Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
Кроме того, поведение дельфина («Один обалдевший от счастья дельфин <…> делал громадные круги, подобно торпеде, нырял, выпрыгивал вверх…») напоминает поведение лирического героя в «Песенке о переселении душ» (1969): «Я от восторга прыгаю»: а также самого Высоцкого, когда он впервые поехал за границу: «Подпрыгивая, как козленок, ты начинаешь кричать изо всех сил от счастья, от того, что все препятствия позади, от восторга, от ощущения полной свободы. Мы уже по ту сторону границы, которой, думал ты, тебе никогда не пересечь. Мы увидим мир, перед нами столько неоткрытых богатств! Ты чуть не сходишь с ума от радости»505.
«Прыгучесть» Высоцкого отмечал и Геннадий Полока: «Пробуясь у меня в ленту “Один из нас”, он бил чечетку, потом разбегался, прыгал на стену и умудрялся еще на стене отбить ногами несколько тактов! Прыгучий был потрясающе, на руках стоя плясал»506. Да и сам Высоцкий в черновиках стихотворения «Я уверен, как ни разу в жизни…» (1969) признавался: «Уменя прыгучесть от природы» /2; 463/. Заметим, что датируется это стихотворение 1969 годом, то есть тем самым временем, когда он пробовался в фильм Полоки «Один из нас».
С мотивом «.прыгучести» связаны также формально-ролевые песни «Прыгун в высоту» и «Про прыгуна в длину», а плюс к тому — черновые варианты «Истории болезни» и «Песенки про мангустов»: «Я злую ловкость ощутил / И прыгнул, как мар-ран» /5; 404/, «Змеи стаи хитрее и злее — / Поджидали, свернувшись в клубок… / Но мангусты всегда чуть быстрее / Совершали смертельный прыжок» /3; 352/.
Теперь вернемся к повести «Дельфины и психи» и отметим еще некоторые сходства между дельфином и героем-рассказчиком (который в свою очередь является alter ego самого автора).
Последний говорит доктору: «Я и петь-то не умею, без слуха я» /6; 32/, - а через несколько страниц читаем: «“Вода, вода, кругом вода”, - пропел дельфин, и профессор отметил у него полное отсутствие слуха» /6; 41/.
Кстати, припев Вода, вода, кругом вода из эстрадной песни «Как провожают пароходы?» (над которой Высоцкий часто иронизировал на своих концертах) произнесет, несколько модифицировав его, и лирический герой в наброске 1968 года (время написания «Дельфинов и психов»): «Что я слышал: звуки улиц и звонки. / В моей жизни города и города. / Вы возьмите меня в море, моряки, / Там одна вода, одна вода» (АР-4-185).
Тот же дельфин вручил профессору план по освобождению пациентов психбольниц и ультиматум (на случай, если план не будет выполнен):
Союз всего разумного, что есть в океане, предлагает человечеству в трехдневный срок провести следующие меры:
1. Ввести сухой закон для научных работников.
2. Закрыть все психиатрические клиники и лечебницы^07
3. Людей, ранее считавшихся безумными, распустить с почестями.
4. Лечебницы отдать под школы.
Но и сам герой-рассказчик за некоторое время до этого тоже представил свой план, касающийся пациентов психушки: «А вот мое завещание. <…>
Да здравствует международная солидарность сумасшедших, единственно возможная из солидарностей!
Да здравствует безумие, если я и подобные мне — безумны!
И да здравствует всё, что касается всего, что волнует и утешает!»
В первом случае — «Союз всего разумного, что есть в океане». А во втором — «Международная солидарность сумасшедших».
И формальная противоположность этих союзов (разумные — сумасшедшие) здесь нивелируется, поскольку речь идет об одних и тех же людях, но представленных в разных ракурсах: дельфины являются разумными на фоне безумных деяний людей (профессора-ихтиолога и других сотрудников океанариума): войн, революций, ГУЛАГов, а также «мерзких опытов» над дельфинами и китами. А «сумасшедшие» (то есть все нормальные люди) являются таковыми с точки зрения властей (главврача и другого служебного персонала), которые заточили их в психушку и также ставят над ними опыты.
Герой-рассказчик сравнивает врачей с фашистами: «Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть. <.. > Они всё могут заставить, изверги! Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах, эскулапы, лепилы…» /6; 25/, - так же как и один из дельфинов, под которым вновь угадывается сам автор: «Все дельфины-белобочки сбились в кучу и, громко жестикулируя — нет, жестикулировать, собственно, им зачем? — громко крича, на чистом человеческом языке, ругали его, профессора, страшными словами, обзывали мучителем людей, т. е. дельфинов, и кто-то даже вспомнил Освенцим и крикнул: “Это не должно повториться!”» /6; 29/.
Интересно также, что герой-рассказчик говорит про себя и других людей: «А мы? Откуда мы? А мы — марсиане, конечно, и нечего строить робкие гипотезы и ис- [2158] [2159] подтишка подъелдыкивать Дарвина» /6; 36/ (как и в стихотворениях начала 70-х годов: «Эврика! Ура! Известно точно / То, что мы — потомки марсиан. / Правда, это Дарвину пощечина: / Он — большой сторонних обезьян» /3; 479/, «Я загадочный, как марсианин» /3; 160/, «Мы — марсиане средь людей»; АР-14-126), — но то же самое он скажет в концовке повести о дельфинах и китах, которые освобождают пациентов психбольницы (а значит, и его самого): «Это они, они! Те, кто пришел очистить мир для тех, кто прилетит. Отдать под школы! А может, это они и прилетели» /6; 47/. В такой же маске выступает лирическое мы в «Мистерии хиппи»: «Мы — как изгои средь людей, / Пришельцы из иных миров», — и в «Марше космических негодяев»: «Ведь когда вернемся мы, по всем по их законам / На Земле пройдет семьсот веков».
Я буду жаловаться завтра. Зачем завтра?! Сегодня же напишу Косыгину…
Начиная с лета 1968 года, Высоцкий действительно неоднократно писал письма в советские властные структуры по поводу его травли в печати.
Я не могу спать. Нельзя спать, когда кругом в мире столько несчастья…
В несколько измененном виде эта мысль войдет в стихотворение «Вот в плащах, подобных плащ-палаткам…» (1975): «Я сказал: не из-за бед не спится. / Вру я, что на беды наплевать» /5; 355/ (в основной редакции: «Мне не спится и не может спаться — / Не затем, что в мире столько бед, / Просто очень трудно оклематься, / Трудно, так сказать, реаниматься, / Чтоб писать поэмы, а не бред»»), — что напоминает «Балладу о борьбе» (1975): «Только в грезы нельзя насовсем убежать: / Краткий век у забав — столько боли вокруг!».
Мотив бессонницы встречается также в стихотворениях «Машины идут, вот еще пронеслась…» (1966), «Я бодрствую, но вещий сон мне снится» (1973) и «Общаюсь с тишиной я…»(1980): «Проснуться и встать, если мог бы я спать / И петь, если б не было вьюги», «Не спится мне… Но как же мне не спиться!», «Не сплю — здоровье бычее»; в «Песне автозавистника» (1971): «Так полегчало — без снотворного уснул!»; и в стихотворении «Короткие, как пословицы, и длинные от бессонницы…» (1968).
А реплика героя-рассказчика: «Отстать? Что? Заговорил! Вы, мол, идете вверх по лестнице — к выздоровлению, то есть. А наш удел — катиться дальше вниз? Шиш вам» (АР-14-58), — вновь напоминает слова лирического героя: «Мне говорят, что я качусь все ниже, / А я — хоть и внизу, а все же уровень держу» («Реальней сновидения и бреда…», 1977), «Но слабеет, слабеет крыло, IЯ снижаюсь всё ниже и ниже» («Романс миссис Ребус», 1973), «Некуда мне выше-можно только ниже» («За меня невеста…»; вариант исполнения [2160] [2161]), «Разбег, толчок… Свидетели паденья / Свистят и тянут за ноги ко дну» («Прыгун в высоту», 1970), «Нас тянет на дно, как балласты» («Марш аквалангистов», 1968), «Нас вертела жизнь, таща ко дну» («Марш космических негодяев», 1966).
