Дельфания - Лермонтов Владимир Юрьевич (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
— Ассоль, впереди море! — сказал я собаке, которая еще, вероятно, не видела этого.
Хотя, возможно, она уже давно услышала, а я вот только ощутил запах моря, приносимый ветром. Кроме того потянуло ароматом можжевельника. В лицо нам доносились потоки теплого воздуха, а сзади нас настигали холодные порывы ветра с гор. Сразу как-то на душе стало веселей, тем более что на востоке появились первые отсветы наступающего утра. Мы спускались вниз к морю, и грудь наполнялась морскими настроениями, волнениями, которые всегда пробуждаются в душе, когда встречаешься с морем.
Наконец мы завершили спуск и попали в заросли молодняка и кустов выше человеческого роста, море скрылось из виду, но по моим расчетам до него было не более ста — двухсот метров. Ноги ощутили мягкость песка, да это уже пляж, подумал я. Вот мы поднялись на холм, деревья расступились и стали редкими, песок стал более глубоким, и мы остановились в пятидесяти метрах от берега моря. Женщина стояла на берегу к нам спиной и смотрела вдаль. (Я было уже начал волноваться, что мы потеряем ее, когда с горы спускались в низину, а она скрылась впереди). Восток уже излучал белесый свет, и женщина была хорошо видна, свечение, какое мы наблюдали ночью от ее тела, исчезло. Она подняла руки к морю, и я увидел, что недалеко от берега в темнеющих водах появились черные перекатывающиеся дуги с отблеском — дельфины!
Я не знаю, сколько их было, их спины появлялись то тут, то там, и они стайкой приближались к берегу. Я вновь перевел свой взгляд на стройную женскую фигуру, которая теперь в утреннем, предрассветном освещении вырисовывалась своей четкой обнаженной смутлостью, гибкостью и силой. Темные пышные волосы закрывали половину спины и подчеркивали первозданность и в то же время женственность фигуры. Затем женщина наклонилась и что-то положила или что-то взяла, лежащее возле ее длинных и стройных ног, после чего она выпрямилась, взмахнула руками, как птица крыльями, и, сделав два шага в воду, оттолкнулась и нырнула в морскую синеву. Я сделал несколько шагов к берегу, чтобы рассмотреть ее в воде. Вот она уже появилась среди дельфинов, и кажется, она повернула голову в воде и посмотрела назад, в мою сторону, и тут же скрылась под водой.
Я подбежал к воде и вглядывался туда, где женщина должна была по моему разумению показаться вновь на поверхностью, но она не появлялась, а дельфины меж тем уходили все дальше в море, пока вовсе не скрылись из виду.
Я сел на галечный берег и стал ждать, ведь должна же она когда-нибудь вынырнуть! Что с ней? Куда она исчезла? Откуда взялись дельфины? Не утонула ли? В глазах рябило от напряжения. Вот ударил первый солнечный луч из-за гор, и я зажмурил глаза, подумав, что увидеть первый луч восходящего солнца — к счастью. Только к какому? Что же это было? Кто эта незнакомка? Почему она обнаженная? Что это был за звериный сбор на поляне? Куда она испарилась? Всплывали вопросы один за другим. Я прилег на гальку и закрыл усталые и воспаленные от бессонной ночи глаза. В голове гудело, а в ушах раздавались гулкие стуки сердца. Все тело ныло — как приятно растянуться на берегу! Только жестко, камни давят в спину и голову, но нет сил менять позу и двигаться. Воздух был прохладен, но мягок своей морской насыщенностью. Слегка шуршали галечные камни, движимые легкими всплесками набегающей волны…
Я проснулся, когда пронзительно-лучистое осеннее солнце уже припекало. Незаметно я погрузился в такой глубокий сон, что, открыв глаза, не понял, где нахожусь, как я очутился на берегу моря. Бог мой! Так мы всю ночь провели в лесу, следуя сначала за косулей, а потом за этой таинственной женщиной, которая исчезла в море. Может быть, все это мне приснилось? Тогда как я попал сюда? И вдруг, бросив взгляд на гальку, я увидел лежащую на ней перламутровую раковину, какие держат в домах на видном месте для украшения. Таких в Черном море согласно моим представлениям не встречается, их находят в океанах. Я взял эту чудную жительницу океанских глубин и вспомнил, что женщина, прежде чем нырнуть, зачем-то наклонилась, тогда я не разглядел, что она сделала, а вот теперь я вижу, что она оставила раковину. А может быть, раковина здесь лежит сама по себе? Тогда зачем наклонялась женщина? Механически я поднес раковину к уху и прижал ее. Но отличить шум в раковине от шума естественного волнения морского прибоя было невозможно, как невозможно было отличить, что из того, что произошло за эту ночь, было настоящим, а что привиделось…
Глава 2. БОЛЬШОЙ УТРИШ
Я стал осматривать лагуну, в которой мы находились, и вдалеке, километрах в пяти от нас, увидел выступающую отмель в море, на которой высился маяк. Что-то знакомое показалось мне в этом пейзаже. Я ведь от Геленджика до Анапы по берегу моря проходил пешком, и память у меня хорошая. Так ведь это Большой Утриш! — осенило наконец меня. — Вот аж куда нас занесло! И лагуну я эту знаю, здесь однажды отдыхал с друзьями, целую неделю жили в палатке. А в противоположной стороне виден в голубоватой дымке выступающий мыс поселка Малый Утриш. Ба, да родные все места! И сразу как-то легче стало на сердце, ведь впервые за последние сутки появилась какая-то определенность, и это сразу принесло мне покой, умиротворение и радость.
Большой Утриш — крохотный рыбацкий поселок, известен туристам тем, что в нем разместился дельфинарий, музей, растут очень старые древовидные можжевельники. Есть там даже крохотная бухточка, в которой стоят яхты и рыбацкие суденышки. Метров на триста в море уходит коса, на которой стоит вышка — маяк. Коса эта, по народному преданию, образовалась в результате землетрясения, когда верхушка горы обрушилась в море, рассыпавшись в этот мыс. Гора эта, и сейчас довольно высокая для этих мест, прижимает поселок к морю. На этой горе, кстати, множество змей. Однажды с приятелем забирались на нее, так встретили сразу трех. Цивилизованные отдыхающие довольствуются прелестями поселка и местным пляжем, а те, кто стремится к дикому отдыху, кто любит природу, устремляются в эту лагуну с палатками и провизией. Пешком, наверное, часа три добираться по берегу до лагуны, других путей сюда нет, естественно, кроме горных троп.
Ассоль как ни в чем не бывало, прикусив кончик языка, сладко похрапывала на боку в десяти метрах выше меня, там, где галька переходила в песок и сразу начиналось редколесье. Она лежала на мягком песке в лунке, — вот уж знает, где прилечь, а я на камнях мучался, бока ныли, надавленные камнями. Я разделся около собаки, бросил рюкзак, сложил одежду и раковину, найденную на берегу, и воскликнул:
— Ну что, вставай, уже утро. Пойдем купаться!
Ассоль подняла морду и уставилась на меня непонимающим взглядом, дескать, что ты кричишь? А я вновь повторил свой призыв.
Ассоль, море! Пойдем купаться!
А вот и море! Я быстро побежал и с разбегу залетел в живую, лазурную прохладу, которая еще хранила тепло летнего солнца. Ассоль осторожно пошла за мной, проплыла небольшой круг и, возвратившись к берегу, стояла по живот в воде, пыталась лакать воду, но, почувствовав соль, перестала. Затем выскочила на берег и стряхнула с себя влагу, образовав на мгновение радужный фейерверк. Вслед за тем начала носиться по песку как сумасшедшая, зарывалась в него и с наслаждением валялась на спине, поднимая лапы вверх. В море я лег сразу на спину и расслабился, стремясь к тому, чтобы тело привыкло к температуре и чувствовало себя комфортно, ведь вода, прямо скажем, не летняя. Этот прием адаптации я знал давно, ведь если не отдаться той среде, которая тебя окружает, то будешь чувствовать дискомфорт и тогда уже не до купания. Через минуту я ощутил себя так, будто вода была равна температуре моего тела. Потом я еще долго плавал и чувствовал себя первобытным человеком, ибо только море, только вечнозеленая лагуна, только обрывы гор и никого вокруг, ни одной живой души! Что же сейчас вокруг меня есть такого, что подскажет, который сейчас век? — Ничего! Чем дальше плывешь в открытое море, тем более чистой и нежной становится вода. Она здесь не то что на пляжах города или пригородов, тут открытое море, и вода здесь особенная, мягкая, пенистая и даже ласкающая. Делаешь глубокий вдох и ныряешь в глубину и за тобой тянется белый шлейф из пузырьков воздуха. Затем выскакиваешь на поверхность за глотком воздуха, а в глаза сквозь брызги ударяет солнце всеми цветами радуги. И вновь вглубь, где не видно дна, а лишь голубая бездна. Я крутился, как змея, и чувствовал себя дельфином. Потом лег на спину, отдыхал и слышал, как стучит сердце, как на глубине ударяются камни друг о друга.
