Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо (читать хорошую книгу полностью .TXT, .FB2) 📗
Джусто. Как? Неужели тебе бы оказалось не по нраву, если бы все души возжелали, чтобы люди, чьи части они составляют, предались созерцательной жизни и ученым занятиям?
Душа. Да нет же, я бы хотела, чтобы те души, которым досталось по жребию какое-нибудь несовершенное тело: либо состоящее из тяжелых жидкостей, либо слабой комплекции, либо имеющее инструменты чувств, плохо приспособленные к своему назначению, потому что при их создании природе пришлось столкнуться с какими-нибудь препятствиями своему намерению, — повторяю, я бы хотела, чтобы эти души удовлетворялись низкими занятиями.
Джусто. Ах, тогда все вернулось бы вспять, потому что было бы больше ремесленников, чем людей, занимающихся свободными искусствами. Ведь большинству младенцев не за что благодарить природу, и они попросту называются грубыми людьми.
Душа. Хватит, мне до того и дела нет, мне-то досталось хорошо сложенное тело с прекрасными органами — в таком теле должны развиваться как внутренние, так и внешние чувства. К тому же его оживляет прекрасная кровь, порождающая очень чистые и тонкие духи, в совершенстве способные на любое действие. Ведь я о тебе говорю, ты же был способен к любому благородному занятию, как созерцательному, так и деятельному, а вечно заставлял меня мастерить деревянные башмаки. Ну, что теперь скажешь? Как ты думаешь, есть мне на что пожаловаться?
Джусто. А что, по-твоему, я должен был делать? Отец меня еще мальчиком отдал учиться этому ремеслу, он же и сам занимался, ты знаешь, тем же; а кроме того, я был беден и не имел возможности учиться.
Душа. Если бы ты был тогда богат и мог бы сам избрать себе ремесло, а также и по возрасту был бы уже вполне разумен, я стала бы на тебя жаловаться совсем по-иному, чем сейчас. Но раз ты ни в чем не виноват, я легко тебя прощаю.
Джусто. Так на что же ты жалуешься?
Душа. Вот на что: хотя, насколько вижу, ты достиг степенности, немало стал зарабатывать и всякий год откладываешь круглую сумму денег, тем не менее ты еще и не начал думать о том, как усовершенствовать меня, если не целиком, то хотя бы отчасти, а в то же время о собственных удобствах и выгодах ты не забываешь.
Джусто. И каким же образом я должен был это делать?
Душа. Посвятить себя какой-нибудь науке, которая может меня усовершенствовать и удовлетворить. Тогда я открыла бы себе путь познания истины, а это, как я тебе сказала, и есть моя конечная цель.
Джусто. Короче, что мне надо было делать?
Душа. Заняться науками, повторяю тебе, распределив время так, чтобы не мешать своему делу.
Джусто. И ты хотела, чтобы я изготовлял деревянные башмаки и учился?
Душа. Да, хотела.
Джусто. А что стали бы говорить люди?
Душа. А что говорят они в Болонье о тамошнем шорнике Якопо, который, не бросая своего ремесла, столько сил отдал наукам, что не ударит в грязь лицом перед многими, кто всю жизнь только науками и занимался? А что говорят в Венеции об одном недавно умершем сапожнике, который был таким ученым?
Джусто. А откуда мне было взять на это время?
Душа. Тебе хватило бы того времени, которое ты тратил порой на игру или на прогулки, когда болтал всю дорогу. Неужели ты считаешь, что ученые занимаются с утра до ночи? Если ты хорошенько подумаешь, то убедишься, что большую часть дня они прогуливаются. Вспомни-ка твоего прежнего соседа Маттео Пальмиери[465] — ремесло аптекаря не помешало ему приобрести столь обширные познания, что флорентийцы отправили его послом к неаполитанскому королю. Это почетное поручение возложили на него исключительно потому, что в его душе видели редкостное явление, когда в человеке столь низкого положения обнаружилось благородное стремление соединить свое ремесло с учеными занятиями. И я припоминаю рассказы о том, что король однажды сказал: «Подумать только, какие же во Флоренции медики, если там такие аптекари».
Джусто. Согласен, ты права. Я и сам имел такую склонность, но по двум причинам об этом никогда не помышлял: первая — низость моего ремесла, а вторая — большие усилия и напряжение, с которыми, как я от многих слышал, связано учение.
Душа. Вот как раз когда ты сослался на вторую причину, то и сказал то, что я хотела. А если для уяснения первой тебе мало примера мною названных современников, пусть тебя удовлетворят примеры древних философов, которые все поголовно занимались и каким-нибудь ремеслом, особенно нагляден пример Гиппия,[466] который кроил и шил себе одежду, изготовлял сбрую и тысячу других вещей; а на второй аргумент я тебе отвечу, что нет в этом мире ничего более легкого, чем учение и приобретение знаний.
Джусто. Этот как раз обратно тому, что сам я думал.
Душа. Подожди-ка, сейчас тебе докажу это. Всякая вещь, по самой своей природе, без малейшего труда достигает совершенства, а совершенство человека — это знание истины; следовательно, человек достигает совершенства без каких-либо усилий. Посылки, из которых следует это заключение, истинные, и у тебя не должно быть никаких сомнений; но поскольку сомнения у тебя все же могут возникнуть, я хочу их рассеять и начну с большей посылки. Скажи мне, как ты думаешь, земле трудно устремляться к своему центру?
Джусто. Нет, не думаю.
Душа. А огню трудно возноситься к своей сфере?
Джусто. Нет.
Душа. И точно так же растениям не трудно питаться, расти и производить семена? А животным чувствовать и порождать себе подобных?
Джусто. Нет, ведь я знаю, что эти действия производят все, если только не встречают помех.
Душа. Следовательно, ты знаешь, что ни одна вещь не затрачивает усилий для достижения своего совершенства: земля совершенна лишь тогда, когда она находится в центре, огонь — когда он в своей сфере, где ему ничто не мешает, растения — когда они расцветают и производят семена, животные — когда родят себе подобных, чтобы сохраниться, по крайней мере, в своем виде, если нет возможности сохраниться в отдельной особи, — и они все это делают, поскольку таким образом в наибольшей степени уподобляются Перводвигателю. Теперь остается только доказать, что цель и совершенство человека заключаются в познании, но я думаю, что тебя в этом убеждает стремление к знанию, которое, как ты видишь, заложено в каждом человеке от природы.
Джусто. Да ни за что на свете я не желал бы умереть вчера! Ты мне открыла глаза, и теперь я вижу то, чего не видывал за все свои шестьдесят с лишком лет.
Душа. Я тебе больше скажу: для Джусто было бы намного легче изучить и понять сочинения Аристотеля, чем изготовить кадушку или пару деревянных башмаков для монаха.
Джусто. Ну, это что-то мудрено!
Душа. Я говорю тебе то, что есть, и объясню почему. Скажи мне, какое ты получаешь удовольствие от изготовления деревянных башмаков, бочек и тому подобного?
Джусто. Удовольствие от того, что я зарабатываю на мои каждодневные нужды.
Душа. Не будем говорить о заработке, ведь его можно иметь и от ученых занятий. А какое еще ты получаешь удовольствие?
Джусто. Никакого, конечно.
Душа. А я тем более. Я чрезвычайно страдаю, зная себя, как я тебе уже говорила, и видя, что занимаюсь такой примитивной работой.
Джусто. Так почему же, раз это так, как я разумею, ничтожно мало людей предается ученым занятиям, и особенно из тех, кто мог бы и у кого достаточно средств?
Душа. Из-за плохого воспитания, плохого родительского присмотра и из-за распространившегося в мире образа жизни; а также оттого, что очень часто так называемые ученые пугают тех, кто хочет стать ученым, утверждая, что наука — это-де самое трудное из всех человеческих занятий.
Джусто. Ты говоришь правду, я много раз падал духом, когда слышал, как они это говорят. Также и врачи вечно уверяют, что все болезни у их больных серьезные и опасные, чтобы показать потом, когда те выздоровеют, что они сделали нечто выдающееся.
Душа. Эх, Джусто, дай-то Бог, чтобы это было единственной причиной, почему они так поступают! Ведь на самом деле причина у них подлее.
