Играющие тени - Павлович Игорь (мир бесплатных книг .txt) 📗
На Западе утрата интереса к науке и грядущие гонения на ученых хорошо описаны в романах американской писательницы Андрэ Нортон (например, в ее цикле «Звезды принадлежат нам» (1954–1962)). И конечно, непревзойденным на сегодняшний день по глубине проработке данной темы являются хроники «Основание» — «Fondation» Айзека Азимова. Произведения настолько многопланового и информационно насыщенного, что в контексте рассматриваемой темы на этом цикле «прогнозируемого будущего» необходимо остановиться как можно более подробно.
С момента выхода в свет первой книги хроник работа обратила на себя внимание общественности. Уже в 1965 году первый цикл «Основания» получил специальную премию «Хьюго» за «лучшую НФ серию всех времен». Аналогичным образом почтили мастера читатели специализированного журнала «Локус», включив «Основание» в десятку лучших научно-фантастических романов за всю историю американской литературы. А в СССР уже в первые годы после выхода в свет трилогии запретили. (Хотя иные произведения данного автора различные издательства Восточного блока печатали охотно и много.)
Первое официальное издание «Основания» появилось в СССР в 1991 году, уже на волне перестройки [47]. (Большинство переводов в России вышли под названием «Фонд» или «Академия».)
Эти хроники тем более важны, что в них А. Азимов за несколько десятилетий ощутил, проанализировал и художественными средствами описал множество социально-культурных явлений, проявившихся в конце XX века как в США, так и в СССР. А если он сумел «позавчера» предвосхитить «завтра» (уже ставшее «вчера») то, возможно, писатель не ошибся и во многом другом, «заявленном» в его книгах?
Своеобразной смысловой прелюдией цикла «Основания» являются довольно разрозненные микроповести, не связанные единым замыслом, появившиеся в американской печати еще в 1942–1945 годах. В период 1949–1953 годов автором создается собственно первоначальная основная концепция цикла «Fondation», базирующейся на возможности разработки и широкого использования развитых форм такой науки, как футорология. Крайне важно отметить, что несомненным прототипом созданного цикла послужила уникальная по глубине проработки «История упадка и разрушения Римской империи» известного английского историка Э. Гиббона. Многие его идеи были творчески переработаны писателем и перенесены на страницы хроник будущего.
В основу разрабатываемого А. Азимов положил понятие психоистории, понимая ее как раздел науки, математически рассчитывающий реакции человеческого сообщества на устойчивые социально-экономические стимулы. Для своего успешного функционирования психоистория предполагала существование ряда рабочих ограничений (во-первых, социум, над которым производится психоисторический эксперимент не должен знать психоисторию; и во-вторых, за время его осуществления не должно появиться социально значимых технологических инноваций). Данная модель построения социума, предопределяла двухтактную схему галактической истории.
В хрониках «Основание» А. Азимов описывает технически развитое общество, человеческую цивилизацию, заселившую галактику. Но в период наступившего Золотого века один из последних великих ученых грядущего математик Х. Селдон смело говорит о «назревающем упадке и полном крахе человеческой цивилизации». Таким образом, автор устами своего героя предупреждает общество (прежде всего современную ему Америку — Запад) об опасности усиления бюрократии, спада инициативы, исчезновения научного любопытства и социальной ответственности. «С разрушением социальной структуры наука рассыплется на миллионы осколков беспомощного и бесполезного знания… Бессмысленные обрывки информации не будут передаваться дальше. Они будут потеряны последующими поколениями… В разрушающемся обществе воспреобладает новая идеология — в первую очередь схватить то, что плохо лежит. Честолюбивые и нечистоплотные люди не станут ждать. Всеми своими действиями они ускорят упадок миров» [48].
Не случайно, что после распада СССР и начала американской депрессии многие исследователи считают «Fondation» чем-то гораздо большим, чем просто литературное произведение. Например, согласно представлению С.Б. Переслегина, «Основание» есть литературное изложение сценария третьей мировой войны США против СССР; «описание череды непрямых действий, прежде всего в психологической области, направленных на разрушение ментального поля, основного, если не единственного фактора, скреплявшего позднюю советскую империю. Произведения Азимова (прежде всего цикл „Основание“) должны быть прочитаны не как авантюрно-фантастические вещи „об описываемом будущем“, но как строго реалистическое изображение американской глобальной стратегии во Второй мировой войне и послевоенные годы» [49].
С.Б. Переслегин также отмечает «разительное отличие первых хроник „Основания“ [50] и последовавшее (после долгого молчания) в 1983 году его продолжения. Продолжение, странное и горькое, в котором вся история, весь гениальный план Х.Селдона представляется лишь наблюдаемым проявлением скрытой деятельности „вне человеческих сил“ (робота Р. Даниэла), наводит на мысль, что между серединой пятидесятых и началом восьмидесятых в США что-то случилось. И это что-то очень не понравилось Азимову». В Америке что то случилось. Случилось, но что?
В СССР в середине 60-х тревогу по поводу идущего развития бьют писатели братья Стругацкие. Их произведения: «Хищные вещи века» (1964), «Дети дождя» или другое название «Гадкие лебеди» (1967), «Улитка на склоне» (1968) — «тревожные сигнальные огни». Но общество не желает их видеть. Эти произведения попадают под негласный запрет. В 1969 году плавного редактора альманаха «Ангара» Ю. Самсонова за публикацию «Сказки о тройке» братьев Стругацких снимают с работы, «наградив» при этом строгим выговором по партийной линии. Многие годы авторы пытались узнать, кто персонально стоит за запретом на публикацию их новой повести «Гадкие лебеди», но так и не смогли.
В какой то степени в конце 70-х негласный запрет на публикации распространяется на весь жанр. Но и сами авторы не знают, что собственно делать в рамках развивающихся событий: «Я не знаю, с чего нужно начинать в этой стране Дураков…» («Хищные вещи века», 1964).
Значительно позже в интервью прибалтийскому журналу «Даугава» (1987), первым в годы перестройки осмелившемся опубликовать «Дети дождя» (как варианты — «Время Дождя» и «Гадкие лебеди»), братья Стругацкие отмечали: «В конце 50-х, после XX съезда партии, казалось, что за разоблачением культа вот-вот наступит светлое будущее. В начале 60-х уже стало ясно, что все не так просто. Было абсолютно непонятно, кто э го светлое будущее создаст…
Где эти люди?… Нет, они были вокруг, но их было очень мало — как раритеты, как редкие марки. Десятки из тысяч, десятков и сотен тысяч. Стало ясно, что тех, кто мешает, гораздо больше тех, кто помогает… Наступил Застой… Застой — это когда мешают изобретателям, поощряют схоластов и болтунов, на высокие государственные посты назначаются старцы, обремененные семействами и долгами, а талантливых ученых загружают никому не нужной работой, все изобретения плохо оплачиваются и кладутся под сукно…»
Человек науки, рядовой НТР, в котором писатели уже видели почти человека будущего, в массе своей таковым не оказался.
В 70-х нарастание негативных процессов шло все более ускоряющимися темпами.
«В середине 80-х в СССР общество практически полностью перестает интересоваться передовыми достижениями науки и активно требовать их внедрение в жизнь. Более того в советском общественном самосознании НТР формируется устойчивый комплекс неполноценности» [51].
Добавим сюда то обстоятельство, что неоправданная во многих случаях завеса секретности, окружавшая советскую космическую, ядерную, биотехнологическую программы (наиболее передовые и перспективные отрасли развития науки), породила огромное количество слухов и домыслов, в конечной степени способствуя их развалу.
