Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Старик Монье не замечал или по крайней мере показывал, что не замечает. Но не таков был комендант крепости Жу. Находясь хотя и на дружеской ноге со своим узником, он, по словам Мирабо, «сам имел виды на Софию; он был старше меня сорока или сорока пятью годами, его безобразие не уступало моему, но на моей стороне было преимущество – я был честный человек».
Ревнивый комендант письмом предостерегает Монье, а сам между тем, под пустым предлогом, приказывает Мирабо ограничить свою прогулку только четырьмя стенами Жу. Узник не хочет знать подобного распоряжения, изливает свое негодование в письме к коменданту и отправляется в Швейцарию, лежащую в нескольких милях от крепости, а дня через два (в январе 1776 года) тайком пробирается снова в Понтарлье. Происходит скандал. София Монье резко протестует против упреков, признается мужу в своей любви к Габриелю Оноре, отстаивает свое право любить его и продолжает любить. Ее увозят к родителям в Дижон, Габриель тайно следует за ней.
Непрерывная цепь скандалов тянется всю зиму, весну и лето. Являются слезы, угрозы, происходят тайные свидания, громкие признания, лелеются робкие надежды. Некоторые коменданты «сквозь пальцы» смотрят на выходки гордого узника, но есть один комендант – маркиз Мирабо, который, сидя в замке Биньон, спокойно кует свои громовые стрелы.
«Я очень доволен, – говорит он, – что приобрел Мон-Сен-Мишель в Нормандии, и полагаю, что это надежная тюрьма. Во-первых, на этой горе находится укрепленный замок, а во-вторых – ее окружает стена, за которою тянутся непроходимые пески, так что нужно брать проводника, чтоб окончательно не завязнуть в них». Вот высится эта крутая гора, гора скорби, – из нее только вид на соленое море, – здесь царство отчаяния. Беги, Габриель, а ты, бедная София, воротись в Понтарлье, потому что монастырские стены суровы…
Габриель бежит, а с ним бежит и его сестра Кабри и ее Бриансон в эполетах. Те, собственно, бегут из своих интересов, чтоб укрыться в Юго-Западной Франции. Маркиз Мирабо, все еще помышляя о Мон-Сен-Мишель и ее песках, выбирает лучшего полицейского сыщика Брюньера и его товарища, снимает с них намордник и кричит: «Ищи!»
Так как человек существо такого рода, что с величайшею готовностью охотится за другими людьми и постоянно интересуется охотой, то мы полагаем не лишним представить здесь небольшой очерк охоты за людьми, происходившей в Юго-Западной Франции. Для составления этого очерка, к нашему необыкновенному счастью, уцелел письменный, довольно безграмотный отчет, который, по всей вероятности, посылался распорядителем этой травли главному охотнику, зорко следившему из своего далека за всеми его действиями. Не всякий день случается травить такого зверя, как Габриель Оноре, не всякий день встречаются охотники, подобные маркизу Мирабо, или имеются под рукою гончие, умеющие, хотя и безграмотно, излагать свой взгляд на дело.
«Приехав в Дижон, я отправился к президентше Руффе, чтоб собрать кое-какие сведения. Она сообщила мне, что в городе проживает некий шевалье де Макон, офицер, состоящий на половинном жалованье, друг и доверенный Мирабо и который лучше всех сумеет указать мне, где он». Затем Брюньер останавливается в той же гостинице, где живет Макон, находит случай с ним познакомиться, подделывается под его вкусы, посещает с ним вместе фехтовальные залы, бильярды и тому подобные места.
«Когда мы приехали в Женеву, то узнали, что Мирабо был здесь 5 июня. Отсюда он отправился в Савойю. К нему являлись две женщины, одетые в мужское платье, и он вместе с ними поехал в Шамбери, а оттуда через Турин. В Савойе мы не могли узнать, куда они направили свой путь», – так скрытно ведут они свое дело. «После трехдневных и невероятных усилий мы наконец отыскали человека, возившего их. Он сообщил, что они отправились снова в Женеву; мы спешим с полною надеждою найти их там». Но надежда эта так же обманула их, как и прежде.
«Кроме того, в Женеве мы узнали, что Мирабо и его товарищи, хотя вооруженные совершенными контрабандистами, купили себе еще пистолеты и даже охотничий нож с пистолетом вместо рукоятки. Беглецы избирают дьявольские дороги. Следуя за ними, мы приезжаем в Лион, куда они пробрались самым хитрым способом, так что нам стоит неимоверных усилий, чтобы по крайней мере напасть на их след. Случай помог нам наткнуться на одного человека, по имени Сен-Жан, преданного слугу г-жи Кабри. Когда Мирабо с Бриансоном, которого я считаю негодяем, уехал отсюда, то сказал Сен-Жану, что они отправляются в Лорг, в Прованс, на родину Бриансона, откуда Бриансон проводит Мирабо до Ниццы, а тот сядет на корабль и постарается добраться до Женевы, где проживет с месяц.
Следуя этим путем за Мирабо, поплывшим из Лиона по Роне, мы приехали в Авиньон. Здесь мы узнали, что он взял почтовых лошадей, которым и велел дожидаться в полмили от города. Он снова купил здесь пару пистолетов и, наняв закрытый экипаж, проехал через Авиньон и сдал письма на почту. Это происходило в сумерки; в то время была ярмарка, экипаж его затерялся в толпе, и нам не было никакой возможности уследить за ним… Почтенный адвокат Марсо много помог нам в этом деле: он познакомил нас с Бриансоном, и нам удалось с ним даже поужинать. Мы выдали себя за путешественников, лионских купцов, ехавших в Женеву и Италию, и таким образом развязали язык Бриансону…
При переезде из Прованса в Ниццу нужно переправляться вброд через речку Вар, – дело весьма опасное и даже нередко невозможное, потому что иногда эта речка выходит из берегов и разливается на 1/4 мили, да, впрочем, и в другое время она бывает очень бурной. Рассказы о ней, разумеется, еще более увеличивают опасность, так что все путешественники о переправе через нее говорят не иначе как с ужасом.
На обоих берегах обыкновенно стоят здоровенные парни, которые указывают путь, идя впереди и ощупывая шестом дно, меняющееся несколько раз на дню. Они всеми силами стараются напугать путешественника, даже если нет никакой опасности. Люди эти, помогшие нам перейти через речку, рассказывали, что какой-то господин, весьма схожий, по их описанию, с тем, которого мы искали, отказался от проводников, перешел речку без их помощи и перевел с собою нескольких женщин. По-видимому, он старался быть неузнанным. Мы принялись за самые строгие розыски и узнали, что этот же господин закусывал в одном соседнем трактире. При нем была золотая шкатулка с портретом женщины, одним словом – он вполне соответствовал описанию проводников. В трактире он узнавал, не отходит ли какой-нибудь корабль из Ниццы в Италию, и ему сказали, что на днях один корабль отправляется в Англию. Он перешел Вар, как я уже извещал вас, сударь, – при этом же имею честь донести, что в Вильфранше, небольшой гавани, находящейся недалеко от Ниццы, неизвестный человек сел на корабль и отправился в Англию. Наружность этого человека соответствовала прежнему описанию, только на нем был красный кафтан, а Мирабо до этого времени носил зеленый. Несмотря на это известие, мы все-таки послали нескольких человек, знакомых с местностью, в горы. Бюфьер взбирался на гору верхом на муле, привыкшем к подобным восхождениям, захватив с собой проводника и делая всевозможные поиски. Одним словом, сударь, мы сделали все, что только может придумать человеческий ум; всюду преследовал нас страшный зной, так что мы окончательно выбились из сил и наши ноги опухли…»
Итак, все усилия человеческого ума были напрасны. 23 августа 1776 года София Монье, переодетая в мужское платье, перелезает через садовую стену в Понтарлье и спешит, окутанная мраком и несомая на крыльях любви и отчаяния, в Швейцарию. Габриель Оноре, окутанный тем же плащом и на тех же крыльях, летит с нею в Голландию, – и с этих пор он погибший человек.
«Преступление, вечно достойное сожаления, – восклицает побочный сын, – преступление, о котором мир так много говорил и будет постоянно говорить». И действительно, есть много вещей, о которых можно легко говорить, и есть вещи, о которых не так-то легко говорить. Скажи, добродетельный побочный сын, отчего поступок маркитантки крепости Иф простая шалость, а поступок президентши – преступление, достойное вечного сожаления? По мнению автора настоящего очерка, как тот, так и другой – преступление. Да разве первым величайшим преступником и грешником в этом деле не был сам президент, этот сумасброд, которому едва ли суд природы вынесет оправдательный приговор? А кто был вторым, третьим и четвертым грешником, – да вообще кто из нас безгрешен? Автор не имеет ничего сказать, а только сошлется на следующие слова Джонсона: «Мой друг, мои любезные собратья, постарайтесь очистить ваши души от лицемерия». Это положительно первая и крайне необходимая потребность всех мужчин, женщин и детей, желающих в наше время, чтоб их души были живы, а не задохнулись от угольного дыма, который чем чище, тем гибельнее для дыхания.
