Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август (бесплатная регистрация книга TXT) 📗

Итак, чтобы отыскать потерянную невесту, Фридберту не оставалось ничего иного, как только уподобиться известной лягушке-путешественнице. Невыносимая тоска по любимой ещё дальше отодвигала Цикладские острова от Швабии, и путь туда ему казался не ближе, чем расстояние до Луны.

— Ах, — вздыхал он, полный отчаяния, — как медлительному моллюску угнаться за легкокрылой бабочкой, которая беззаботно порхает от цветка к цветку и никогда не задерживается на одном месте? Кто может поручиться, что Каллиста вернулась в Наксос? Разве не позор для девушки прослыть у себя на родине беглянкой, и не пришлось ли ей искать убежище в другом месте? Но если даже она сейчас в Наксосе, что мне с того? Как могу я, простой мещанин, поднять глаза на княжескую дочь?

Терзаемый подобными мыслями, павший духом Фридберт провёл не один день, но если бы он, испытав силу своей страсти, узнал на какие чудеса она способна, то наверное так бы не горевал.

Однажды инстинкт подсказал ему, что одни холодные рассуждения делу не помогут. Тогда, обратив своё добро в деньги, он оседлал вороного коня и, чтобы избежать многословного материнского напутствия, выехал со двора через заднюю калитку. Фридберт торопился так, словно за день собирался достичь Цикладских островов. К счастью, он вспомнил, как добирался туда отец Бено и, так же как и тот, морским путём, через Венецию, преодолев немалые трудности, но без кораблекрушения, благополучно доплыл до острова Наксос.

Радостный, с тайным чувством наслаждения Фридберт ступил на родную землю любимой. Он попытался узнать что-нибудь о прекрасной Каллисте, но никто не мог ему сказать, где она и что с нею, хотя всевозможных слухов на этот счёт было предостаточно. Одни нашёптывали одно, другие — другое, как это обычно бывает, когда воспитанная девушка неожиданно исчезает из круга своих знакомых, и, надо заметить, шёпот этот редко бывает в пользу отсутствующей. Впрочем, от такого метательного орудия, как злой язык, спасает оборонительное средство, заключающееся в золотых словах поговорки: «Пусть себе болтает, сколько ему вздумается, — что мне за печаль!» Но так может защищаться кто угодно, только не девушка, если она дорожит своей репутацией.

Фридберт очень переживал, что не знает в какие края судьба забросила его любимую. Он был в нерешительности, — вернуться в келью отшельника, или устроить засаду на нильских купаниях.

Пока незадачливый жених раздумывал, что ему предпринять, в Наксос с острова Парос прибыл князь Исидор, — ленник правителя Цикладских островов, — чтобы обручиться с сестрой прекрасной Каллисты, Иреной. Начались торжественные приготовления к роскошному празднику, по случаю предстоящего бракосочетания. Завершить его должен был большой рыцарский турнир.

Узнав об этом, швабский герой, к которому вернулась былая воинская отвага, решил на турнирном поле развеять одолевшую его грусть-тоску, тем более, что на всех площадях и перекрёстках герольды приглашали иноземных рыцарей принять участие в поединках. У себя дома он, конечно, не осмелился бы принять подобное приглашение, — легко могло случиться, что там его встретили бы ядовитыми замечаниями и оскорбительными насмешками, — но здесь, вдали от родины, туго набитый кошелёк обеспечивал ему привилегии знатного происхождения, обычно приклеиваемого с рождения. К тому же Фридберт разыгрывал в Наксосе рыцаря с не меньшим достоинством и благопристойностью, чем иногда немецкий портной барона в Париже, или беглый француз-камердинер маркиза при германском дворе. Он обзавёлся прекрасным снаряжением, за большие деньги купил хорошо подготовленного для рыцарских турниров коня и в назначенный день без проволочек был допущен на турнирное поле.

Но тут воображение сыграло с ним злую шутку: круглая арена, где находились рыцари, вместе с возвышающимся вокруг амфитеатром, заполненным бесчисленными зрителями, вновь напомнила ему очертания ужасной хлебной печи. Страх, как это часто бывает в минуту опасности, подействовал на Фридберта, как шпоры на коня. Самозваный рыцарь крепко держался в седле и с честью выдержал бой с противником, заслужив рыцарскую награду, которую получил из рук новобрачной. Кроме того, он был допущен к целованию руки Прекрасной Зои, по заведённому придворному этикету всё ещё владевшей титулом красавицы, так же как экс-министр титулом «Ваше превосходительство», хотя зуб времени не пощадил былую прелесть доброй дамы.

Фридберт представился итальянским рыцарем. Потому ли, что он воскресил в памяти Зои давние воспоминания о другом итальянском рыцаре, пользовавшемся когда-то её особым расположением, или потому, что она заметила на его руке кольцо, некогда принадлежавшее ей, а сейчас сверкающее рубиновым сердцем на руке чужестранца, — как бы то ни было, он был очень любезно принят и, казалось, заслужил благосклонность княгини.

Когда утих шум свадебных торжеств, Зоя покинула столичный двор и снова обосновалась в своём дворце, в тихом уединённом уголке острова. В эту монастырскую святыню, открытую только для немногих её приближённых и друзей, получил доступ и Фридберт, которому она оказала материнское внимание.

Однажды, во время прогулки в тенистой роще, Зоя отвела Фридберта в сторону и сказала:

— У меня есть к вам, дорогой чужестранец, просьба, в которой вы не должны мне отказать. Скажите, откуда у вас на безымянном пальце правой руки это кольцо? Когда-то оно принадлежало мне, но я потеряла его, не знаю где и когда.

— Великодушная княгиня, — ответил хитрец, — это кольцо я завоевал на родине, на турнире в честном бою с одним храбрым рыцарем, которого мне удалось победить. В этой битве он расстался с жизнью. Но как кольцо оказалось у него, — досталось ли как военная добыча, или он купил его у еврея, заслужил ли как рыцарскую награду, или получил в наследство, — этого я сказать не могу.

— Как бы вы поступили, продолжала Зоя, — если бы я попросила вернуть мне моё кольцо, ведь почётное рыцарское звание обязывает не отказывать даме? Однако я не возьму вещь, добытую оружием в честном бою, как подарок. Я заплачу вам за неё столько, сколько вы скажете, и никогда не забуду вашей любезности.

Просьба княгини ничуть не смутила Фридберта. Напротив, он был даже рад, что его замысел так хорошо удался.

— Ваше желание, добродетельная княгиня, — сказал он, — для меня нерушимый закон, — рыцарская честь тому порукой. Требуйте у меня кольцо, только не заставляйте нарушить клятву. Эта реликвия досталась мне в тяжёлом поединке, и я поклялся, что не сниму её с руки до тех пор, пока она как залог верной любви не скрепит перед алтарём мой брачный союз. Только выполнив это условие, я смогу освободиться от клятвы. Но если вы поможете мне выбрать невесту, то я ничего не имею против того, чтобы ваша прежняя собственность вернулась к вам из её рук.

— Хорошо, — ответила Зоя, — выбирайте из моих придворных девушек любую, какая вам понравится. Невеста получит от меня богатое приданое, но с одним условием: как только вы наденете ей на палец кольцо, она тотчас же должна передать его мне. Вам я тоже окажу высокую честь.

Едва был заключён этот тайный договор, как дворец княгини заполнили красавицы, которых она призвала сюда со всех концов страны и приняла в свою свиту. Зоя предоставила им прекрасные наряды и великолепные украшения, стараясь с помощью искусственной мишуры модных лавок придать девушкам ещё большее очарование. Она, конечно, заблуждалась, так же как и наши современницы, выставляющие на продажу позолоченную раму с картиной, а не саму картину, ибо ежедневный опыт учит, что парадное платье так же мало воодушевляет любовь, как молящихся парчовое одеяние Девы Марии в Лорето. И наоборот, самое скромное, облегающее фигуру платье без украшений делает большие завоевания, чем все панцири и шлемы из кружев и локонов с победно развевающимися перьями.

Фридберт плавал в потоке удовольствий, не позволяя однако увлечь себя этим праздничным вихрем. Шум вновь ожившего двора, музыка, песни и весёлые танцы были не в состоянии разгладить скорбные складки на его лбу. Самых красивых греческих девушек украшали для него, чтобы они, словно магнит, притягивали его к себе, но он оставался холодным и безучастным.