Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Ситуацию вживления в личину реципиента облегчали два обстоятельства. Во–первых, раньше Владимир Изяславич – именно так зовут княжича, куда меня забросила нелёгкая, сильно заикался. В момент первого "пробуждения", когда я здесь неожиданно очнулся, мне об этой особенности княжича ничего не было известно. Поэтому, пребывая в полу шоковом состоянии, я сразу начал чисто, но маловразумительно говорить с окружающими, отвечая на обрушившейся, на меня поток вопросов. Они беспрестанно сыпались от суетящихся у моего ложа лекарки, князевых людей, от самого князя участливо и весьма озабоченно взирающим на происходящее. В разговоре с ними сразу стал придерживаться простой легенды – дескать, ничего не помню кроме отдельных слов, да ещё в моей голове появились какие–то новые слова, которых никто здесь и не слыхивал. Пришёл княжеский, а заодно и мой духовник. В незнакомых словах он опознал неправильно произносимые, исковерканные мной слова из болгарского, латинского, греческого, польского и немецких языков. Я от этого безапелляционного заявления учёного священнослужителя лишь облегчённо перевёл дух, пусть будет так! Как говорится, хоть чугунком меня называйте, только в печь не ставьте!
Лишь под вечер отец княжича Изяслав Мстиславич, успокоительно гладя меня по голове сообщил, что хоть сын и обезпамятовал, но нет, дескать, худа без добра, перестал заикаться. В тот момент, уже окончательно разобравшись где, и в ком я нахожусь, мне оставалось лишь молча про себя зло сплюнуть. Сейчас бы мне этот изъян княжича пригодился, до момента, пока бы я, в достаточной мере, не пополнил свой словарный запас.
А выяснить из ведшихся вокруг разговоров, пусть даже и будучи, по большей части, в роле пассивного слушателя, мне удалось вот что. Оказывается, княжич, то бишь я, вместе с некоторыми другими членами княжеской семьи серьёзно болел какой–то заразной болезнью обрушившейся на Смоленские и Новгородские земли. Судя по редким оспинам, оставшимся на теле – похоже на оспу.
И вот сейчас, глядя на проворно одевающегося Тырия, я решил не тратить время в пустых рефлексиях и самобичеваниях. Пока нет взрослых, надо пользоваться моментом, побольше разговаривать с приставленными ко мне "дворскими" или "дворянами", по–разному их здесь называли.
– Эй! – прохрипел я своим ломающимся голосом, – ты чего тут делаешь?
– Сызнова опамятовался! – испуганно всплеснул руками мой незваный сосед по комнате. – Это же я, Тырий, твой «спальник»!
– Да помню я! Только не пойму, что тебе больше спать негде, кроме как в моих покоях?
– А где же ещё мне почивать прикажешь!? Я, да Корыть, да Веруслав – всё твои "спальники", спим по–очереди с тобой.
Как то двусмысленно прозвучало. Одно радует, что хоть не в Древнюю Грецию забросило, там гомосятины сплошь и рядом хватало, один Александр Македонский со своими воеводами–любовниками чего стоит!
– А девок, почему среди "спальников" нет! – я шуточно возмутился, от чего Корыть тихо хрюкнул, боясь громко засмеяться.
– Дык отец твой, наш князь Изяслав Мстиславич такого не позволит тебе, ублюдков–то с девицами приживать, – и чуть задумавшись, дополнил, – да и мал ты есчо, до четырнадцатилетия тебе ещё год остался! На днях, когда ты, Владимир Изяславич, болезный в горячке был, тебе токмо тринадцать лет сполнилось.
Понятно, значит, здесь что–то вроде совершеннолетия в четырнадцать лет наступает, это откровенно говоря, радует. Меньше всего я себя ощущаю и желаю оставаться сопливым подростком, когда над страной сгущаются грозовой тучи – во вчерашнем разговоре с духовником мне удалось установить точный год от Рождества Христова – тысяча двести тридцать третий! Это значит, что до монгольского нашествия на Русь оставалось меньше пяти лет! Но эти года ещё надо суметь прожить, а значит надо вживаться в новый образ. Кажется, из уст «спальника», прозвучало что–то про ублюдков, надо бы прояснить ...
– А ублюдки кто такие?
– Ну как же? – удивился Тырий, – дети незаконнорождённые или от рабынь – рабиничи. Вот к примеру твои "меченоши" Вертак и Вториж, "спальник" Корыть – все как есмь ублюдки и рабиничи! Но лучше их так не называть, обижаются.
– А ты Тырий, случаем не ублюдок? – подавляя смех спросил я, не в силах скрыть улыбку. Ну смешно мне, когда люди сами себя всерьёз считают ублюдками.
– Не–а! Я своего отца знал, десятником у нашего князя Изяслав Мстиславич был, пока ноныча от морового поветрия не сгинул! – Тырий подозрительно шмыгнул носом. – Но ты, княжич, этого всего верно не помнишь? – с толикой надежды в голосе на моё выздоровление спросил Тырий.
– Забыл я обо всём этом!
– Так слушай! – оживился "спальник". – У меня есчо и брат есть, на год тебя молодше. Как подрастёт тоже в гридни пойдёт! Мечом деревянным машет – только свист стоит, не хуже тебя Изяславич!
Ага, подумал я, слушая Тырия, взахлёб повествующего о своей семье. Тот ещё из меня мечевик выйдет! Никогда и никаким холодным оружием, кроме кухонного ножа, я не владел. Да и нож использовал лишь по прямому предназначению и не более того. Разве, что может какая–нить телесная память осталась? Чего гадать, скоро всё само собой выяснится! И словно в подтверждение моих мыслей неожиданно прозвучало:
– Ты сегодня княжич никак лучше себя чувствуешь?! – и, не дав мне слова вымолвить Тырий продолжил. – Давай тогда одеваться будем, Изяслав Мстиславич уже вставши!
Прозвучало так уверенно, что и язык не поворачивался как–то возражать и отказываться. Вот я и насимулировался! Придётся вставать и будь, что будет, решил я про себя, решительно вскакивая с лавки. Тырий выглянул за дверь, и в комнате сразу нарисовалась ещё парочка "спальников". Видать под дверью, подлецы караулили!
Минут за десять общими усилиями, меня умыли и облачили в дорогие, попугайской расцветки одежды. Кафтан был ниже колена малинового цвета, его воротники, рукава и подол были наведены золотом. Подпоясался золотым ремнём, натянули на ноги востроносые кожаные сапоги зелёного цвета, а на голову – синюю шапку с красными наушниками. В таких нарядах сразу почувствовал себя каким–то скоморохом.
Вышли из комнаты. Встречная дворня, при моём появлении, замирала и склоняла головы в поклонах. Пара босяков, лет десяти–одиннадцати, возящихся у печки, вовремя не среагировала на княжича подобающим образом, за что тут же получили затрещины от сопровождающих меня дворян. Раскланивались со мной не только челядь, но и встречные дружинники, бросая в мою сторону оценивающие взгляды. Дескать, в своём ли уме княжич прибывает или того ... свихнулся в конец. Видать, приключившаяся со мной "амнезия" ни для кого не была секретом.
Так, шествуя по коридорам и переходам, мы набрели на князя, являющегося по совместительству ещё и отцом княжича Изяслава Мстиславича. Одет он был также безвкусно, как и я. Щеголял князь в зелёном кафтане, а сверх него было одето синее корзно с красным подбоем, застегнутое на правом плече красною запанною с золотыми отводами, подпоясанный золотым поясом с четырьмя концами. Свитские при виде князя разом склонили головы, я, чуть подумав, тоже последовал их примеру, слегка качнув головой.
– Ну как сыне? – Изяслав Мстиславич, тряся длиннющими усами, свешивающимися ниже подбородка, приобнял меня своими лапищами за плечи, – по–здорову ли тебе?
– Телесно вроде здоров, но память так и не вернулась, ничего не помню!
Изяслав Мстиславич тяжело вздохнул.
– Ладно, сыне, иди кушай, а потом ступай к своему дядьке–пестуну – Перемоге. Займёшься с ним ратным учением. Вот, глядишь, так по не многу и обрастёшь новой памятью, какие твои годы! Там, тебе и забывать–то было особо нечего!
– Слушаюсь отец! – в мыслях я возблагодарил всех святых за здравомыслящего родителя, попавшегося на моём новом жизненном пути.
– После Перемоги зайдёшь к нашему духовнику – отцу Варламию. Он тебя не токмо духовно окормлял, но и учил грамоте и цифири. Не вспомнишь – заново учить зачнёт, я уже распорядился. Ныне же вечером, по случаю твоего выздоровления устроим пир! А теперь ступай.
