Штольня в Совьих Горах - Добкевич Корнелия (лучшие книги .txt) 📗

Охваченные жаждой золота татары всё глубже в гору уходили. Гудела она от битвы, что шла там, внутри…

А Гжимек, который всё время незаметно за татарами крался, припав к скале и затаив дыхание, глядел на страшную сечу. Вот и последний джигит вбежал в темную пещеру, где гремел жестокий бой…

Тогда вышел Гжимек из укрытия и вслед татарину поганый колпак швырнул. Потом взобрался повыше, уперся в огромный обломок скалы, что над входом в пещеру нависал, и, все силы в единый рывок вложив, столкнул его вниз. Хотелось ему, чтобы преграда образовалась в узком проходе — на случай, если надумают татары возвращаться!

Задрожала тут гора, посыпались вслед за этим обломком другие камни — большие и маленькие. Пыль столбом вокруг поднялась и грохот такой стоял, будто невиданная буря над горами разразилась! Сущий камнепад возник и засыпал он начисто всё место, где вход в пещеру был — даже и следа не осталось! Не было пути назад орде татарской и дракону злобному! А внутри горы тем временем понемногу стихала битва жестокая: только из малых щелей между камнями дым потянулся — поначалу густой, а вскоре лишь узенькой струйкой. Потом и вовсе исчез — ветер его развеял!

Вздохнул тогда Гжимек полной грудью и заплакал от радости, что места родные от двух бедствий сразу уберег — от дракона страшного и от жадной орды татарской…

Повыше той пещеры, почти у самой вершины Раховца, росло девять елей — все одинаковой высоты.

Остановился возле них Гжимек, огляделся вокруг, ближе к деревьям подошел.

Корни одной ели явственно выступали из земли. А меж них заметил хлопец что-то плоское, блестящее. Наклонился, присмотрелся получше и увидел, что это край большой пластины костяной, словно бы золотом покрытой…

— Чешуя дракона! — воскликнул хлопец.

Попробовал вытащить пластину — не вышло. Глубоко увязла она в земле, но напряг все силы Гжимек и вырвал ее из-под корней. В ту же минуту из расщелины, где была пластина, брызнула чистая и прохладная вода — источник забил!

— Вода! — радостно всплеснул руками Гжимек. — Снова вода появилась!

Радостный, счастливый пал он на землю и долго той чистой водою жажду утолял. Потом омыл лицо, руки ополоснул. А из источника уже ручей прозрачный побежал и шумно в долину устремился, по склону Раховца…

С любопытством стал Гжимек разглядывать чешуйчатую пластину роговую. Однако в его руках она дивно как-то сереть начала и вдруг рассыпалась в прах.

Пошел хлопец от ели к ели. Вытаскивал проклятые драконовы запоры и сразу же из-под корней начинал ключ бить. И в каждом была чистая, прозрачная, холодная вода.

Снова зашумели все девять потоков горных. А на их берегах ожили и опять зацвели незабудки и лютики. Растут они там и по сей день — крупнее и красивее, чем где-либо в других местах. А шумные горные потоки своим плеском рассказывают старинные легенды всем, кто любит их слушать в тиши лесной…

Сказки Нижней Силезии

ЗОЛОТОЙ СЕЛЕЗЕНЬ

Жители Силезии знают старинную сказку о юноше, которому посчастливилось найти чистое золото в далёких лесах, на извилистой реке Бобр.

Голодный тогда был год. Сгубила засуха все хлеба на полях. Трава на лугах погорела от зноя, а в садах плоды не созревшие на землю опали. И пошли мужики на заработки в город: кто в одиночку, кто сообща с другими, — кому как способнее было. Ушел и Марцин, парень из деревни Пшесеки, искать работы и хлеба в богатом городе Болеславце. Большой, королевский это был город, но в маленькой Пшесеке никто не знал, по какой дороге туда идти: ни один крестьянин отродясь так далеко не хаживал. Ведомо было только, что стоит Болеславец на реке Бобр, которая с гор Карконошей течет: из-под заснеженных скал ручеек там бил, с него-то и зачиналась река. Посоветовали Марцину старики — идти всё на север, по берегу Бобра, пока не увидит большой и людный город с четырьмя башнями и с орлом королевским, что над воротами красуется.

Так и направился парень — через боры густые — к реке, в которой вода так часто свою окраску меняет, как девки платья на праздник. То она голубой казалась, словно лента среди лугов; то серебристой и переливчатой, будто кольчуга рыцарская; то вроде бы темнела, как лесной сумрак.

Шел Марцин по берегу весь день. Пустынно и безлюдно было вокруг, только столетние дубы в воде отражались и по-своему, шумом листвы, с нею переговаривались. Шумел и пел ветер в камышах, гнул их к воде, изредка птицы перекликались…

Устал Марцин от такого долгого пути — доел последний кусок хлеба, что в заплечном мешке лежал, да к тому же и швы на постолах разошлись от ходьбы. И решил хоть немного отдохнуть под дубом, что у самой воды рос: постолы старые починить да ягодами подкрепиться, которые в лесу насобирает. Игла, дратва и ножик у него завсегда с собой были, поэтому с починкой он быстро управился.

В лесной чаще заметил Марцин кусты малины зрелой — красной и желтоватой — никто их тут, видно, не собирал. Ходил парень по кустарнику, рвал сладкие ягоды, с удовольствием ел их, а потом уселся на берегу и под мягкий плеск волн задумался о доле своей.

Тем временем солнце уже за лес заходило и надобно было о ночлеге подумать. Наломал Марцин поначалу кустарник, потом молодой камыш нарезал. Насобирал большую кучу. Но когда уложил всё это под низко нависшими ветвями дуба, отлетел от парня сон. Вспомнил Марцин отца, мать и хату родную, из которой выгнала его на белый свет нужда беспросветная…

«Вернусь ли я когда в Пшесеку? — с печалью думал парень. — Увижу ли родителей своих? Каково-то мне в городе будет, среди чужих людей?..»

А река спокойно плескалась о берег, и тихо шумели на ветру камыши — вроде бы тоску парня смягчали.

Медленно ночь в лесу наступила. Выплыл на небо месяц, словно одинокий рыбак на ладье серебряной. Засверкали вокруг него звезды — голубые и зеленоватые. Громче зашелестел камыш, отозвались кузнечики в густой траве…

И вдруг, словно бы изменил кто темные волны реки. Посветлели они от дивного сияния, которое широкой полосой сразу пало на воду со стороны прибрежного аира [19].

Испугался Марцин, вскочил со своего ложа и, спрятавшись за ствол дуба, на реку глянул. Дыхание у него перехватило от удивления и восторга, когда увидел диво-дивное: явилась на реке птица невиданной красоты! Плыла она посреди волн одна, и от нее падало на лес и на воду невиданное и великолепное сияние…

А был это златоголовый и златокрылый селезень! Плыл он медленно, изредка оглаживая клювом светящиеся перышки. Потом вышел на берег неподалеку от дуба, за которым Марцин прятался, и стал прохаживаться по песку у самой воды. Щипал он нежные побеги водяных растений да порой расправлял золотые крылья, словно бы хотел к небу взлететь. И при каждом его движении снопы розовых и золотых искр тьму ночную прорезали.

— Что за чудо! — шептал Марцин. — Что за красивая птица!..

О Золотом Селезне рассказывали старики в Пшесеке разные были и небылицы. Одни говорили, что стережет он золотой песок, который на дне силезских рек залегает, другие уверяли, что эта необыкновенная птица всегда бывает там, где под корнями деревьев или в глубокой воде некогда были укрыты бочки или сундуки с сокровищами. Но все на одном сходились: Золотой Селезень никому кривды не чинит, а порой даже помогает людям в беде ихней: к примеру путь плотовщикам указывает — плывет впереди посредине реки и светит им в темные, облачные ночи…

Бывало и так, что в засуху или где-то в безводной округе, после его появления начинал бить из-под земли чистый, кристальный ключ, либо принимался моросить дождь, которого мужики и ждать-то отчаялись, либо высохшее русло какого ни то ручья вдруг нежданно водой заполнялось.

Говорили люди, что встреча с такой волшебной птицей завсегда что-либо доброе сулит, поэтому считали подлым делом того Селезня криком всполошить или камнем в него швырять, но еще хуже было тем, кто того Селезня надумал ловить или стрелять в него из лука. Перепуганный Селезень немедля прочь улетал и навсегда забирал с собой радость и счастье того, кто в него стрелу пустил…