Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Корман Яков Ильич
А вот как эта реплика отразилась в песне «Я в деле»: «Ко мне подходит человек / И говорит: “В наш трудный век / Таких, как ты, хочу уничтожать”, / А я парнишку наколол, / Не толковал, а запорол, / И дальше буду так же поступать. / А хочешь просто говорить, / Садись за стол и будем пить, / Вдвоем мы потолкуем и решим, / А если хочешь так, как он, / У нас для всех один закон, / И дальше он останется таким» [304].
Интересно, что выражение «в наш трудный век» является одним из штампов советской пропаганды. Вот, например, стихотворение Марка Лисянского о Ленине (1957): «Как не любил он славословий / И юбилейной суеты!.. / Наш трудный век, / Наш век суровый / Запечатлел его черты. / Высокий лоб под кепкой серой / И темнокарие глаза. / В них столько правды, / Столько веры, / Что ни хитрить, ни льстить нельзя» [305] [306], - или стихотворение Евгения Долматовского «Волгоград» (1962): «Не сталинской эпохой, а советской / Войдет в историю наш трудный век».
Таким образом, к главному герою песни «Я в деле» подходит советский пропагандист (читай: представитель власти) и говорит, что хочет с ним расправиться: «Таких, как ты, хочу уничтожать»8°. Косвенным доказательством этому служит перекличка с известной блатной песней «Раз в Ростове-на-Дону я первый раз попал в тюрьму», исполнявшейся Высоцким летом 1962 года в Крыму [307]: «Ко мне подходит человек / И говорит: “В наш трудный век / Таких, как ты, хочу уничтожать”» ~ «Вот захожу я в магазин, ко мне подходит гражданин / Легавый, легавый, легавый. / Он говорит: “Твою-то мать, попался снова ты опять / По-новой, по-новой, по-новой”»8 [308].
В песне Высоцкого действие происходит в кабаке: «А после я всегда иду в кабак», — так же как в одном из вариантов песни «Раз в Ростове-на-Дону…»: «И в этом самом пиджаке меня попутал в кабаке / Легавый, бля, легавый, бля, легавый» [309] [310] [311].
Кроме того, ситуация в последней песне напоминает песню Высоцкого «Рецидивист»: «Он говорит: “Твою-то мать, попался снова ты опять» ~ «Вдруг — свисток, меня хватают, обзывают хулиганом, / А один узнал — кричит: “Рецидивист!”».
Из сказанного следует, что в песне «Я в деле» под внешним (уголовным) сюжетом скрывается конфликт поэта и власти.
Кстати, предложение героя своему оппоненту: «А хочешь просто говорить, / Садись за стол и будем пить». - перейдет в песню «Проложите, проложите…» (1972): «…И без страха приходите / На вино и шашлыки. <…> Вот тогда и приходите, / Вот тогда поговорим. / Нож забросьте, камень выньте / Из-за пазухи своей..»84.
Обратим еще внимание, что в песнях «Я в деле» и «Проложите, проложите…» герой предлагает своим противникам «оставить нож» и «просто» поговорить за бутылкой вина, чтобы обсудить все проблемы, как это часто бывало и с самим Высоцким. Например, в черновом варианте письма к секретарю ЦК КПСС П.Н. Демичеву (весна 1973) по поводу разгромной статьи «Частным порядком» он приэывает «забросить нож», то есть перестать его травить, и перейти к диалогу: «Я спрашиваю себя: “Зачем это? Кому это надо?” Я протягиваю руки [последние два слова зачеркнуты, и над ними вписано: стремлюсь. — Я.К.] к сотрудничеству, я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества, а мне говорят: “Не надо. Без вас обойдемся”. Справедливо ли такое положение?»85. Однако в окончательную редакцию письма этот вариант, к счастью, не вошел.
Кроме того, независимость лирического героя от чужого мнения: «И кто бы что ни говорил — / Я сам добыл и сам пропил» («Я в деле», 1961), — продемонстрирует и сам автор (уже без всяких масок) в посвящении «К 50-летию К. Симонова» (1965): «Я кто бы что бы где ни говорил, / Еще через полвека буду петь я, / Что Симонов здоров и полон сил. / Так значит — не финита ля комедья».
Что же касается гражданского аспекта, то он в полной мере представлен уже в «Серебряных струнах» (1962), где конфликт между лирическим героем и советской властью обострен до предела. Хотя власть в тексте прямо не названа, но ясно, что именно она лишила лирического героя свободы и хочет с ним расправиться: «У меня гитара есть — расступитесь, стены! / Век свободы не видать из-за злой фортуны! / Перережьте горло мне, перережьте вены, / Только не порвите серебряные струны! / Я зароюсь в землю, сгину в одночасье. / Кто бы заступился за мой возраст юный! / Влезли ко мне в душу, рвут ее на части — / Только б не порвали серебряные струны!».
Хотя лирический герой и выступает здесь безо всяких масок, а напротив — даже говорит о своей гитаре (прямая автобиографическая деталь), в песне присутствует один «тюремный» образ — образ стен, которые олицетворяют собой несвободу и скованность действий.
Поэт заимствует из уголовного жаргона выражение Век свободы не видать, которое обычно употребляется как клятва, божба, и вводит его в текст своего стихотворения, возвращая этому выражению его первоначальный смысл: «Век свободы не видать из-за злой фортуны!».
Лирический герой знает, что никогда не увидит свободу, так как живет в несвободном советском обществе, в «тюремных стенах». Кроме того, в этой песне впервые появляется мотив «злой фортуны», который впоследствии станет одним из центральных в системе художественных образов Высоцкого. И «из-за злой фортуны» лирический герой предчувствует свою раннюю гибель: «Я зароюсь в землю, сгину в одночасье». Через 10 лет эта строка отзовется в стихотворении «Енгибарову — от зрителей» и песне «Кони привередливые» (обе — 1972): «Сгинул, канул он, как ветер сдунул!». «Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони».
А в концовке «Серебряных струн» поэт предсказал свою судьбу: жизнь в условиях тотальной несвободы, борьбу с советской властью и трагическое завершение этой борьбы: «Что же это, братцы? Не видать мне, что ли, / Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?! / Загубили душу мне, отобрали волю… / А теперь порвали серебряные струны», — так же как в песне «Не уводите меня из Весны!» (1962): «Я понял: мне не видеть больше сны! / Совсем меня убрали из Весны». Причем в обоих случаях лирический герой одинаково обращается к своим врагам: «Только не порвите серебряные струны!» = «Не уводите меня из Весны!». Но, несмотря на это, власть расправилась с ним, лишив свободы.
В песне «За меня невеста отрыдает честно» лирический герой вновь лишен свободы: «Мне нельзя на волю — не имею права, / Можно лишь — от двери до стены. / Мне нельзя налево, мне нельзя направо, / Можно только неба кусок, можно только сны» [312] [313]. Как и в «Серебряных струнах», здесь появляется мотив запретов, установленных властью, которая вновь порвала струны у гитары лирического героя, лишив его возможности петь (а эта возможность для него была дороже жизни: «Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду, / Только не порвите серебряные струны!»): «Не дают мне больше интересных книжек, / И моя гитара — без струны, / И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже, / И нельзя мне солнца, и нельзя луны»87.
Однако налицо и существенное различие: если в ранней песне герой не видит для себя выхода, так как знает, какая его ожидает судьба, то в более поздней у него все-таки сохраняется надежда на освобождение из неволи, которая, правда, так и останется надеждой: «Сны про то, как выйду, как замок мой снимут, / Как мою гитару отдадут. / Кто меня там встретит, как меня обнимут / И какие песни мне споют…» [314] [315] [316].
