Ницше contra Вагнер - Ницше Фридрих Вильгельм (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Ныне я руку тяну
к кудряшкам случая,
довольно научен, чтоб случай,
словно ребёнка, вести, и перехитрить.
Ныне желаю я быть гостеприимным
к нежданному,
против самой судьбы не хочу я ощетиниваться
— Заратустра не ёж.
Душа моя
ненасытным своим языком
облизала уже всё хорошее и дурное,
во все глубины ныряла она.
Но всегда, словно пробка,
снова всплывала наверх.
Лоснится она на бронзово-смуглых волнах:
из-за этой-то души называют меня счастливцем.
Кто мне мать и отец?
Не отец ли мне принц Изобилье,
а мать — радостный смех?
Не их ли союз породил
меня, диковинную загадку,
меня, светлого демона,
меня, расточителя мудрости Заратустру?
Болен нежностью ныне
и влажным ветром,
сидит Заратустра и ждёт, ждёт на своих горах,
сварившийся и налившийся сладостью
в собственном соку,
под
вершиной своей,
подо
льдом своим,
усталый и блаженный,
творец на седьмой день творенья.
— Тише!
Истина проплывает надо мной,
словно облако, —
невидимыми молниями бьёт она в меня.
По широким медленным лестницам
сходит ко мне её счастье:
приди, о приди, возлюбленная истина!
— Тише!
Вот она, моя истина! —
Из медлящих глаз,
из бархатного трепета
разит меня её взгляд,
милый, язвящий девичий взгляд…
Она угадала, в чём моё счастье,
она разгадала меня — ха! что это она задумала? —
Огненно затаился дракон
в бездне её девичьего взора.
— Тише! Моя истина говорит! —
Горе тебе, Заратустра!
Ты похож на того,
Кто золото проглотил:
тебе ещё вспорют брюхо!..
Слишком уж ты богат,
ты, развратитель многих!
Слишком многих делаешь ты завистниками,
слишком многих делаешь бедняками…
На меня саму тень бросает твой свет, —
меня бросает в озноб: прочь уйди, ты, богач,
прочь, Заратустра, из твоего солнца!..
Ты мог бы дарить, раздарить свой излишек,
но сам ты — излишество!
Пойми ты, богач!
Сперва раздари себя самого
, о Заратустра!
Прошло десять лет, —
и ни капли тебя не коснулось?
ни влажного ветерка? ни росинки любви?
Но кто же
мог бы
тебя любить,
ты, богатейший?
Счастье твоё всё иссушает вокруг,
безлюбыми делает
— землёй
без дождей
…
Никто тебе не благодарен.
Но ты благодарен всякому,
кто у тебя берёт:
тебя узнаю́ я в этом,
ты, богатейший,
ты,
беднейший
из всех богачей!
Ты в жертву приносишь себя, тебя
мучит
твоё богатство, —
ты себя раздаёшь,
ты себя не жалеешь, ты не любишь себя:
всё время терзаем великой мукой,
мукой
переполненных
житниц,
переполненного
сердца —
но никто тебе не благодарен…
Беднее
должен ты стать,
неразумный мудрец,
коль хочешь любимым быть.
Любят только страдальцев,
любовь дают только голодным:
сперва раздари себя самого
, о Заратустра!
— Я — твоя истина…
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
notes
Комментарии
Ядро этого произведения содержится в письме Ницше Фердинанду Авенариусу от 10 декабря 1888 г. Здесь он указывает на те места в его произведениях, которые могут свидетельствовать о давней истории его противоречий с Вагнером:
Противоположность между декадентом и творящей из преизбытка сил, то есть дионисийской натурой … это противоположность, которая выражена в моих книгах, должно быть, раз пятьдесят, например, в «Весёлой науке», с. 312 сл. <т. е. «Весёлая наука» 370> … Вот с ходу несколько мест: «Человеч. слишком человек.» (написано более 10 лет назад) 2, 62 — декаданс и бернинизм в стиле Вагнера <«Смешанные мнения и изречения» 144>; 2, 51 — его нервозная чувственность <«Смешанные мнения и изречения» 116>; 2, 60 — одичание в том, что касается ритма <«Смешанные мнения и изречения» 134>; 2, 76 — католицизм чувства, его «герои» просто невозможны физиологически <«Смешанные мнения и изречения» 171>. «Странник и его тень», 93 — против espressivo[11] любой ценой <«Странник и его тень» 165>; «Утренняя заря», 225 — искусство Вагнера обольщать профанов в музыке; «Весёлая наука», 309 — Вагнер насквозь актёр, в том числе и как музыкант <«Весёлая наука» 368> — и 110: восхитителен в утончённости чувственной боли <«Весёлая наука» 87>. «По ту сторону добра и зла», 221 — принадлежность Вагнера к больному Парижу, по сути как у французских поздних романтиков, как у Делакруа, у Берлиоза — все с неким fond[12] неисцелимости в глубине и, следовательно, фанатики выразительных средств.
