерывный ряд милостей до «венчающей милости» включительно, Вустерской победы, – все это прекрасно и неподдельно в устах глубоко сердечного кальвиниста Кромвеля. Только тщеславным неверующим «кавалерам»150 того времени, поклонявшимся не Богу, а своим собственным «завитушкам», пустякам и формальностям, жившим совершенно не помышляя о Боге, жившим без Бога – только им все это могло казаться пустым лицемерием.
Гибель короля также не послужит в наших глазах поводом к обвинению Кромвеля. Тяжкое это было дело, но раз был брошен вызов на бой, возникла война, кто-либо из двух противников должен был погибнуть. Всякое примирение проблематично; быть может, оно и возможно, но гораздо вероятнее, что невозможно. В настоящее время почти все согласны, парламент, одержавший верх над Карлом I, не имел никакой возможности войти с ним сколько-нибудь в прочное соглашение. Большая пресвитерианская партия, опасавшаяся индепендентов, сильно желала такого соглашения, желала его в интересах своего собственного существования; но оно не могло состояться. При окончательных переговорах в Хемптон-Корте злополучный Карл обнаружил всю свою фатальную неспособность в подобного рода делах. Он вел себя точно человек, который никак не мог и не хотел понимать, голова которого совершенно отказывалась правильно представлять действительное положение дела; нет, даже хуже того, слово которого вовсе не соответствовало мысли. Мы говорим все это не по жестокосердию, скорее напротив, с глубоким сожалением; но таков вполне достоверный и неопровержимый факт.
Лишившись всякого престижа и сохранив за собой одно только имя короля, он видит, к нему продолжают еще относиться с внешним почтением, какое подобает королю. Он все еще воображает, что может играть обеими партиями, вооружая одну против другой и обманывая, таким образом, обе, возвратить себе утраченную власть. Но увы, и та и другая партии видели, что он обманывает их. С человеком, из речей которого вы не можете понять, что он хочет сказать или делать, нельзя вести никакого дела. Вы должны или сами устраниться с пути подобного человека, или его устранить со своего пути! Пресвитериане в отчаянии все еще готовы были верить Карлу, хотя и видели, что он не перестает их обманывать и ему невозможно доверять. Но не так думал Кромвель. «В результате всей нашей борьбы, – сказал он, – мы должны получить лишь жалкий клочок бумаги?» Нет!
В самом деле, во всех поступках этого человека обнаруживается его решительный, опытный глаз. Мы видим, как он неуклонно стремится к практичному и возможному, как его природная проницательность направляется на то, что представляет собою действительный факт. Подобным умом, я продолжаю это утверждать, не может обладать фальшивый человек. Фальшивый человек видит фальшивую внешность правдоподобности, полезности; даже практическую истину может распознать только истинный человек. Совет Кромвеля относительно парламентской армии, данный еще в начале борьбы и состоявший в роспуске городских шинкарей, людей легкомысленных и беспокойных, и вместо них навербовать армию из солидных йоменов (крестьян), вкладывавших в общее дело всю свою душу, – это совет человека, который видел действительное положение вещей. Смотрите в глубину действительности, и она даст вам надлежащий ответ! Кромвелевские «железнобокие»151 представляют фактическое осуществление его прозорливой мысли. Это – люди, боявшиеся только Бога и не знавшие иного страха. И ни в истории Англии, ни в истории других стран никогда не было борцов, более беззаветно преданных своему делу!..
