История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович (онлайн книга без TXT) 📗
Трутень (1769–1770) и Живописец (1772–1773) – оба, как и
большинство других журналов, были в основном творениями их
издателя. Но вместо того чтобы, как делали другие журналисты и как
того хотела Екатерина, заполнять свои журналы безобидными
подшучиваниями над старомодными предрассудками, он превратил
их в орудие серьезной социальной сатиры. И удары свои он наносил
по самой сердцевине тогдашнего общества – по системе крепостного
права. Ведя полемику с собственным журналом Екатерины, он
осмеливался не соглашаться с ее мнением, что сатира должна
подсмеиваться над слабостями, а не бичевать пороки.
Именно новиковские остроумные и серьезные нападки на
крепостничество заставили Екатерину запретить все сатирические
журналы. Тогда Новиков перенес свою деятельность в другую сферу.
Он основал издательское дело, которое вел с высоким гражданским
одушевлением, стремясь не к прибылям, а к распространению
просвещения. С 1775 по 1789 гг. типография Новикова издала больше
книг, чем было издано в России с начала книгопечатания. О нем
можно сказать, что он сформировал русскую читающую публику.
Примерно в это же время Новиков стал франкмасоном – и притом
одним из самых выдающихся и уважаемых. Иногда в своих печатных
выступлениях он выражал свои религиозные и моральные взгляды, и
это его погубило. Он стал одной из первых жертв реакции Екатерины
на французскую революцию. В 1791 г. его типография была закрыта,
сам он арестован и посажен в Шлиссельбургскую крепость. Там он
оставался до самого воцарения Павла I, который его освободил, не
столько из либерализма, сколько из стремления разрушить все, что
сделала его мать. Новиков уже не вернулся к активной деятельности
и последние годы жизни провел уединенно в своем имении,
предаваясь мистической медитации. Как писатель он остался в
памяти потомства своими сатирическими журналами и несколькими
рассказами. Наиболее интересен из них Новгородских девушек
святочный вечер – улучшенная версия старой плутовской истории
Фрола Скобеева.
В 1790 г. произошло недолгое возрождение сатирической
журналистики, но, как и за двадцать лет перед тем, журналы стали
проявлять самостоятельность тона, что и вызвало правительственное
решение закрыть их совсем. Главную роль в их возрождении сыграл
молодой Крылов, позднее ставший великим баснописцем. Даже в
самых дерзких своих выступлениях журналы никогда не касались
вопросов чистой политики. Но созыв по собственной инициативе
Екатерины комиссии выборных депутатов в начале ее царствования
(1767) и реакция на французскую революцию в конце дали толчок
появлению чисто политической литературы.
Из писателей, связанных с первым периодом, самым
замечательным был князь Михаил Щербатов (1733–1790). Это был
аристократ и консерватор, один из первых просвещенных русских
людей, осудивших Петра Великого за то, что он внес разложившуюся
западную мораль в крепкие семейные устои старой Руси. Самый
интересный его памфлет – О повреждении нравов в России, мрачный
рассказ о дурном поведении императриц XVIII века и их фаворитов.
Щербатов написал также историю России, которая в литературном
отношении ниже других его сочинений: это просто плохо
переваренные летописи.
Гораздо более интересным историком был Иван Болтин (1735–
1792), который по праву может считаться отцом русской истории. Его
Примечания к истории древней и новой России Леклерка (1788) –
первое свидетельство появления в России исторической критики и
большое достижение критики ученой.
Второй важнейший политический толчок, пережитый в это
царствование – французская революция – нашел свое отражение в
знаменитой политической инвективе Александра Николаевича
Радищева (1749–1802) Путешествие из Петербурга в Москву.
Молодым человеком Радищев был послан для завершения
образования в Лейпциг, где подпал под влияние самых крайних
французских философов – Гельвеция, Рейналя и Руссо. По
возвращении он спокойно служил на государственной службе и ничто
не предсказывало его дальнейшую судьбу. В 1790 г. он завел частную
типографию и напечатал там, не предъявляя в цензуру, свое
знаменитое Путешествие. Стиль этой книги – настойчивая и
однообразная риторика; ее русский язык необыкновенно неуклюж и
тяжел. Содержание – яростные нападки на все существующие
социальные и политические установления. Главный удар был
направлен против крепостного права, но в книге выражались и
антимонархические чувства, и материалистические взгляды. Книга
была немедленно реквизирована, а ее автор арестован и сослан в
Восточную Сибирь. Выпустил его только Павел в 1796 г., а в 1801 г.
Александр I полностью его реабилитировал, и он был принят обратно
на службу. Но в ссылке он стал подвержен припадкам меланхолии и в
1802 году покончил с собой. Радикальная интеллигенция считает его
своим предтечей и мучеником. Искренность его книги подвергалась
сомнению какпервыми его защитниками, так и более поздними
обвинителями. Судя по всему, он написал ее просто из литературного
тщеславия и она не более чем риторическое упражнение на тему,
подсказанную и разработанную Рейналем. Как бы то ни было, книга
лишена литературных достоинств. Но Радищев был и поэтом – и
немалого таланта. Взгляды его были парадоксальны, он
Тредиаковского предпочитал Ломоносову и пытался ввести в русское
стихосложение греческие метры. Его короткое любовное
стихотворение, написанное сапфическим размером, принадлежит к
числу прелестнейших лирических стихов столетия, а его элегия (в
двустишиях) Восъмнадцатое столетие сильна и поэтически, и
выраженными в ней мыслями.
Восемнадцатый век оставил нам много интересных мемуаров.
Первые по времени и, вероятно, по интересности судьбы –
воспоминания княгини Натальи Долгорукой, урожденной графини
Шереметевой (1714–1771). Она была невестой одного из олигархов
семейства Долгоруких, когда переворот Анны Иоанновны (1730)
восстановил самодержавие и отправил Долгоруких в ссылку.
Несмотря на это, она вышла замуж за ссыльного и следовала за ним
во всех его испытаниях. После его казни она стала монахиней и в
старости написала историю своей жизни для детей и внуков. Главная
ее прелесть, помимо нравственной высоты автора, в совершенной
простоте и непритязательной искренности рассказа и в великолепном
чистейшем русском языке, каким могла писать только дворянка,
жившая до эпохи школьных учителей.
Из более поздних мемуаристов я уже говорил о Державине;
воспоминания Болотова (1738–1833) и Данилова (1722–1790) –
бесценные документы социальной истории нравов и притом
интересное и приятное чтение.
Немалый литературный интерес порой представляют личные и
даже официальные письма. Нелитературные люди, как правило, более
независимы от грамматики и риторики, чем литераторы, и поэтому их
русский язык энергичнее и характернее, чем язык профессионалов.
Распространяться по этому поводу у нас нет возможности, но
совершенно невозможно обойтись без упоминания фельдмаршала
Суворова, одного из культурнейших и информированнейших людей
эпохи. Он был очень внимателен к форме своей личной и
официальной корреспонденции, в особенности к языку своих
приказов. Эти последние бесспорно относятся к самым интересным
явлениям того времени. Они явно рассчитаны на ошеломляющий
эффект неожиданности. Стиль их – череда нервных, отрывистых
фраз, которые производят впечатление ударов и вспышек.
