Владивосток - Турмов Геннадий Петрович (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
А в самом замке кольца лежит мшистым зеленым пирогом Русский остров. Владивосток желт и сер, а остров совсем зеленый. Внутри же всего круга глубокая бухта — Золотой Рог. Там уж все цвета радуги скользят, играют, плещутся и затухают на воде.
И в этот городок, прилипший ласточкиными гнездами к обрывам сопок, которые выперли то пасхами, то куличами, то просто шишками какими-то, — сколько людей, сколько пламенных надежд лилось в него в двадцатых годах из агонизировавшей России, из ощетинившейся зелено-хвойной Сибири, из благодатного Крыма, с Кавказа, из Туркестана, через жженые монгольские степи и даже окружным путем — по морщинистым лазурным зеркалам тропических морей!
Лилось, оставалось, бродило на старых опарах, пучилось, пухло — и вдруг: ух! — сразу осело. Чего-чего там только не было: и парламенты с фракциями, и армия, и журналы, и университеты, и съезды, и даже — о, архаизм! — Земский Собор. Точно вся прежняя Россия, найдя себе отсрочку на три года, микроскопически съежилась в этом каменном котле, чтобы снова расползтись оттуда по всем побережьям Тихого океана, пугая кудластыми вихрами и выгоревшими гимнастерками цвета колониальных мисс и шоколадных филиппинок...
Странная жизнь текла тогда во Владивостоке: тревожно острая, несуразная, переворотная и все-таки какая-то по-русски вальяжная и не трудная. И каких только людей туда не выносило: вот какой-нибудь бородатый до самых глаз дядя в торбазах и кухлянке продает "ходе" — китайцу мешочек золотого песка, намытого под Охотском. А рядом меняет свои лиры оливковый поджарый итальянчик, и мерно работает челюстями, точно топором, рубленый янки-матрос.
И повсюду — неусыпное око — шныркие коротконогие японцы, кишевшие во всех концах города и расползшиеся по всем окрестным пороховым складам и фортам могучей прежде крепости. Точно муравьи на холодеющей лапе недобитого зверя...
Завершилось великое затмение России. Тень неумолимо заволакивала ее всю целиком. Только один узкий светящийся серпик оставался на Дальнем Востоке. Я был там, когда и он потух. С щемящей горечью и болью я вспоминаю последние дни Владивостока. Наступили тревожные дни, и красный пресс все сильнее давил на Приморье, выжимая остатки белых армий к морю. Японцы, которых большевики боялись и ненавидели, окончательно объявили о своем уходе. Правда, город не особенно верил их заявлениям, но слухи о всеобщей мобилизации носились в воздухе, и папаши побогаче срочно прятали своих сынков в спокойный и безопасный Харбин».
Сегодня Владивосток вступил в новый этап своей жизни, и как никогда важно собрать по крохам свидетельства его прошлого. Надо оценить потери и вернуть утраченное.
КОРЕЙСКИЙ ПИСАТЕЛЬ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ
Однажды к соавтору этой книги обратился генеральный консул Республики Корея во Владивостоке с просьбой принять делегацию корейских писателей, которые попросили выделить место для установки памятника корейскому писателю Чо Мён Хи, жившему в Приморском крае в 20—30-е годы прошлого столетия. Первое же место, предложенное в районе библиотеки ДВГТУ, делегации приглянулось, здесь и решили установить памятник. Все затраты по его изготовлению взяла на себя корейская сторона. Закончить работы должны были за один месяц, так как открытие памятника приурочили к приезду во Владивосток большой делегации корейских писателей. О корейском писателе по имени Чо Мён Хи во Владивостоке не было известно ничего. Поиски в энциклопедиях и сети Интернет дали совсем немного, а его небольшую книгу — сборник рассказов «Нактонган» на русском языке — разыскали только по межбиблиотечному абонементу в одной из центральных библиотек России. Постепенно стал складываться трагический образ писателя-интернационалиста, которого в настоящее время называют одним из создателей современной корейской литературы. Чо Мён Хи родился в 1894 г. в бедной крестьянской семье, учился в средней школе Сеула, принимал участие в народном восстании в марте 1919 г., за что был арестован. Сразу после освобождения эмигрировал в Японию, где до 1923 г. учился на философском отделении Восточного института в Токио. В эти годы начал писать и публиковать стихи и рассказы, принял участие в создании Корейской ассоциации пролетарских писателей.
В 1928 г. Чо Мён Хи эмигрировал в СССР. Первые три года жил в одной из деревень Приморского края и занимался литературным творчеством. С 1931 г. работал в Уссурийске, сотрудничая в газете «Авангард» и журнале «Родина трудящихся». После первого Всесоюзного съезда писателей в 1934 г. по предложению Александра Фадеева его приняли в члены Союза писателей СССР. Его псевдонимы на русском языке Михаил Чон, на корейском — Пхосок.
В 1937 г. Михаил Чон написал роман «Маньчжурские партизаны», посвященный корейскому партизанскому движению на северо-востоке Китая. Однако книга не увидела света, потому что в это время Михаила Чона арестовали органы НКВД и доставили в Хабаровск. По российским сведениям, он умер в заключении в 1942 г., по корейским — в 1938-м. По настоянию корейской стороны эта дата (1938) и была выбита на памятнике.
Корейская делегация приехала в начале августа. К этому времени успели установить памятник в традиционном корейском стиле, выполненный из крупного камня на гранитном постаменте с подписями на корейском и русском языках. Корейцев было более пятидесяти человек, да еще школьников человек двадцать. Писатели и поэты прочитали стихи.
Глава 3.
ПОРТРЕТ ВЛАДИВОСТОКСКОГО КОММЕРСАНТА
ПЕРВЫЙ АПТЕКАРЬ И «ПИЛИГРИМ» АКСЕЛЬ ВАЛЬДЕН
Светланская ул., № 54 и 59
На далекую окраину Российской империи Аксель Кириллович Вальден попал не совсем обычным способом. В 1868 г. в Финляндии раздался клич вольного шкипера Фридольфа Гека: «Кто со мной на Дальний Восток?» — и 25-летний провизор Аксель Вальден со своей супругой-акушеркой Сельмой в числе других заняли место в тесных каютках брига «Император Александр 2-й». Путешественников — а среди них были не только финны, но и шведы, и немцы — объединяла коммунистическая идея равноправия, а на Дальний Восток они отправились искать землю обетованную, где можно было бы без помех начать новую свободную и счастливую жизнь. Почти год продолжалось кругосветное, с многочисленными приключениями плавание, пока «Ноев ковчег» с переселенцами на борту не бросил якорь в бухте Находка. Фактория, образованная европейцами на берегу одной из уютных бухт, продержалась недолго. Жесткая диктатура управляющего Гарольда Фуругельма и частые нападения хунхузов быстро разбили идеалистическую мечту финнов и их спутников о свободной республике.
Обитатели финского поселения один за другим разъехались кто куда. Вальден с женой отправились искать счастье на остров Аскольд, где добывали золото. Подкопив там денег, они переехали во Владивосток и купили небольшой участок земли в районе Первой Речки. К тому времени там собрались многие финны, переехавшие из Находки во Владивосток.
На новом месте Аксель Вальден занялся коммерцией, построив около своего дома небольшую мельницу. Но вскоре он вернулся к своей специальности — аптечной деятельности. Перебравшись с Первой Речки в центр Владивостока, Вальден стал собственником двух домов на улице Светланской — № 54 и 59. Его предпринимательство не получило широкого размаха, но оно помогло аптекарю найти себя в общественной работе. Он был членом Купеческого банка, открытого в 1907 г., членом Биржевого комитета и Приморского областного статистического комитета.
