Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь (е книги txt) 📗
— Вы заблуждались! — возразил Чжэнь Шиинь. — Я давно знал, что у него удивительная судьба! Много лет назад. Еще до того, как вы появились у ворот моего старого дома в переулке Жэньцин. Мы не раз с Баоюем встречались!
— Как же это могло быть?! — вскричал Цзя Юйцунь. — Ведь ваша родина далеко от столицы!
— Нас связывали духовные узы, — ответил праведник.
— В таком случае, святой наставник, вы наверняка знаете, где сейчас Баоюй? — не переставая удивляться, спросил Цзя Юйцунь.
— Ведь Баоюй — это «драгоценная яшма», — проговорил Чжэнь Шиинь. — За год до того, как было конфисковано имущество во дворцах Жунго и Нинго, в день, когда Баочай отдалилась от Дайюй, эта яшма покинула мир, дабы укрыться от бедствий и обрести единение. Прежние узы были разорваны, а форма и сущность пришли к единству. Яшма высоко вознесла знатного юношу на экзаменах, после чего соединилась, с кем предназначено. Когда-то великие праведники Манман и Мяомяо принесли эту яшму в мир смертных, но сейчас она исполнила все, предназначенное судьбой, и праведники отнесли ее туда, откуда она явилась. Там и находится Баоюй.
Цзя Юйцунь мало что понял из туманных речей Чжэнь Шииня, больше догадывался. И в конце концов произнес:
— Вот оно что! А я-то, глупый, не знал! Но если у Баоюя такое удивительное происхождение, как мог он так далеко зайти в своих заблуждениях, а потом вдруг прозреть? Растолкуйте, пожалуйста!
— Я мог бы вам объяснить это, почтенный друг, но едва ли вы все поймете, — улыбнулся Чжэнь Шиинь. — Область Небесных грез — это обитель истинного и неизменного. А ведь Баоюй дважды просматривал книги судеб и знает туда дорогу. Как же он мог не прозреть?! Не могла чудотворная яшма не уйти в мир праведников следом за травкой бессмертия!
Цзя Юйцунь и в самом деле мало что понимал, но расспрашивать не решался, ибо знал, что небесные тайны Чжэнь Шиинь разглашать не станет.
— С Баоюем мне все понятно, — сказал он. — Но объясните, почему в нашем роду столько девушек с необычной судьбой, начиная с самой государыни Юаньчунь?
— Простите за откровенность, — вздохнул Чжэнь Шиинь, — но все девушки вашего рода явились из мира чувств и моря грехов. С древнейших времен и поныне девушкам запрещено переступать границу того, что называется «распутством», даже слово «любовь» не должно их касаться. Ведь Цуй Ин и Су Сяо воплотили в себе земные чувства небожительниц, а Сун Юй и Сыма Сянжу — просто влюбленные безумцы. А чем кончают люди, попавшие в сети любви, хорошо известно и можно об этом не говорить!
Цзя Юйцунь потеребил усы и со вздохом спросил:
— Будут ли снова процветать дворцы Жунго и Нинго? Скажите мне, святой наставник!
— Добрым уготовано счастье, злым — бедствие, — изрек Чжэнь Шиинь. — Таков неизменный закон. Те обитатели дворцов Жунго и Нинго, что творили добро, получили вознаграждение, а те, что чинили зло, понесли наказание. В будущем же, когда «расцветет орхидея „лань“ и заблагоухает корица „гуй“, к семье Цзя вернется благополучие. Таков непреложный закон!
Цзя Юйцунь опустил голову, долго думал, и вдруг его осенило.
— Совершенно верно! — вскричал он радостно. — В семье Цзя есть внук по имени Лань — «орхидея», он выдержал экзамены на цзюйжэня. Вы, очевидно, его имели в виду, святой наставник, когда сказали: «Расцветет орхидея „лань“ и заблагоухает корица „гуй“. И еще вы сказали, что яшма высоко вознесла знатного юношу. А как понимать слово „корица“? Может быть, так назовут младенца, которого носит под сердцем жена Баоюя, и он, когда вырастет, с быстротой знаменитого скакуна Фэйхуана добьется высокого положения и снова прославит род Цзя?
— Это покажет будущее, — ответил, загадочно улыбаясь, Чжэнь Шиинь, — заранее сказать ничего нельзя.
Цзя Юйцунь хотел еще о чем-то спросить, но Чжэнь Шиинь приказал накрыть на стол и пригласил гостя закусить.
После еды Цзя Юйцунь собрался было расспросить Чжэнь Шииня о собственной судьбе, но тот, словно угадав его намерение, вдруг сказал:
— Отдохните немного, почтенный друг! Я отлучусь ненадолго; одна нить пока еще связывает меня с бренным миром, однако нынче и она порвется.
— Вы достигли совершенства! — воскликнул Цзя Юйцунь. — Что может связывать вас с бренным миром?!
— Любовь к дочери, — ответил Чжэнь Шиинь.
— О ком это вы говорите? — удивился Цзя Юйцунь.
— О моей дочери Инлянь, которую когда-то похитили, — отвечал Чжэнь Шиинь. — Вы сами, едва вступив в должность, вынесли решение по этому делу. Она сейчас в семье Сюэ и должна родить сына. Но во время родов умрет, и я должен проводить ее в лучший мир. А приносить жертвы предкам семьи Сюэ будет ее сын.
Чжэнь Шиинь взмахнул рукавами и поднялся с места. А Цзя Юйцунь вдруг почувствовал вялость, опустился на циновку и уснул.
Чжэнь Шиинь между тем удалился, освободил Сянлин от пут бренного мира и проводил в страну Небесных грез, где предстал перед бессмертной феей Цзинхуань и доложил, что девочка пережила все, назначенное судьбой. Когда он приблизился к каменной арке, навстречу ему вышли буддийский и даосский монахи, и, завидев их, Чжэнь Шиинь воскликнул:
— Святые отцы, поздравляю вас с великой радостью! Наконец-то вы закончили дело влюбленных безумцев!
— Еще не закончили! — ответил буддийский монах. — Пока лишь один заблудший вернулся к нам! Его надо проводить туда, откуда он пришел, и растолковать смысл того, что он пережил, пусть поймет, что приход его в мир людской не был напрасным.
Чжэнь Шиинь сложил руки, поклонился монахам и удалился.
Буддийский монах взял драгоценную яшму — «баоюй», отнес к подножию утеса Цингэн, положил на то место, где богиня Нюйва когда-то плавила камни для починки неба, а сам растаял подобно облаку. С тех пор и говорят:
В тот же день у подножия утеса Цингэн проходил даос Кункун и снова увидел камень, который когда-то не был использован при починке небосвода. Он лежал на прежнем месте, и на нем по-прежнему отчетливо виднелись следы иероглифов, а на оборотной стороне, если внимательно присмотреться, можно было обнаружить после буддийской гаты запись, в которой рассказывалось о треволнениях, испытанных камнем в людском мире.
Покачав укоризненно головой, Кункун вздохнул:
— Брат-камень, еще в прошлый раз, когда я встретился с тобой, мне показалось, что история твоя удивительна и ее можно поведать миру. Потому и переписал ее, но никогда не думал, что ты снова сюда вернешься. Когда же успели сделать на тебе эту новую запись? Только сейчас я понял, что ты побывал в мире смертных, избавился от заблуждений, усовершенствовался, и тебе больше не придется роптать на судьбу! Боюсь только, что запись эта со временем потеряет четкость, и ее будут ошибочно толковать. Поэтому я перепишу и эту твою историю, найду человека, свободного от мирских страстей, и попрошу поведать всем людям на земле, дабы поняли, что в самом удивительном нет ничего удивительного, в простом — ничего простого, в истинном — ничего истинного, в ложном — ничего ложного. Возможно, побывав в мире людей, ты лишь на время вернулся сюда, и дух священной горы вновь заставит тебя претерпеть превращение? Этого знать никому не дано!
Кункун переписал историю камня, спрятал в рукав и отправился в мир роскоши и процветания искать нужного ему человека. Он побывал во многих местах, но везде люди только и думали что о богатстве да славе, о хорошей одежде да сытной еде. Кто же из них станет заниматься историей какого-то камня?!
Но вот праведник забрел в камышовую хижину у брода Заблуждений на переправе Стремительного потока и увидел там спящего человека. Решив, что это и есть тот человек, которого он ищет, праведник стал дергать его за рукав и будить, чтобы отдать записанную им «Историю чудесного камня».
