Будда, или Легенда о Разбуженном принце - Сергеева Татьяна Юрьевна (читаемые книги читать .TXT) 📗
Однако записью Учения Будды собор в Раджагрихе не окончился. Он длился ещё много дней, и присутствовавшие на нём чинили суд над самым любимым и верным учеником и спутником Будды — Анандой.
Осуждение Ананды
— Прежде всего, — говорил он, — присутствуя при последних мгновениях жизни нашего Учителя, который разрешил братии не соблюдать мелкие и мельчайшие правила, Ананда не выяснил, в чём именно они заключаются, и тем самым заставил нас спорить и сомневаться. А однажды, штопая одежду Учителя, Ананда случайно наступил на неё ногой. В другой раз, сославшись на болезнь, отказался сопровождать Будду и не смог поднести ему воды. Кроме этого, Ананда упросил Учителя допустить в общину женщин. Он позволил им оплакивать Будду, и слёзы этих недостойных осквернили тело Учителя.
Многое ещё припомнил Кашьяпа, но самым непростительным, по его мнению, было то, что, зная о приближавшейся кончине Учителя, Ананда не упросил его пожить, ну хотя бы ещё миллион лет.
Виновен был Ананда, но прощён собранием общины. Закончился собор, разошлись монашествующие, неся с собою вечное слово Учителя.
Так говорил Будда
Выбирать сравнения было искусством и одним из правил диалектики. Удачное сравнение считалось заслугой и отмечалось похвалой. Будда учитывал склонность соотечественников украшать свою речь сравнениями, аллегориями и другими стилистическими приёмами, придающими выразительность даже самому сухому тексту. Например, Учитель говорил, что сердце человеческое похоже на слоновьи уши, которые находятся в постоянном движении. Обращаясь к своим последователям — бхикшу, Будда призывал подражать черепахе, которая прячет конечности в панцирь, т. е. — прекращать созерцанием действие своих внешних чувств и освобождаться от гибельного впечатления от внешних предметов.
— Чистая нравственность, — шутил он, — как надутый кожаный мех: повреди его однажды, он и погибнет.
Будда часто употреблял сравнения, как средство убеждения более действенное, чем все доказательства. Он отказывался решать некоторые метафизические вопросы, занимавшие б то время умы других философов, например, откуда произошёл мир и населяющие его существа; есть ли у них начало или нет; что ожидает человека, освободившегося от перерождений.
— Подобные вопросы, — говорил он, — не имеют отношения к обязанностям тех, кто следует моему Учению. Пока вы рассуждаете об этих предметах, драгоценное время пройдёт и наступит смерть, тогда как вы и не приготовились к ней.
— Представьте себе человека, — приводил пример Будда, — раненного в грудь стрелою. Его спасение зависит от искусства лекаря, который может легко вынуть из его груди это смертоносное оружие. Неужели раненый станет прежде своего исцеления спрашивать врача, из какого дерева выточена стрела, какого она цвета, перья какой птицы прикреплены к ней? Неужели он станет интересоваться подобными вопросами, зная, что время проходит и надвигается смерть?
Однажды Будда объяснял своим ученикам, в чём разница суждений об одних и тех же предметах между его Учением и учениями других школ.
— Это напоминает мне одну давнюю историю, — сказал Будда. — Однажды царь приказал собрать слепых от рождения и привести к нему во дворец.
— Скажите, какого вида слон? — спросил он их.
— Мы слепы от рождения, — ответили они, — и не знаем, какого вида слон.
Царь приказал привести слона, и слепцы ощупали его. Каждый касался руками той части тела, которая была ближе к нему. После этого царь повторил вопрос, и слепцы с радостью закричали:
— Вот теперь, Великий, мы знаем, на кого похож слон.
— Он похож на канат, — сказал тот, чьи руки ощупывали хобот слона.
— Нет, — возразил второй, который дотронулся до острых и длинных бивней, — слон — как хорошо заострённый кол.
— Вы оба не правы, — заявил третий, касавшийся шеи слона. — Слон подобен бревну.
— Слон как конёк крыши, — добавил четвёртый, которому удалось ощупать спину животного.
Они яростно спорили и чуть не подрались, но царь велел им замолчать.
— Толпа слепцов! — сказал он. — К чему вы спорите о частях, не зная целого.
Великие соборы
Собравшиеся в Вайшали монахи обнаружили, что сбор подношений в виде золотых и серебряных монет не единственное нарушение заветов Учителя, допущенное отступниками, которые, кстати, и не собирались каяться в своих грехах, а сразу перешли в нападение. Они заявили, что прошло много лет со дня кончины Будды, и установленные им правила поведения монашествующей братии не соответствуют настоящему времени и условиям жизни общества. Поэтому необходимо внести изменения в строгий Устав.
Прежде всего нужно разрешить каждому члену буддийской общины иметь при себе и пользоваться по мере необходимости щепоткой соли, хранящейся в козьем роге, для того, чтобы чуть-чуть подсаливать пищу. Такая невинная поправка к Уставу, казалось, не должна была вызвать споров, но разразилась буря протеста. Защитники чистоты учения Будды доказывали, что соль для монашествующего — лакомство; что она способствует невоздержанности в еде; что нищенствующий, имея соль, будет делать запас пищи, а также употреблять сохранённую пищу не вовремя, что тоже считалось большим нарушением. Таким образом, предложенное новшество подрывало многие принципиальные установки Учителя, который боролся с любым проявлением скопидомства, невоздержанности и попрания дисциплины.
Другое нарушение, допущенное монахами Вайшали, касалось времени приёма пищи. Со времён Будды установилось жёсткое правило, разрешавшее монахам собирать подаяние в определённые часы, потом приносить собранную пищу наставнику и есть её только после его разрешения. Причём не съеденное в обед, нельзя было оставлять до вечера, а тем более до утра. Остаток следовало отдать нищим. Время приёма пищи было строго установлено. Не успевший поесть в положенное время, не имел права даже прикасаться к пище.
Теперь отступники спокойно утверждали, что не произойдёт ничего страшного, если съесть пищу независимо от того, когда солнце опустится или поднимется, и тень на солнечных часах увеличится или уменьшится на два пальца от назначенного времени. Нарушая время приёма пищи, они тем самым достигали излишества в еде. Под предлогом путешествия в другой город или деревню они наедались так, что с трудом передвигались; вместо кислого молока в огромном количестве употребляли свежее, а иногда даже лакомились сливками, смешанными с мёдом, маслом и сахаром.
