Споры об Апостольском символе - Лебедев Алексей Петрович (книги бесплатно .txt) 📗
Не считаем удобным оставить без замечаний, со своей стороны, Герресовых результатов относительно Лициниевой казни, результатов, основанных на правилах новейшей, якобы научной исторической критики; не считаем удобным тем более, что третий немецкий ученый, о котором будем говорить ниже, почему–то не касается разъяснений Герреса по вышеуказанному вопросу. Если читатель сравнит приемы и метод исследования того же вопроса Шультце с приемами и методами Герреса, то едва ли отдаст пальму преимущества последнему. Шультце несомненно деловитее и серьезнее исследует вопрос. Геррес больше старается убеждать своего читателя, чем доказывает ему истинность выводов; иначе поступает Шультце: он дает возможность овладеть читателю всем историческим материалом и побуждает его по достоинству оценивать доводы автора. Читатель с большим правом становится на сторону Шультце, чем Герреса. Число источников, которые подвергает анализу Шультце, больше числа источников Герреса. Последний почему–то совсем молчит о Сократе, свидетельству которого придает такое большое значение Шультце. Не в том ли уже заключаются какие–то восхваляемые Герресом приемы новейшей историографии, — не в том ли, чтобы игнорировать документы, опровергнуть показания которых нет возможности или по крайней мере очень трудно? Напрасно хвалится Геррес, что он открыл источник, которым будто бы не воспользовался Шультце — имеем в виду показание Иеронима. Открытый им источник не имеет никакого научного значения. Дело в том, что свидетельство Иеронима не самостоятельное: оно целиком и без критики занято латинским христианским писателем у язычника Евтропия. Следовательно, свидетельство Иеронима не есть новый источник; это есть то же самое свидетельство Евтропия, лишь переписанное в другой книге. Разве переписка одного и того же свидетельства хотя бы во многих книгах увеличивает его научную ценность? Вот вероятная причина, по которой Шультце не удостоил внимания свидетельства Иеронима, которое доставляет такое неистощимое удовольствие не обладающему критическим чутьем Герресу.
После разъяснения по поводу смерти Лициния Геррес обращается к оценке свидетельств о других казнях родственников, совершившихся в правление Константина. Последуем за автором. Он пишет: спустя два года по убиении Лициния Константин чернит себя (в 326 г.) убийством своего племянника Лициниана и родного сына Криспа. Безжалостный деспот заставляет кончить жизнь от руки палача своего собственного племянника, сына Лициния и Констанции, невинного ребенка, богато одаренного от природы, подававшего самые лучшие надежды — одиннадцатилетнего Лициниана. Около этого же времени (т. е. около 326 г.) Константин приказал предать смерти своего прекраснейшего сына Криспа (от первого его брака с Минервиной), юношу, украшенного превосходнейшими дарами ума и сердца. (Подумаешь, какая щедрость на самые роскошные и нежные эпитеты!)
Вот подробности относительно смерти Лициниана и Криспа, как они изложены Герресом. — Лициниан, называемый также Лицинием Младшим, [78] родился в 315 г.; когда ему исполнилось двадцать месяцев (в 317 г.), отец провозгласил его кесарем. Два года спустя четырехлетний ребенок был украшен знаками консульского достоинства, доставлявшего еще тогда и самим императорам особенный блеск. Мир прославлял счастливого ребенка и предрекал ему блестящее будущее. Но надеждам не суждено было осуществиться. Самой горькой иронией представляется то, что на монетах того времени прославлялось «счастье Лициниана». В 323 г., когда ему минуло восемь лет, он наравне со своим отцом был лишен престола. Через год после этого он потерял отца, убитого по приказанию вероломного победителя. Самому юному принцу пришлось жить недолго. В 326 г. несчастный мальчик только за то, что он был царским сыном, был предан смерти. По воле безжалостного дяди, одновременно с Криспом, он был самым ужасным образом замучен.
С большей обстоятельностью Геррес излагает сведения о смерти сына Константина Криспа, всячески наклоняя эти сведения в пользу своего предвзятого мнения. Крисп, [79] говорит исследователь, старший сын Константина от брака с первой его женой Минервиной, родился около 300 г.; в 317 г. он вместе с двоюродным его братом Лицинианом и его же сводным братом Константином был провозглашен кесарем. Крисп получил образование под руководством блестящего христианского наставника Лактанция; своим благородным характером и своей деятельностью он скоро привлек к себе общие симпатии; языческие и христианские писатели с редким единодушием восхваляли качества юного героя. Как кесарь, он должен был проживать в Галлии, в Трире. Он рано начал соперничать со своим отцом по части военных заслуг; он с полной славой защищал Галлию от вторжений германцев; еще более отличился он во время междоусобной войны Константина с Лицинием: одержав в этом случае блестящую победу над флотом Лициния, Крисп тем самым много способствовал сделаться своему отцу единодержавным владыкой Римской империи. С этих пор популярность благородного принца растет день ото дня, пока Константин, чересчур дороживший своим собственным авторитетом, в 326 г., в праздник своего двадцатилетнего правления, не запятнал это торжество кровью своего собственного сына; и вот мир лишился превосходнейшего государя. Несчастный принц, вероятно, одновременно с его двоюродным братом Лицинианом самым ужасным образом предан смерти, в Истрии (в Поле). Это самое тяжкое из преступлений Константина засвидетельствовано лучше всех его прочих деяний в том же роде. Само по себе подозрительное свидетельство Зосимы подтверждается двумя заслуживающими доверия языческими историками — Евтропием и Аммианом Марцеллином, а с христианской стороны блаженным Иеронимом. Из совокупности исторических рассказов открывается, что побуждением для Константина казнить сына было политическое соперничество между отцом и сыном, соперничество, которого не терпел Константин. К этому нужно прибавить еще следующее: Фавста, вторая жена Константина, желая видеть наследниками престола собственных детей, старалась влиять на мужа во вред Криспу. Что же касается других объяснений события, то, замечает Геррес, их можно относить к области безосновательных гипотез. Здесь автор довольно подробно рассматривает вопрос о том, можно ли судьбу Криспа ставить в причинную связь с фактами из жизни Фавсты, жены Константина. Автор пишет: на основании свидетельства Зосимы, Буркхардт считает лишь в малой степени вероятной, а Рихтер — довольно вероятной следующую историю: Крисп, пасынок Фавсты, был неравнодушен к своей мачехе; этим воспользовалась последняя, возвела на Криспа тяжкое обвинение, вследствие которого Константин приказал казнить сына; Зосима к этому еще добавляет, что вскоре после указанного события сама Фавста была уличена в преступной связи с одним рабом и была, в свою очередь, присуждена к смерти (она была вынуждена, по Зосиме, задохнуться в жаркой бане). Вся эта история, замечает Геррес, слишком романтична и опирается главным образом на показаниях Зосимы, верить которому в этом случае нельзя; важнее же всего то, что в настоящее время эта легенда утратила почву, на которой она утверждалась: теперь непререкаемо доказано, что Фавста прожила на свете дольше своего мужа.
Существует в науке еще одна гипотеза, которой хотят объяснить казнь Криспа. Гипотеза эта принадлежит Фогелю. Фогель допускает, что казнь Криспа произошла вследствие таких обстоятельства: по Диоклетиановой системе управления государством, императоры могли править Империей не более 20 лет, а затем они обязаны были отказываться от престола; поэтому, весьма возможно, говорят, что по наступлении 20–летия царствования Константина (в 326 г.) Крисп напомнил отцу, что наступила пора уступить свой престол другому, т. е. самому принцу. Но гипотеза эта, говорит Геррес, лишена научного значения: во–первых, нельзя думать, чтобы тонко образованный и благородный Крисп допустил себе подобного рода бестактность; во–вторых, самое мнение относительно сущности вышеуказанной Диоклетиановой системы управления только вероятно, а не может считаться несомненной исторической истиной, так как это мнение основывается лишь на факте отречения Диоклетиана от престола после двадцатилетнего царствования и на одном свидетельстве Лактанция. Вообще автор находит, что по вопросу о казни Криспа должно соглашаться со следующими словами Ранке: «Обстоятельства, которые побудили Константина решиться казнить своего сына Криспа, нет возможности разъяснить с точностью». Действительно, добавляет Геррес, подробности катастрофы, не говоря уже о ее мотивах, покрыты непроницаемым мраком.
