Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
Соловей-разбойник просит возлюбленную: «Ответь мне в лоб, / Прошу проникновенно» (АР-11-158). И так же поступит «чистый» лирический герой: «Я ответил прямо в лоб, / Господи прости, / Что игра мне — только чтоб / Душу отвести» («Говорили игроки…», 1975). Кроме того, призыв «ответь мне в лоб» напоминает стихотворение «Я тут подвиг совершил…» (1967): «Я спросил его в упор: / “А ну, — говорю, — ответь..”». А после слов «Ответь мне в лоб, / Прошу проникновенно» следовала такая строка: «Ведь знают соловьи, что се ля ви». И в том же 1974 году Высоцкий напишет письмо Геннадию Полоке по поводу своего неутверждения в фильм «Одиножды один»: «Я все подстроил под это, но… селя ви. Комитет сильнее нас» /6; 416/.
Также Соловей-разбойник говорит: «Я б тогда на корточки / Приседал у форточки». - как и очередной авторский двойник — мистер Мак-Кинли — в черновиках «Баллады о маленьком человеке» (1973), которую мы разбирали в главе «Тема пыток» (анализ «Грустной песни о Ванечке», с. 879 — 880): «Дошел до черточки, / Присел на корточки / И снова носишься, глотнув чуток из Форточки» /4; 360/. А дошел до черточки лирический герой также в «Балладе о гипсе» и в «Милицейском протоколе»: «Видит бог, что дошел я до точки», «Потом не помню — дошел до точки».
Отметим заодно одинаковое поведение Соловья-разбойника и маркиза в стихотворении «В прекрасном зале Гранд-Опера» (1969), поскольку оба персонажа стремятся завоевать любимую женщину:
1) «Я женихов твоих — через колено» = «…я всех соперников — к ножу!» (похожее отношение демонстрирует в фильме «Служили два товарища» герой Высоцкого — поручик Брученцов, — обращаясь к сестре милосердия Саше: «Это что, соперник? Не потерплю!»; сравним также с песней «Про любовь в Средние века»: «Сто сарацинов я убил во славу ей <…> Вот мой соперник — рыцарь Круглого стола»). А в черновиках стихотворения «В прекрасном зале Гранд-Опера» есть вариант: «Я состоянье положу, я всех соперников — к ножу!» /2; 475/, который явно напоминает «Дуэт Шуры и Ливеровского» (1973): «Я вас, синьора, зову / В волшебный сон наяву / И предлагаю состояние и сердце» [2826]. Да и в одном из поздних стихотворений лирический герой скажет: «Я всё отдам — берите без доплаты / Трехкомнатную камеру мою» («Мой черный человек в костюме сером!..», 1979), как уже было в том же «Дуэте»: «Не сомневайтесь, мадам! Я всех продам, всё отдам». Причем обещание Ливеровского «Я вас одену, мадам, / Почти, как Еву Адам» напоминает раннюю песню «Катерина, Катя, Катерина!»: «Я тебя одену в пан и в бархат, / В пух и прах, и в бога душу — вот!», — которая содержит еще ряд перекличек с «Дуэтом», подчеркивающих личностный подтекст обоих произведений: «Катерина, хватит сомневаться!» = «Не сомневайтесь, мадам! / Я всех продам, всё отдам»; «Наша жизнь, как речка потечет» = «И распахнется перед вами рая дверца»; «Вот им всем, поехали кататься!» = «Валяйте! Едем в Ми-гуэллу де ла Перца!». Причем если в песне «Катерина, Катя, Катерина!» герой иронически заявлял: «Я ведь режу баб не каждый год», — то и в стихотворении «В прекрасном зале Гранд-Опера» он будет готов зарезать — но только не «баб», а своих конкурентов: «.. я всех соперников — к ножу!».
2) «Ох, я дров нарублю…» = «Я из-за вас уж третий месяц как гужу».
3) «.. я себя погублю» = «Мадам, я жизни и себя не пощажу». Причем в черновиках «Серенады Соловья-разбойника» встречается вариант: «Ох, я дров нарублю, жизнь себе загублю» [2827] /4; 399/, - еще больше напоминающий стихотворение «В прекрасном зале Гранд-Опера»: «Мадам, я жизни и себя не пощажу».
Точно так же не щадит себя лирический герой ради любимой женщины в песне «Про любовь в Средние века»: «Я буду пищей для червей — / Тогда он женится на ней», — и еще в ряде произведений: «Из-за тебя под поезд прыгал я» («О нашей встрече»), «Я для тебя могу пойти в тюрьму» («Нет рядом никого, как ни дыши»). Более того, в песне «Дом хрустальный» он готов открыть ей все богатства своей души: «Родники мои серебряные, / Золотые мои россыпи'.» [2828] /2; 53/, «Широта моей души для нее» /2; 354/. И об этих же богатствах пойдет речь в черновиках песни «Про второе “я”»: «В моей душе — златые закрома» (АР-4-140).
И вообще лирический герой не может думать ни о чем, кроме своей возлюбленной: «Без неё, вне её — / Ничего не мое. / Невеселое жилье / И быльё — и то её» («То ли — в избу и запеть…»), «Для нее — всё свободное время мое» («Несостоявшийся роман»; отметим также перекличку этой песни с песней «О нашей встрече»: «О чем просила — делал мигом я» = «Для нее никогда и ни в чем нет отказа»; АР-17-175 [2829] [2830] [2831]).
4) <«1 папе твоему попорчу = «Я даже папу накажу».
Образ маркиза получит развитие в двух произведениях 1972 года: «Я шел спокойно прямо в короли / И вел себя наследным принцем крови» /3; 188/, «Я хочу в герцога или в принцы» /3; 487/. А еще через год лирический герой скажет: «Доверьте мне — я поруковожу / Запутавшимся нашим государством!» («Песня Гогера-Могера»).
Что же касается первой реплики из четвертого пункта, то она восходит к «Песенке ни про что, или Что случилось в Африке» (1968). Как уже отмечалось: «У Высоцкого Жираф, влюбившийся в антилопу, — это завуалированный рассказ о нем и Марине Влади, особенно если принять во внимание, что песня была написана в 1968 году, в разгар их романа. В привычной для Высоцкого форме басни он описывает злоключения пары и проблемы “международного” брака. Он также впервые намекает на то, что если преград окажется слишком много, то может встать вопрос об эмиграции: “Если вся моя родня / Будет ей не рада, / Не пеняйте на меня, — / Я уйду из стада!”»249. Сравним теперь реплику «Я папе твоему попорчу кровь» с этой песней, где герой вновь вызывает недовольство у папы своей избранницы: «Папе антилопьему / Зачем такого сына: / Все равно — что в лоб ему, / Что по лбу — все едино! / И Жирафов зять брюзжит: / “Видали остолопа?!” / И ушли к Бизонам жить / С Жирафом Антилопа».
Обращаясь к Аграфене с просьбой назначить свадьбу, Соловей-разбойник обещает: «Я к чертям, извините, собачьим / Брошу свой соловьиный разбой». Не напоминают ли эти слова обращение к своей возлюбленной героя песни «Я однажды гулял по столице…»: «Я ж пять дней никого не обкрадывал, / Моя с первого взгляда лю-бовь!»250. Здесь герой — вор, там — разбойник. Вполне очевидно, что перед нами — разные вариации одной и той же маски (вспомним еще раз, что в 1975 году Высоцкий напишет «Разбойничью песню» и «Балладу о вольных стрелках», то есть о лесных разбойниках). Точно так же герой отказывается от воровства ради своей возлюбленной в одном из ранних стихотворений: «Не давали мне покоя / Твои руки, твои губы, / Мое дело воровское / Шло на убыль, шло на убыль. / Я все реже, я все меньше / Воровал, рисковал, / А в апреле я навечно / Завязал» /1; 548/.
Подобно маркизу и Соловью-разбойнику ведет себя Ливеровский в вышеупомянутом «Дуэте Шуры и Ливеровского» (1973). Сопоставим эту песню со стихотворением «В прекрасном зале Гранд-Опера» (1969): «Маркиз шептал: “Ах, я у ваших ног лежу?" <.. > И в ложе “Б” маркиз шептал: “Я весь дрожу”» = «Склоню от восхищенья я / Пред красотой такою / Дрожащие колени я / С дрожащей головою»: «Мадам, я жизни и себя не пощажу» = «Не сомневайтесь, мадам! / Я всех продам, всё отдам»; «Я состоянье положу» = «И предлагаю состояние и сердце».
Сравним, наконец, обращения Соловья-разбойника и Ливеровского: «Выходи! Я тебе посвищу серенаду» = «Я напишу для вас симфонию и скерцо».
