Абхазские сказки и легенды - Хварцкия Игорь (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Раньше, до встречи с этим человеком Махаз считал, что каждый ученый, начиная с тех, которые только умеют читать буквы и цифры, отходит от физической работы ровно настолько, насколько он учен. Да они и делаются учеными, считал он, начиная от всяких там писарей, именно для того, чтобы отойти от физической работы и от жизни под открытым небом.
А этот был совсем другой ученый человек. Он мог провести в седле семь-восемь часов, мог гнать коня через горный поток, развести огонь в самую мокрую погоду и спать, укрывшись буркой или русским способом — влезши в мешок для спанья.
Глядя на этого человека, Махаз убедился, что не все так просто и ученость не обязательно вызывается желанием уйти от физической работы, а может быть следствием и лучших стремлений. И за это он испытывал к нему высокое уважение и, сам того не зная, любил его жену самой чистой, самой романтической любовью.
Через три года они закончили свои работы в окрестных Чегему горах и уехали в Ткварчели, где была их основная база. Почти за год до их отъезда он стал думать, чего бы подарить жене начальника, чтобы она вместе с мужем долго помнила его. Именно в этот последний год ему в лесу попался очень редкий в наших краях рыжий медведь. Он убил его, высушил его огненную шкуру и подарил им на прощанье.
Потом Махаз время от времени ездил в Ткварчели и навещал их, привозя то бурдюк вина, то грецкие орехи, то копченое мясо, которое она впервые здесь попробовала и очень полюбила.
И когда он от них уезжал, они тоже делали ему всякие подарки. Однажды его высокий кунак даже подарил ему двустволку. И позже, когда он женился на Маше и пошли дети, она дарила им одежду, ткани или городские сласти. Жена Махаза не только не ревновала его к ней, а, наоборот, всячески поощряла его ездить туда. И если они резали дома скотину, говорила: «Отвез бы своим русским родственникам их пай…»
Да, хорошие были люди, дай бог им здоровья, если они еще живы! Со времени ее отъезда прошел год. В первое время она им прислала несколько писем, сообщала, что дома у нее все в порядке, но муж пока не приехал. Потом переписка заглохла, и он так и не узнал, что с ней и жив ли ее муж.
Да, около двадцати пяти лет прошло с того времени, как он ездил встречать жену начальника. Многое изменилось с тех пор. И сам он женился и наплодил девчонок, и старшая дочка вышла замуж по-людски, а две его девочки опозорены сукиным сыном, и он сейчас едет в город смывать с них бесчестье.
Много времени прошло с того дня, а он все так же, как и в первый год, помнит тот светлый день своей жизни. Хорошие дни выпадали и до этого дня и после, но такого счастливого не было никогда.
Махаз спустился в деревню Наа, что приютилась возле Кодора. Он вышел к реке, но паромщика на месте не оказалось. Дом паромщика был расположен ниже по реке, метрах в ста от переправы. Махаз посмотрел в сторону его дома и увидел паромщика, пашущего на своем приусадебном участке. Пастух несколько раз пронзительно свистнул, паромщик, остановив своих быков, обернулся и, подняв руку, показал, что он заметил Махаза.
Покамест он ждал паромщика, подошли двое местных крестьян, переправляющихся на тот берег. Подошел и паромщик, и все влезли на паром. Паромщик багром оттолкнулся от берега, и паром пошел вперед против течения, порывисто дергаясь.
Узнав, что Махаз едет в город, паромщик попросил его привезти ему новый замок. Махаз отвечал, что боится, что дело, по которому он едет в город, может его надолго там задержать.
— Что за дело? — спросил паромщик. Они уже были на середине реки, и шум реки заглушал голоса.
— Дело маленькое, — крикнул ему в ответ Махаз, — да больно хлопотное!
Больше паромщик не стал у него ни о чем спрашивать. Паром ткнулся в противоположный берег, Махаз расплатился с паромщиком и спрыгнул на землю.
Давным-давно, когда сестра его выходила замуж за парня из Мухуса, он, Махаз, ехал в числе сопровождающих невесту. Они подъехали к переправе и убедились, что паром стоит на том берегу, а паромщик неизвестно где пропадает. И тогда Махаз слез с коня, влез на столб, на котором держался стальной трос, перекинутый через речку, и, не обращая внимания на крики сопровождающих, — особенно кричала сестра, — бесстрашно перебирая руками, перебрался через Кодор и, спрыгнув на том берегу на землю, оттолкнул паром и подошел на нем к другому берегу. Целый месяц после этого у него болели ладони, стертые стальным тросом.
Когда Махаз вошел в село Анастасовка, автобус, отправляющийся в Мухус, уже наполнялся пассажирами. Он взял билет, влез в автобус и сел на свое место. Всю дорогу до Мухуса он думал, не зайти ли ему к сестре увидеться с нею, а уже потом браться за свое дело, или же не стоит. В конце концов, он пришел к мысли, что не стоит растравлять сестру этой ненужной встречей. И так ей предстоит многое пережить, когда он сделает свое дело.
От автобусной остановки в Мухусе он прямо пошел в сторону магазина, где работал Шалико. Магазин стоял на углу, и поэтому Махаз мог издали следить за ним. Он остановился метрах в тридцати от магазина и стал наблюдать за ним. Он увидел несколько раз мелькнувшего за прилавком Шалико — заведующего магазином. Махаз знал, что после закрытия магазина заведующий обычно остается там: то ли подсчитывает выручку, то ли еще какими-нибудь делами занимается.
Он решил встретиться с ним в этом промежутке, когда уйдут продавцы, а он еще будет в магазине. Если же он уйдет вместе с продавцами, Махазу придется сходить к нему домой и там с ним рассчитаться. Это было довольно неприятно, потому что там — жена и дети. Он был уверен, что найдет способ остаться с ним с глазу на глаз, но все равно было неприятно.
У прохожих Махаз узнал, что до закрытия магазина оставалось еще больше часу, но он решил никуда не уходить, а дожидаться закрытия на этом месте. Мало ли что… Вдруг они вздумают закрыть свой магазин раньше времени.
Шалико не мог понять, почему у него весь день какое-то неприятное настроение, хотя дела шли, как никогда, хорошо. Позавчера он получил двадцативедерную бочку меда, которую рано утром открыл вместе со старшим продавцом и, взяв из бочки четыре ведра меду, влил туда столько же воды. После этого они целый час размешивали тяжелое густое месиво, пока вода полностью не растворилась в меде.
И что же? Два дня шла оживленная торговля медом, и покупатель-дурак стоял в очереди и только похваливал мед. И надо же, чтобы именно сегодня, когда мед в большой бочке кончился и он велел продавать чистый мед, те самые четыре ведра, взятые из бочки, именно к этому меду придрался какой-то покупатель, говоря, что мед, видите ли, горчит.
Эта незаслуженная придирка лишний раз подсказывала Шалико, что с покупателя надо драть, только делать это надо умело.
Младший продавец, когда начали продавать мед из запасной бочки, видно, кое о чем догадался. Шалико его не посвятил в эту операцию, чтобы не делиться с ним: молод еще, пусть поишачит. Но, видно, тот кое о чем догадался, потому что весь день ходил надутый, и Шалико думал, что именно это ему портит настроение. Шалико никак не мог решить — заткнуть ему рот парой тридцаток или не стоит унижаться? «Не стоит, — наконец решил он. — Пусть с мое поишачит, а потом будет в долю входить…»
Год тому назад арестовали прежнего заведующего этим магазином, где Шалико работал старшим продавцом. Внезапная ревизия обнаружила в магазине мешок бесфактурного сахара, который тайно через доверенных людей переправлялся к ним с кондитерской фабрики.
Шалико был тогда в торге, и его успел предупредить один человек из торга, что у них вот-вот будет ревизия и он должен об этом сказать своему заведующему. Но Шалико нарочно не спешил в магазин. Когда через час он пришел туда, там уже вовсю шла ревизия, которая этот бесфактурный сахар обнаружила.
На суде заведующий все взял на себя, и остальных продавцов не тронули, самого же Шалико через некоторое время назначили новым завмагом.
Он испытывал некоторые угрызения совести за «проданного» заведующего, но утешал себя тем, что этот заведующий в последнее время так много пил и так неосторожно себя вел, что рано или поздно все равно бы сел сам и мог всех потащить за собой.
