Сон в Нефритовом павильоне - Автор неизвестен (версия книг .txt) 📗

Император разрешил. Гости сообщили о решении императора Яну и Хун и, несмотря на нежелание тех позировать живописцам, вызвали десяток своих мастеров, которые тут же приступили к рисованию. Начали они с изображения Яна, а потом приступили к портрету Хун. Трижды пытались живописцы запечатлеть на бумаге ее облик — трижды ничего у них не выходило. Бросили они кисти и пришли к правителям севера.

— Нас считают хорошими мастерами, но портрет воительницы Хун никак у нас не получается!

Правители рассердились было и решили отрубить живописцам головы, но тогда один из неудачников говорит:

— Осмелюсь назвать вам одного мастера, прославленного во всем мире: ему более ста лет, и он с одного взгляда способен понять нрав и судьбу любого человека!

Монгольский хан приказал привести живописца. И вот появился старец с косматыми седыми бровями и ясным лицом, и он никак не походил на простого мастера.

Взглянул старец на Хун и вздохнул.

— Жаль мне вас: если бы вы родились женщиной, вас в этой жизни ожидали бы слава и знатность. К несчастью, вы мужчина, да к тому же очень молодой!

Хун не удержалась от улыбки.

— Вы ведь живописец, откуда же вам ведома физиогномика?

— Я родился в вашей стране и являюсь потомком ханьского Хань Инь-шу. [340] В молодости меня угнали в плен, и с тех пор живу на севере и не могу вернуться на родину. Живописцами были у нас все в роду: и дед, и отец, они-то и обучили меня ремеслу, которое по сей день меня кормит. Передо мной прошло неисчислимое множество всяких людей, вот почему я научился читать по лицам их нравы и судьбы.

— Вы говорите, что, родись я женщиной, меня ждали бы слава и знатность. А что же мне делать, коль я мужчина?!

Живописец на минуту задумался.

— Будь вы женщиной, то стать вам императрицей и дожить до девяноста девяти лет, чтобы принести в этот мир семерых сыновей, одного достойнее другого. Да только вы мужчина! Хотя и достигли вы уже немалого, но погибнете, когда вам и сорока еще не исполнится!

Тогда Хун взяла портрет Яна и показала его старцу, попросив предсказать судьбу полководца. Старец отступил на несколько шагов, вгляделся в изображение и говорит:

— Это лик небожителя, не простого смертного! Человек этот проживет девяносто девять лет и станет в Поднебесной вторым после императора!

Тут подошли Дун Чу, Ма Да и Лэй Тянь-фэн с просьбой и им предсказать будущее.

— Всех вас ждет богатство и знатность! — произнес старец.

Подбежала и Лотос. Увидев ее, старый мастер оживился.

— А вы удивительно напоминаете мне воителя Хун, только щеки у вас порозовее и похожи на цветы персика! Вижу, что слава ваша не уступит его славе!

Монгольский хан повелел живописцу изобразить Хун. Тот улыбнулся и молвил:

— Вы не умеете смотреть! Все вы выросли на севере — так неужели лицо Хун вам незнакомо? К чему тратить тушь и бумагу, когда портрет воителя давно уже находится в северных краях?!

Никто ничего не понял, и тогда старец объяснил, что он имеет в виду. Но об этом в следующей главе.

Глава сорок первая

О ТОМ, КАК ХУН ВОЗРОДИЛА ХРАМ ВЕРНОЙ ЖЕНЫ И КАК ГОСПОЖА ВЭЙ ПЕРЕСЕЛИЛАСЬ В ЦЮЦЗЫ

И тут старый живописец объяснил:

— На север от столицы вашей страны, среди зеленых трав, стоит древний храм, посвященный Верной жене, а в нем — изображение Ван Чжао-цзюнь. Лицо воителя Хун, словно две капли воды, похоже на это изображение, только у Ван на переносице складочка, да в глазах ее меньше света, а на устах не играет улыбка.

Правитель монголов не поверил было старцу — и приказал немедленно доставить ему портрет из храма. Он повесил его на стену и попросил Хун стать возле изображения Ван. Сходство оказалось удивительным: словно два бутона распустились весной, и не поймешь, какой из двух краше! Правители северных земель взглянули на портрет и живую Хун с восточной стороны — и показалось им, будто два цветка лотоса раскрылись в Наньпу в восьмую луну. Посмотрели с западной стороны — увидели два божественных цветка в водах озера Сиху, две чашечки лотосов. Оба равно прекрасны, да только судьбы их разные. Умершая была первой женой императора и всю жизнь провела во дворце, а живой герой — только начинает жизнь, и что его ждет, никому не ведомо!

Добрая, отзывчивая Хун не выдержала и расплакалась: она вспомнила печальную историю Ван Чжао-цзюнь.

— Ван была женщиной, я — мужчина, — сказала она циньскому князю, — но родились мы на одной земле, потому я не могу быть безучастной, когда вспомню ее судьбу. Необыкновенную красавицу, любящую жену, ее принудили покинуть императорский дворец и поселиться на чужбине, в пустыне Белый Дракон. Там она и умерла, на прощание послав любимому привет, исполненный на лютне. Взгляните, князь, на ее изображение, неужели вам ее не жалко?

— Нет, мне не жалко Ван, — улыбнулся циньский князь, — мне жалко только, что вы родились мужчиной. Будь вы женщиной, князь Ян поставил бы для вас золотой дворец и поселил бы вас в нем, дабы никто не имел возможности смотреть на вашу красоту! Помните историю цзиньского Хань Шоу? [341]

Он рассмеялся, не удержал улыбки и Ян.

Тем временем правители северных земель велели старому живописцу сделать копию с портрета Ван Чжао-цзюнь и поместить ее в алтаре выдающихся деятелей империи Мин. Хун подарила старцу серебра и шелку и наказала употребить все это на украшение храма Верной жены.

На другой день, поднявшись в горы и водрузив на вершине каменный обелиск с надписью о победе над ханом Елюем, император приказал войскам выступать к столице. Северные правители проводили Сына Неба до Дуньхуана. При прощании не было конца слезам и обещаниям о дружбе! Император спешил и без конца торопил Яна и циньского князя. В земле Шанцзюнь он повелел поставить отряд северных воинов, в земле Давань — воинов горных краев. Всюду, где проходило войско, император милостиво обещал народу мир и благоденствие. В столицу государь вступил с южным войском и сразу же направил во все края своей империи указ об освобождении населения от налогов и принудительных работ. В опустошенной варварами стране люди несказанно радовались вестям из столицы.

В первый же день по возвращении император вознес Небу благодарственные молитвы и совершил обряд жертвоприношения предкам в честь победы над жестоким врагом. Потом он щедро наградил участников похода. А вечером государь устроил в Красном дворце торжественный прием для всех подданных, совершивших на войне подвиги во славу родины и императора, и повелел кистью белого конского волоса вписать имена героев в Красные книги и Железные скрижали. Сын Неба приказал также переименовать Академию Безупречной Честности в Павильон Туч и Ветров [342] и развесить по его стенам изображения князя Яна и других героев, дабы в памяти потомков сохранились благородные лица этих людей. Над входом в павильон государь самолично начертал знаки «Туча» и «Ветер».

На следующий день император собрал на пиршество всех придворных и первым поднял бокал за их здоровье и процветание, тогда все встали и возгласили здравицу Сыну Неба. Государь окинул взором приближенных и молвил:

— Вековая держава наша едва не погибла по причине легковерия вашего императора, но теперь все позади — благодаря вашей преданности она вновь прочна, как горы Тайшань! Ваш подвиг под стать деяниям чжоуского Сюань-вана [343] и ханьского Сюань-ди! [344] И сегодня мы видим, что никакие человеческие силы не могут сломить нашу державу: не ведавшие воли Неба варвары вернулись к себе домой, да еще голову своего предводителя нам оставили — это ли не хорошо?!

Гости бурно восславили императора и поздравили друг друга с победой.