Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Разве он действительно не сияет над всеми нами в своем венчанном превосходстве, как благороднейший, доблестный и вместе с тем могущественнейший лозунг нашего объединения, лозунг нерушимый и поистине более важный с этой точки зрения, чем всевозможные другие средства и ресурсы? Пройдут целые тысячелетия, а лучи, как бы нисходящие от него, будут по-прежнему осенять народы, ведущие свое происхождение от нас, англичан. В Калькутте и в Нью-Йорке, повсюду, где только будут жить англичане или англичанки, какого бы рода у них ни были власти предержащие, они будут говорить друг другу: «Да, Шекспир – наш. Мы породили его, мы говорим и думаем заодно с ним, мы одной с ним крови, одной расы». Политику, действительно одаренному здравым смыслом, также следует подумать об этом.
Да, поистине великое дело для народа – обладать явственным голосом, обладать человеком, который мелодичным языком высказывает то, что чувствует народ в своем сердце. Италия, например, бедная Италия, лежит раздробленная на части, рассеянная. Нет такого документа или договора, в котором она фигурировала бы как нечто целое. И однако благородная Италия на самом деле – единая Италия. Она породила своего Данте, она может говорить! Представьте теперь всероссийского царя. Он силен, располагая множеством штыков, казаков и пушек. Он с большим искусством удерживает политическое единство на такой части земного пространства; но он еще не умеет говорить. В нем есть нечто великое, но это немое величие. Ему недостает главного – голоса гения, – для того чтобы его слышали все люди и во все времена. Он должен научиться говорить. До тех же пор он не более и не менее как громадное безгласное чудовище. Все его пушки и казаки превратятся в прах, в то время как голос Данте по-прежнему будет слышим в нашем мире. Народ, у которого есть Данте, объединен лучше и крепче, чем это может сделать безгласная Россия. На этом мы и покончим с тем, что хотели сказать относительно героев-поэтов.
Беседа четвертая Герой как пастырь. Лютер: реформация. Нокс: пуританизм
Нашу настоящую беседу мы посвящаем великим людям как духовным пастырям. Мы уже несколько раз пытались выяснить, что герои всякого рода, по существу, созданы из одной и той же материи. Раз дана великая душа, открытая божественному смыслу жизни, то дан и человек, способный высказать и воспеть это, бороться и работать во имя этого величественным, победоносным, непреходящим образом. Дан, следовательно, герой, внешняя форма проявления которого зависит от времени и условий, окружающих его.
Пастырь, как я понимаю его, это также до известной степени пророк, он также должен носить в своей груди свет вдохновения. Он руководит культом народа, является звеном, связующим народ с невидимой святыней. Он – духовный вождь народа, как пророк – духовный король его, окруженный многими полководцами. Он ведет народ в Царство Небесное, руководя им надлежащим образом в земной жизни и в повседневном труде. Идеал его – также быть голосом, ниспосланным с невидимых небес, голосом, изъясняющим и раскрывающим людям в более доступной форме то же самое, что возвещает и пророк: незримые небеса, «открыто лежащую тайну вселенной», для чего очень немногие имеют достаточно проницательный глаз! Он тот же пророк, но у него нет блеска, свойственного этому последнему, блеска, поражающего и внушающего благоговейный ужас. Он светит своим мягким, ровным сиянием, как светильник повседневной жизни. Таков, говорю я, идеал духовного пастыря. Таков он был в древние времена. Таким он остается ныне и таким же останется во все будущие времена.
Всякий очень хорошо понимает, что необходимо относиться с большой терпимостью, когда речь идет об идеалах, осуществляемых на деле, – очень большой терпимостью. Но пастырь, совершенно не соответствующий тому, что предписывает ему идеал, не имеющий даже этого идеала в виду и не стремящийся к нему, представляет личность, о которой мы сочтем за лучшее вовсе не говорить здесь ничего.
Лютер и Нокс, по прямому своему призванию, были пастырями и совершали действительно надлежащим образом свое служение в обычном смысле этого слова. Однако мы считаем более уместным рассмотреть здесь их историческое значение, то есть скорее как реформаторов, а не пастырей. Во времена более спокойные были, быть может, и другие пастыри, равным образом замечательные по преданному исполнению своих обязанностей, как руководители в деле народного поклонения. Благодаря своему неизменному героизму они вносили небесный свет в повседневную жизнь народа. Вели его по надлежащему пути вперед, как бы под верховным руководством Бога. Но когда путь оказывается неровен, исполнен борьбы, затруднений и опасностей, то духовный полководец, ведущий народ по такому пути, приобретает преимущественный, перед всеми другими, интерес для пользующихся плодами его руководства. Это – воинствующий и ратоборствующий пастырь. Он ведет свой народ не к мирному и честному труду, как в эпохи спокойной жизни, а к честной и отважной борьбе, как это бывает во времена всеобщего насилия и разъединения. Это представляет более опасное и достойное служение, безразлично, будет ли оно в то же время более возвышенным или нет.
Лютера и Нокса мы всегда будем считать самыми выдающимися пастырями, насколько они были нашими наиболее выдающимися реформаторами. Мало того, разве не всякий истинный реформатор по натуре своей является прежде всего пастырем? Он взывает к незримой справедливости небес против зримого насилия на земле. Он знает, что оно, это незримое, сильно и что оно одно только сильно. Он – человек, верующий в божественную истину вещей. Человек, проникающий сквозь наружную оболочку вещей. Поклоняющийся, в той или иной форме, их божественной истине. Одним словом, он – пастырь. Если он не будет прежде всего пастырем, он никогда не достигнет действительного успеха как реформатор.
Итак, выше мы видели великих людей в разных положениях. Они созидают религии, героические формы человеческого существования. Строят теории жизни, достойные того, чтобы их воспевал какой-либо Данте. Организуют практику жизни, достойную своего Шекспира. Теперь же посмотрим на обратный процесс, который также необходим и также может совершаться героическим образом. Любопытно уже одно то, что подобный процесс может быть необходим, и он действительно необходим. Мягкое сияние света, распространяемое поэтом, должно уступить место порывистому, подобно молнии, сверканию реформатора.
К сожалению, реформатор также представляет собою лицо, без которого не может обойтись история! Действительно, что такое поэт с его спокойствием, как не продукт, последнее слово реформаторской пророческой деятельности со всей ее жестокой горячностью? Не будь диких святых Домиников и фиваидских отшельников, не было бы и сладкозвучного Данте. Грубая практическая борьба скандинавов и других народов, начиная от Одина до Уолтера Рэли95, от Ульфилы до Кранмера96, дала возможность заговорить Шекспиру. Да, появление совершенного поэта, как я говорю это уже не в первый раз, служит признаком того, что эпоха, породившая его, достигла своего полного развития и завершается. В скором времени наступит новая эпоха, понадобятся новые реформаторы.
Несомненно, было бы много приятнее, если бы человечество могло совершать весь свой жизненный путь под аккомпанемент музыки, если бы нас могли обуздывать и просвещать наши поэты подобно тому, как в древние времена Орфей укрощал диких зверей. Или если уж такой ритмический музыкальный путь невозможен, то, как хорошо было бы, если бы мы могли двигаться по крайней мере по гладкому пути. Я хочу сказать, если бы для постоянного движения человеческой жизни было достаточно одних мирных пастырей, действующих в реформаторском духе изо дня в день! Но в действительности жизнь совершается не так. Даже последнего рода желание до сих пор еще не находит себе удовлетворения. Увы, воинствующий реформатор также время от времени представляет необходимое и неизбежное явление. В препятствиях никогда не бывает недостатка. Даже то, что служило некогда необходимою поддержкою в деле развития, становится со временем помехой. Отсюда – настойчивая потребность сбросить с себя все эти путы, высвободиться из них и оставить их далеко позади себя – дело, представляющее часто громадные затруднения.
