Остроумие мир. Энциклопедия - Артемов Владимир Львович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Этот ловко обдуманный случай прославил Минкину колдуньей, чем она впоследствии успешно и пользовалась.
* * *
Аракчеев терпеть не мог взяток и подношений и в этом смысле не щадил никого, даже своих преданных слуг. Раз, в приемный день Аракчеева, явившиеся к нему для представления генералы и другие важные лица с удивлением увидели на дверях кабинета, выходивших в приемную, прибитый лист бумаги, на котором крупными буквами было написано следующее:
«Я, Влас Власов, камердинер графа Алексея Андреевича Аракчеева, сим сознаюсь, что в день нового года ходил с поздравлением ко многим господам и они пожаловали мне в виде подарков…»
Тут значилось поименно, кто и сколько дал денег Власову, а затем он изъявлял свое раскаяние и обещался впредь не отлучаться за милостыней!
* * *
Встретив во дворце известнейшего остряка николаевских времен князя А. С. Меншикова, Ермолов остановился и разговорился с ним. Меншиков, взглянув в зеркало, заметил, что у него появилась борода, которой он два дня не брил.
— Чего же ты, — сказал ему Ермолов, — высунь язык, да и побрейся!
* * *
Упомянутый князь А. С. Меншиков бесспорно занимает первое место среди русских остряков. Его выходки и чрезвычайно метки, и злы, и многочисленны. Очень возможно, что многое, что приписывалось ему, принадлежало другим, но так как за ним прочно установилась репутация остроумца, то его авторство трудно и оспаривать.
Он недолюбливал знаменитого строителя Николаевской железной дороги графа Клейнмихеля и не раз удачно прохаживался на его счет. Так, однажды он посадил к себе на плечи мальчика по имени Михаил, и когда его спрашивали, что ему за фантазия пришла таскать на шее груз, он отвечал по-немецки, что «маленький Миша (по-немецки «кляйн Михель») теперь у всех на шее сидит».
* * *
Когда Меншиков узнал, что статс-секретарю Позену пожалована в 1844 году табакерка, осыпанная бриллиантами и с портретом государя, он сказал во дворце:
— Это для того, вероятно, чтобы видеть ближе, что делается в кармане Позена.
* * *
Не было пощады и министру финансов графу Канкрину, с которым он также не дружил.
Граф Канкрин в свободные минуты любил играть на скрипке, и играл очень недурно. В 1843 году знаменитый пианист Лист восхищал петербургскую публику своим выдающимся талантом.
Государь после первого концерта спросил Меншикова, нравится ли ему Лист.
— Да, — ответил он, — Лист хорош, но, признаюсь, он мало действует на мою душу.
— Кто же тебе больше нравится? — опять спросил император.
— Мне больше нравится Канкрин, когда он играет на скрипке.
* * *
Будучи морским министром, Меншиков как-то осматривал приготовленные к отплытию пароходы. На одном из них он увидал матроса, несущего дрова.
— Для чего это? — спросил князь.
— Топить пароход, ваша светлость, для графа Канкрина.
— Э, братец, — сказал с усмешкою князь, — ты лучше топи его, когда граф сядет.
* * *
Насчет министра государственных имуществ графа Киселева Меншиков острил часто и много.
В 1848 году Николай Павлович, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал, кого бы для этого послать на Кавказ. Князь Меншиков, не сочувствовавший реформам Киселева, которого он обвинял в причинении материального ущерба государственным крестьянам, поспешил ответить:
— Если нужно разорить, то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить ему ничего не стоит.
* * *
На Мойке против дома, где жил Киселев, был построен перед Пасхой балаган, в котором показывали панораму Парижа.
— Что ж тут строят? — кто-то спросил у Меншикова.
— Это будет панорама, — ответил он, — в которой Киселев станет показывать будущее благоденствие государственных крестьян.
— Ты что ни говори, — улыбнувшись, отвечал государь Николай Павлович, — а надобно согласиться, что Москва наша истинно православная, святая.
— И даже с тех пор, как Закревский ее градоначальник, — сказал Меншиков, — она может назваться и великомученицей.
* * *
Во время Крымской войны командование армией князю Меншикову не удавалось, но ум его не мог и здесь не обозначиться.
В одной из первых стычек наших войск с неприятелем казак притащил пленного французского офицера на аркане.
Этот офицер, явившийся к князю, жаловался, что казак бил его плетью.
Князь обещал строго взыскать с виновного. Потребовав к себе казака, Меншиков расспросил его, как было дело.
Донец рассказал, что офицер во время битвы три раза стрелял в него из пистолета, но ни разу не попал, что за это он накинул аркан на плохого стрелка и притащил его к себе, точно дал ему столько же ударов плетью, сколько раз тот прицелился.
Князь расхохотался. Пригласил к себе пленного офицера, при нем, обращаясь к казаку, Меншиков начал делать строгий выговор, объясняя ему, что он обязан уважать и пленных офицеров. Все это князь говорил ему на французском языке, и казак, ничего не понимая, только моргал глазами. С гневом подав знак рукою, чтобы казак вышел вон, князь обратился к пленному и спросил, доволен ли он решением.
Французский офицер низко кланялся и не находил слов благодарить князя.
По удалении пленного Меншиков снова потребовал казака, благодарил его уже по-русски за храбрость и ловкость и наградил его орденом.
* * *
В ту войну интендантское управление отличалось такими безобразными беспорядками, что вынудило князя Меншикова во время самого боя назначить следствие.
Глядя на слишком осилившего нас неприятеля, кто-то спросил у него:
— Неужели нет возможности избавиться от англичан?
— Есть! — ответил Меншиков.
— Какая же? — радостно воскликнул собеседник, полагая, что у князя созрел какой-нибудь новый верный план боя.
— Для быстрого уничтожения неприятельских войск есть положительное средство: стоит заменить их интендантскую часть нашей.
* * *
Вместо уволенного в начале 1850 года по болезни министра народного просвещения графа Уварова назначен был министром бывший его товарищ князь Ширинский-Шихматов, а на его место определен А. С. Норов, безногий. Ни новый министр, ни товарищ его не славились большим умом и сведениями по предмету просвещения. Князь Меншиков, узнав об этом назначении, сказал:
— И Прежде просвещение тащилось у нас, как ленивая лошадь, но все-таки было на четырех ногах, а теперь стало на трех, да и то с норовом.
* * *
Во флоте, во время управления морским министерством князя Меншикова, служил в экипаже генерал, дослужившийся до этого чина, не имея никакого ордена.
В один из годовых праздников все чины флота прибыли к князю для принесения поздравления, в том числе был и означенный генерал. Приближенные князя указали ему на этого генерала как на весьма редкий служебный случай, с тем, чтобы подвигнуть князя к награде убеленного сединами старика; но Меншиков, пройдя мимо, сказал:
— Поберегите эту редкость!
* * *
Когда скончался митрополит Серафим, император Николай Павлович говорил, что не может решить, кого поставить в преемники почившему.
— Ваше величество, — посоветовал Меншиков, — назначьте митрополитом графа Клейнмихеля, ведь он только духовных должностей еще и не занимал.
* * *
Николай I подарил Клейнмихелю роскошную трость с рукоятью, усыпанною драгоценными каменьями. Все, конечно, поздравляли его с монаршею милостью. Меншиков тоже поздравил, но нашел награду малою.
— На месте государя, — говорил он, — я не пожалел бы для вас и ста палок.
* * *
В Петербурге жило три брата Бабаковых, из которых один славился своим чванством, другой был отчаянный игрок, а третий — враль и хвастун. Меншиков говорил про них:
— Вот три братца! Один надувается, другой продувается, а третий других надувает.
* * *
— Вот и еще один баснописец скончался! — говорил Меншиков, когда умер русский военный историк А. И. Михайловский-Данилевский.
