Петербург Достоевского. Исторический путеводитель - Лурье Лев Яковлевич (книга бесплатный формат .TXT, .FB2) 📗
Одним из следствий стала начавшаяся эпилепсия.
Порвав с кругом Белинского (что во многом определило его дальнейшие отношения с Тургеневым, Григоровичем, Некрасовым, Панаевым), Достоевский сблизился с участниками кружка петрашевцев – молодыми поклонниками Фурье и утопического социализма. По пятницам на окраине города в Коломне у чиновника Михаила Петрашевского, человека образованного, яркого и эксцентричного, они собирались на скромный ужин в складчину.
Один из постоянных посетителей, Дмитрий Ашхарумов, вспоминал: «Это был интересный калейдоскоп разнообразнейших мнений о современных событиях, распоряжениях правительства, о произведениях новейшей литературы по различным отраслям знаний; произносились городские сплетни, говорилось обо всем без всякого стеснения. Иногда кем-либо из специалистов делалось сообщение вроде лекции».
Все это мало походило на организацию заговорщиков, скорее молодежный кружок, хотя и с оппозиционным оттенком. Сам Достоевский прочел на собрании 15 апреля 1849 года неопубликованное, ходившее в списках письмо Белинского Гоголю с его тоже весьма умеренной политической программой: «уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение строгого выполнения хотя бы тех законов, которые уже есть».
Между тем, в кружок уже внедрился полицейский агент, некий Антонелли. Только что Европа была потрясена революцией 1848 года; Николай I ждал заговоров и в России и жаждал их пресечь. Услужливые деятели политической полиции представили посетителей «пятниц» у Петрашевского опасными революционерами. Николай распорядился: «Дело важное… оно в высшей степени преступно и нестерпимо… приступить к арестованию. С Богом! Да будет воля Его».
Дождливый вечер 23 апреля 1849 года Достоевский провел у приятеля по кружку, на обратном пути зашел еще к одному, и вернулся домой глубокой ночью. По его позднейшим воспоминаниям, он лег спать и тотчас же заснул. «Не более как через час я сквозь сон заметил, что в мою комнату вошли какие-то подозрительные и необыкновенные люди. Брякнула сабля, нечаянно за что-то задевшая. Что за странность? С усилием открываю глаза и слышу мягкий симпатический голос: „Вставайте!“ Смотрю: квартальный или частный пристав с красивыми бакенбардами. Но говорил не он, говорил господин, одетый в голубое (цвет жандармских мундиров. – Л. Л) с подполковничьими эполетами. „Что случилось?“ – спросил я, привставая с кровати. – „По повелению…“…Смотрю: действительно, „по повелению“.
…Пока я одевался, они потребовали все книги и бумаги; немногое нашли, но все перерыли… Нас провожала испуганная хозяйка и человек ее Иван, хотя и очень испуганный, но державшийся с какой-то тупой торжественностью… У подъезда стояла карета…»
Достоевского повезли на Фонтанку в III отделение – тогдашнюю политическую полицию. Там он встретил арестованных товарищей, с которыми за несколько часов до этого сидел за столом у Петрашевского.
Дом Шиля остался в памяти Достоевского навсегда и, видимо, не случайно в «Преступлении и наказании» он дал дому, в котором жил Раскольников (находящемуся довольно далеко отсюда), такое же название.
Гостиница «Наполеон» (ныне – «Англетер»)
Малая Морская, 24
Пока в доме Шиля шел обыск на квартире у Достоевского, на Малой Морской, в гостинице «Наполеон», сладким сном спал молодой человек двадцати одного года – граф Лев Толстой. Неудачник, выгнанный из Казанского университета «за не успешность», он начал было держать экстерном экзамен за курс Петербургского университета, но вскоре раздумал и решил вступить юнкером в Конную гвардию (из этого, впрочем, тоже ничего не вышло). Через три года в «Современнике» будет напечатано «Детство», и имя Толстого станет известно всей читающей России. С любопытством будут следить за успехами друг друга два крупнейших русских прозаика – Толстой и Достоевский, но встретиться лично им так и не удастся.
Дом Мятлевых
Исаакиевская площадь, 9
Нарышкины – свойственники Романовых: Наталья Нарышкина – мать Петра Великого. Из этого рода и внучатый племянник Петра – Лев Александрович Нарышкин – блестящий вельможа Екатерининских времен, первый хозяин дома на Исаакиевской площади, 9. Построен дом был в 1750-е годы, и со времен последней реконструкции в 1810 году его внешний вид остался неизменным.
От Нарышкиных дом перешел к представителям другого знаменитого дворянского рода – Мятлевым. Иван Петрович Мятлев был богат и знатен: его крестная – Екатерина II; от отца, сенатора, он унаследовал 12 тысяч душ. Современник и приятель Пушкина, участник войны 1812 года, просвещенный барин, светский человек, служил он только для приличия. В 1836-м камергером и действительным статским советником Мятлев вышел в отставку. Дом его на Исаакиевской площади был наполнен картинами, статуями и разными редкостями из Италии. Тут императорское семейство (царствовал Николай I) запросто сходилось на светских вечерах с дипломатическим корпусом, литераторами и артистами. Хозяин – прелестный, милый, талантливый – служил главной приманкой: «его появление вводило радость в общество; его ум оживлял беседу, его разговор прогонял скуку».
Человек, светский по преимуществу, Мятлев остался в истории русской литературы как основоположник специального жанра, предназначенного скорее для устного исполнения, нежели для чтения. Между собственно литературой и юмористикой существует переходная зона. Например: стенгазета, сценарий капустника, стихотворение на случай. Путь этого материала – в полное забвение или, в редчайшем случае, в полное собрание сочинений. В этой переходной зоне – множество имен: от Ивана Горбунова до Аркадия Аверченко и от Михаила Кольцова до Семена Альтова. Один из первых литераторов такого типа – Иван Мятлев, автор множества юмористических стихов, написанных не для печати, а чтобы повеселить себя и приятелей.
Самое знаменитое сочинение Мятлева – поэма «Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже» – описание европейских приключений тамбовской помещицы от ее имени. Такой стихотворный сказ. Госпожа Курдюкова к месту и без места вставляет в свой и так смешной рассказ о Европах французские слова и выражения: получается этакая смесь французского с нижегородским. Пушкин считал стихи Мятлева «уморительными». Юмористический эффект произведений Мятлева отчасти предопределяет стихи капитана Лебядкина (героя «Бесов»), рассказы Михаила Зощенко, с его героями, любящими выражаться «культурно».
Потомки Мятлевых растрачивали постепенно семейное достояние, а дом свой на Исаакиевской площади сдавали с 1870-х до 1914 года Евгению Васильевичу Богдановичу. Генерал-лейтенант, участник Крымской войны и освобождения Болгарии, он более всего был знаменит как многолетний староста Исаакиевского собора. Организовал лучший в Петербурге церковный хор, издательство, выпускавшее множество дешевой душеполезной литературы для массового читателя. Человек богатый, светский, ловкий, генерал Богданович три последних царствования держал в своем доме важнейший столичный политический салон. Умер он в 85 лет, начинал службу при Николае I, оставался на виду и при его правнуке Николае II.
Привлекательно местоположение жилища Богдановичей: два шага от большинства министерств, дворца, Государственного совета, Сената, посольств. Отличная кухня, безупречная политическая репутация хозяина, взгляды которого всегда соответствовали последним идеологическим веяниям при дворе, – все это делало салон привлекательным для высшего чиновничества. Здесь узнавали последние новости, здесь создавались и разрушались репутации, делались карьеры. Тут провинциалы обращали на себя внимание важных сановников, получали места губернаторов и столоначальников; происходили «утечки информации» в прессу. Здесь высшая бюрократия встречалась с большим бизнесом: булат со златом.