Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
А вот как Высоцкий охарактеризовал свое собственное отношение к России в песне «Купола», написанной через год после песни о Джеймсе Бонде: «Я стою, как перед вечною загадкою, / Пред великою да сказочной страною».
И думается, что это сходство неслучайно.
Во-первых, следует заметить, что про британского актера Шона Коннери, с которым Высоцкий познакомился в 1969 году, в песне сказано, что он живет «в одном из их Соединенных Штатов». Ошибка эта весьма симптоматична, поскольку песня написана не о Шоне Коннери, а о себе.
Вот доказательства.
В «Пародии» герой назван «врагом», а в «Песне про Джеймса Бонда» — агентом, то есть шпионом (в обоих случаях — намек на «нелегальное» положение самого Высоцкого, то бишь на его официальное непризнание).
Если в «Пародии» «жил в гостинице “Советской ’’ несоветский человек», то в песне про Джеймса Бонда тот «одеяло снял в “Национале ”», то есть тоже в гостинице. Причем в одном из концертных комментариев к последней песне Высоцкий сказал про Шона Коннери: «И он, видимо, остался когда один в своем гигантском номере в “Советской”, значит, он, видимо, долго повторял: “Да, это таинственная страна!”»417.
Если в «Пародии» герой жил, «опасаясь контрразведки», то в песне про Джеймса Бонда — «различные разведки / Дурачил, как хотел», в чем без труда угадываются взаимоотношения Высоцкого с КГБ.
Кроме того, в «Пародии» герой «избегал жизни светской», так же как и в песне про Джеймса Бонда: «Он на своей на загородной вилле / Скрывался, чтоб его не подловили». А в песне «Про личность в штатском» эта самая «личность» лирического героя «заподозрила в шпионаже», как неоднократно будет происходить в реальности с самим Высоцким. Например, в дневниковых записях Ольги Ширяевой за 02.03.1967 и 23.06.1967 читаем: «Нам позвонил знакомый, не дурак и не паникер, который, однако, спросил: “Это правда, что Высоцкий арестован за шпионаж?”. Я же сегодня своими глазами видела, как он шел из метро в театр на репетицию»/18; «Я почему-то решила, что мне нужно рассказать Володе, что по Москве пошли слухи, что его, Высоцкого, посадили. Он мгновенно отреагировал: “Как, ты тоже видела эту газету?”. Оказалось, что на “Ленфильме” ему говорили, что в какой-то газете напечатали сообщение, что Высоцкий — вор-рецидивист, который, к счастью, уже обезврежен для общества. Потом прошел слух, что это просто однофамилец, и тогда из Минска в театр пришло письмо: “Напишите, который вы из двух”. “А еще, — без удовольствия подытожил Володя, — я остался в Америке”»4^.
Власти же упорно создавали Высоцкому имидж шпиона и врага, вследствие чего регулярно отменяли ему концерты: «В 1967 году в Московском геологоразведочном институте это было так. Когда уже договорились с Высоцким, а администрация даже выделила аудиторию и были напечатаны билеты, в институте появился молодой человек из районной ГБ. Который объяснил, что “лично он не советует приглашать артиста Высоцкого”. Поскольку студенты подчиниться отказались, началась страшная возня с привлечением парткома и запугиванием коллектива. Вечер, разумеется, не состоялся. Когда же ребята позвонили Высоцкому с извинениями, он сказал им только одно: “Я не сомневался, что так и будет”» [644] [645] [646] [647] [648].
По воспоминаниям Вениамина Смехова, «его не любили, конечно, официально и распространяли слухи — и кагэбэшники, и цэкисты — слухи просто откровенно, и пропагандисты-агитаторы по местам, это я помню, говорили: “Чего вы его любите-то? Он продает родину, [бегает] за юбкой французской, за этой самой артисткой. Он не хочет у нас жить, он не любит свой народ”, и так далее”»421. Еще более яркое свидетельство принадлежит Александру Стефановичу, рассказавшему о том, как в 1971 году КГБ сорвал участие Высоцкого в его картине «Вид на жительство». Предполагалось, что это будет стандартный пропагандистский фильм о диссиденте, сбежавшем на Запад. Однако Стефановичу и его соавтору Омари Гвасалия пришло в голову пригласить на главные роли Высоцкого и Влади. В итоге режиссеров привезли на Лубянку, где за них взялись два генерал-майора — Иван Абрамов, ставший вскоре заместителем начальника Пятого управления КГБ Филиппа Бобкова, и заместитель начальника следственного отдела КГБ Николай Жуков: «“.. вы что — с ума сошли? Вы с кем связались?”. Мы говорим: “А с кем мы связались?”. — “С антисоветчиком Высоцким, вот с кем! С мерзавцем, негодяем, диссидентом и с этой его, слов не буду подбирать, Мариной Влади, которая еще неизвестно, на какую разведку работает!”»422.
То, что в КГБ считали Высоцкого антисоветчиком, подтверждают воспоминания руководителя клуба авторской песни «Высота» г. Краматорска Юрия Миленина о несостоявшихся концертах в этом городе в марте 1973 года: «Взволнованный начальник городского отдела культуры Эдуард Стеценко, сославшись на решение горкома КПСС и отдела КГБ, предупредил о невозможности приезда барда, приведя такой их “аргумент”: “Нам только этого антисоветчика не хватало!”. Так и вышло, что Высоцкий до Краматорска не доехал..»423.
Такая же история повторилась с концертами в Саратове в июне 1979 года: «.. приезд скандального барда надо было согласовать с властями. Заведующая отделом культуры Валентина Боброва сказала, что такие вопросы решает КГБ. И тут же набрала по телефону Пасса Прокофьевича Смолина, начальника КГБ СССР по Саратовской области. Его суровый ответ прозвучал как приговор: “Пока я в Саратове, этого антисоветчика здесь не будет!”»424. А упомянутый здесь начальник КГБ 11 мая 1975 года участвовал в отравлении Владимира Войновича в № 480 московской гостиницы «Метрополь», о чем тот впоследствии и рассказал: «Того, кто когда-то назвался мне Петровым, в миру зовут Смолин Пас Прокофьевич (наверно, папаша был футбольный болельщик). На день моего отравления Пас Прокофьевич был начальником отдела, но не простого, а (если мой источник не ошибается) исследовательским. “При чем тут исследовательский отдел? — спросил я. — Разве мое отравление имеет какое-нибудь отношение к исследовательской работе?”. — “А как же! — возразил источник. — Конечно, имеет. Это же был как-никак научный эксперимент”. Вскоре после моего отравления и, возможно, в связи с ним исследователь Смолин был от “научной” работы отстранен и переведен (наказание с повышением) начальником управления в Саратов (а не в Караганду), там и правда дослужился до генерала, вышел на пенсию и, должно быть, вернулся в Москву» [649].
Между тем многие кагэбэшники у себя дома или на работе с упоением слушали записи Высоцкого и даже приглашали его с концертами! В общем, типичный пример оруэлловского двоемыслия: «Мне однажды знакомый рассказывал, — вспоминает один из участников рок-форума, — как им КГБ занималось из-за того, что он включал Высоцкого в доме отдыха через громкоговорители. Он там в радиорубке работал. Было это еще в начале семидесятых. ГэБэшник ему примерно так сказал: “Нравится тебе, слушай, мне он тоже нравится. Я его сижу дома и слушаю. И ты сиди тихонько и слушай. А публичное озвучивание — это антисоветская агитация» [650] [651].
Нельзя не привести также изумительную историю, которую в 2013 году рассказал 75-летний самарский художник Вадим Сушко: «Я дружил с Высоцким. Познакомился с ним через Артура Щербака, при участии которого в ГМК-62 была создана группа художников <.. >. Высоцкий, когда приезжал в Куйбышев, жил дома у Артура Щербака, и мы там общались. Я помню, как провожал его в Магадан из Москвы — тогда Высоцкий чуть не опоздал на самолет, и рейс специально задержали, ради него. <…> А в Ярославле подходит к нам человек, достает “корочку”, показывает — “капитан КГБ”. “Вы проигрывали запрещенные песни Высоцкого. Я конфискую у вас кассеты”. “С какой стати? — отвечаем. — Не отдадим”. Слово за слово, а потом он и говорит: “Слушайте, ребята, дайте переписать, а?”»427.
