Стихотворения. Проза - Басё Мацуо (бесплатные версии книг TXT) 📗

Истинно, эта слива, сохранив имена как совершенно чужих, так и дорогих сердцу людей, 475 открыла чувства тех, кто не забыл, 476 и в этом, пожалуй, нет ей равных!

Сэнна 477

<1691>

Благороден, о как благороден вид ее, благородна и дорожная шляпа, благороден и соломенный плащ! Кто же донес до нас предание давних времен, кто запечатлел на бумаге сей образ? Из глубины веков призрачное видение — вот оно, перед нашими глазами… Именно в таком обличье пребывает, верно, душа. Благороден и соломенный плащ, благородна и дорожная шляпа.

Написано по просьбе монаха Одзу Дзеко.

<1690 или 1691>

Не находя себе постоянного прибежища в этом мире, последние шесть или семь лет много странствовал, ночлег обретая то там, то здесь, однако затем, сумев превозмочь страдания, многочисленными недугами вызванные, и стосковавшись по теплому участию старых друзей и учеников, с которыми меня связывали долгие годы взаимной приязни, я снова вернулся в Мусаси, и теперь люди ежеденно приходят в мою травяную хижину, желая осведомиться о моем здоровье, и среди стихотворений, коими я отвечал им, было и такое:

<1691>

Бродил, то там, то здесь находя приют, а на зиму затворился в доме на улице Татибана, 479 и вот уже позади луны Муцуки и Кисараги. 480 О хайкай решив позабыть отныне — мол, довольно с меня, — крепко замкнул уста, но неясные чувства будоражили мою душу, что-то, искрясь, мелькало перед глазами — похоже, сердцем моим овладел демон поэзии. И вот, все бросив, я снова покидаю жилище и, припрятав за поясом около сотни сэнов, вверяю жизнь свою посоху да плошке. Изящным чувствам в конце концов суждено облачиться в рубище нищего, — вот в чем я убедился.

<1692>

Хризантемы пышнее цветут у восточной ограды, 481 бамбук — дружит с северным окном. 482 Что касается пионов, то их алость и белизна стали предметом споров, и пылью этого мира осквернены их лепестки. Лотос не растет из обычной земли, и если вода нечиста, цветы не расцветают. Не помню, в каком году перенес я жилище свое в здешние пределы, тогда же и посадил в саду отросток банановой пальмы. 483 Очевидно, местные условия пришлись ему по душе — во всяком случае, росток дал несколько побегов, листья его, разросшись, заглушили сад и даже заслонили стреху, крытую китайским мискантом. И стали люди называть мою хижину Банановой. Старым друзьям моим, да и ученикам тоже, банан полюбился, поэтому, ростки отсекая и корешки отделяя, то одному их посылал, то другому, и так шли годы.

Однажды вздумалось мне отправиться в Митиноку, и вот, опасаясь, что за время моего отсутствия Банановая хижина придет в полное запустение, пересадил я банан по другую сторону ограды и замучил живших по соседству людей просьбами стряхивать с его листьев иней и оберегать от порывов ветра, даже оставил им о том какие-то глупые записки, когда же бродил по далеким краям, неспокойно было на душе — ведь так одиноко теперь сосне, 484 и в конце концов горечь разлуки с друзьями, тоска по банановой пальме и непосильные дорожные тяготы привели к тому, что по прошествии пяти весен и пяти осеней я снова окропил листья банана слезами. В нынешнем году к середине пятой луны и аромат померанцев улавливался уже где-то совсем рядом, 485 и узы, связывавшие людей, были по-прежнему крепки. Вот и я, не желая более покидать здешних пределов, неподалеку от прежней хижины своей соорудил достойную моего существования лачугу в три пролета с крышей из китайского мисканта, криптомериевые столбы тщательно обстрогал, из бамбуковых веток сделал надежную дверцу, обнес прочной тростниковой оградой — вот вам и береговая усадьба с видом на пруд, обращенная к югу. Напротив — гора Фудзи, потому и ворота навесил «не прямо», сообразуясь с пейзажем. 486 Оттуда, где поток реки Чжэцзян разделяется на три, 487 хорошо любоваться луной, поэтому, как только народится месяц, начинаю сердиться на тучи и страдать от дождей. Желая достойно встретить ночь осеннего полнолуния, прежде всего пересадил банан. Его листья так сделались широки, что могут полностью прикрыть цитрукото. Некоторые надорваны до середины, и кажется, словно птице фэнхуан повредили хвост, словно зеленый веер, порвавшись, досадует на ветер. Хоть и расцветают иногда на банане цветы, лишены они яркости, хоть и толст его ствол, топор никогда его не коснется. Подобен он негодным деревьям, 488 выросшим в горной глуши, и дух его возвышенно-благороден. Монах Хуай Су 489 на листьях банана упражнял свою кисть. Чжан Ханцюй, 490 глядя на новые листья, обретал силу, помогавшую ему совершенствоваться в учении. Я не собираюсь следовать примеру ни того, ни другого, просто люблю отдыхать в тени банана, люблю его беззащитность перед ветром и дождем.

<1692>

Привязав к посоху сандалии, на шляпе начертал свое имя. 491 В начале месяца Яеи Шестого года эры Гэнроку 492 монах Сэнгин открыл дверь моей травяной хижины в Фукагаве в восточных предместьях Эдо и написал: «Сим делаю первый шаг». 493 Этот монах имеет склонность к прекрасному, он бежит городской суеты и годами бродит по свету, кормясь подаянием. В нынешнем году намеревается он совершить паломничество в Исэ и Кумано. 494 Монах Сэнгин подобен белому журавлю, парящему над облаками: он полощет клюв в потоках речных, 495 на холме в тысячу сюней высотой расправляет крылья, ищет отдыха в лугах, ночлега — в тучах, душа его не омрачена ни единой пылинкой. Я же давно сроднился с зарослями хмеля. И вот, за миг до разлуки вместе стоим на берегу, а перед нами вдали — горы Хаконэ. «Видишь, вон там, где клубятся белые тучи — там, должно быть, самое погибельное, самое страшное для бедного путника место. Обязательно оглянись в мою сторону. Я же буду стоять на этом берегу», — сказал я, и розняли мы рукава.