НП-2 (2007 г.) - Гурин Максим Юрьевич "Макс Гурин (экс-Скворцов)" (мир бесплатных книг .txt) 📗
Мы тепло попрощались. Панин передал мне порцию дисков, в том числе прекрасную Варвару Венерович (она же – Барбара Моргенштерн), и я пошёл домой.
Примерно на днях я понял, что «падение» неизбежно, то есть, в изначально неважном материальном плане бытия Пластмассовой Коробочки по имени тогда ещё Максим Скворцов неизбежно то, что большинство людей попроще неизбежно восприняли бы «падением». Я же, понятное дело, сделал для себя вывод, что Господь Миров всё же не выгнал меня из учеников за неуспеваемость, то есть… Инициация продолжается.
Выражаясь более «человеческим» языком, я понял, что с тем, что тогда воспринималось мною как «нормальная» работа, так или иначе, мне никто не поможет. Да – с ещё меньшей вероятностью, хотя и у меня она практически сравнялась с нулём, а стало быть придётся опять идти хуй знает куда.
У меня, в принципе, был к тому времени опыт, тогда казавшийся далёким воспоминанием в сравнении с ТВ, журналистикой, а тем более с попсовым текстописанием, работы по ремонту квартир и монтёром пути на узкоколейке под Нижним Тагилом и даже в мелкоштучном цеху на хлебозаводе номер «не помню», но расположенном на станции «Серп и молот» J. То есть, всё-таки ради общего дела, каковым я всегда – не смейтесь, именно всегда – воспринимал наш брак с Да, я был на это готов.
И я начал ездить по всяким собеседованиям с целью устройства на какой-нибудь, блядь, ебучий завод. В какой-то мере мне было это даже симпатичней, чем работа на каких-нибудь мудаков из маст-медиа или шоу-бизнеса, большинство коих были примерно моими ровесниками, но лишь с той разницей, что все они были людьми, предавшими свои юношеские идеалы – хули, иначе в современном мире, временно управляемом сатаной, не поднимешься.
Я ездил на завод по производству пластиковых бутылок, что запомнилось мне, пожалуй что, наиболее; ездил куда-то ещё; я пытался предложить свои услуги в качестве курьера по странам Западной Европы с каким-то непонятным толком товаром – и, короче глаголя, когда выяснилось, что мой родной дядя, профессор-невропатолог, директор собственного Центра Детской Неврологической Инвалидности, сообщил моей маме о своём принципиальном согласии приютить мудака-племянника в своём центре в качестве оператора ПЭВМ, с зарплатой ровно вдвое меньшей, чем мне платили в «Слабом звене», при пятидневной рабочей неделе с 9-ти до 5-ти на другом конце гэ Москвы, я подумал, что… в нашем нынешнем положении это, пожалуй, неплохо…
II.
В назначенный день, а именно 18 сентября 2003-го года, я встал в 6 часов 31 минуту (да, тогда я считал, что мне необходима «Единица» в миг пробуждения ( можно спросить, а уверен ль я был, что часы мои точные, но я сразу скажу усомнившимся, что это хуйня – важны только те часы, по которым живёшь, ибо других просто не существ у ет в природе)), принял контрастный душ, сварил себе две сосиски, развёл вермишель быстрого приготовления, выпил чашку растворимого кофе «Нескафе», выкурил две сигареты, и уже в 7.15 вышел из дома, направляясь с «Пражской» на «Петровско-Разумовскую» (там ещё каких-то 15 минут на маршрутке до остановки «4-й Лихачёвский переулок», отстояв предварительно минут десять в очереди на эту самую вышеупомянутую маршрутку и, типа, я на работе J).
Тут опять необходим небольшой экскурс в историю моих личных отношений с моим дядей, профессором-невропатологом Скворцовым, и, собственно, с его Центром.
Дело в том, что мои родители развелись, когда мне было около двух лет (в основном, конечно, из-за бесконтрольной придури моей мамы и бабушки, но сейчас не об этом J) и потому роль мужского начала, необходимого каждому ребёнку, независимо от пола, играли в моей жизни два человека, что не были мне отцами по крови, но вынуждены были до определённого возраста мне Его заменять J. Одним из этих людей был муж моей тёти (она же – младшая сестра мамы и профессора Скворцова; та самая чопорная бездарность из профессуры московской консерватории, о которой я вскользь упоминал в первой части) – наидостойнейший человек во всех смыслах; в моём романе «Гениталии Истины» (http://www.raz-dva-tri.com/genitalii.doc
) он выведен под именем дяди Володи. Вторым же человеком был как раз профессор Скворцов, дядя Игоряша, брат моей мамы и тёти, старший сын моей бабушки, родившийся в день начала Второй Мировой войны, 1-го сентября 1939-го года. Смешно и символично, право, что впоследствии этот день назвали Днём Знаний (смайлику в попку заползает длинный полосатый змей, окрашенный под «Билайн» J); в «Гениталиях Истины» он выведен под именем дяди Валеры.
Я очень любил их обоих в детстве. Действительно чисто-тупо как Отца. Но у дяди Серёжи потом родилась моя двоюродная сестра Маша (и я, кстати, хоть мне и было тогда 9 лет был очень рад и за него и вообще (так что засуньте в жопку себе муд о вую примитивную ревность представителей низших каст! J )), а с дядей Игоряшей вообще случилась немыслимая и жуткая трагедия: 29-го мая 1979-го года пошёл купаться и не вернулся домой его 12-летний сын, мой двоюродный брат, Алёша (В «Гениталиях Истины» это Антон).
Я не знаю, как он пережил это. В общем, наверное, как все, с кем такое случается: пил полгода, не просыхая, а потом с ним случился инфаркт, но он выжил (инфаркт потом был ещё не один). Мне тогда было шесть. С тех пор меня стали не всегда брать к нему в гости, чтобы я своим жизнерадостным видом не напоминал ему о потере сына, а если и брали, то зорко следили за тем, чтоб на мне ненароком не оказалось одежды, достававшейся мне от Алёши, когда он, в своё время, из неё вырастал.
Однако, когда я стал подростком, наши отношения опять потеплели. Иногда дядя Игоряша рассказывал мне что-то удивительное из мира науки и из мира медицины, в частности; дружески критиковал мои детские фантастические рассказы или, порою, искренне восхищался удачными, на его взгляд, фишками в них. Однако всё это было в отрочестве. Потом с ним произошёл, вероятно, изначально заложенный в фундамент его семьи, катаклизм.
Женился он рано, в канун своего двадцатилетия, и уже через год у них с его супругой, тоже врачом, а тогда, как и он, студенткой, родилась дочь Вероника (ныне она тоже профессор-невропатолог, но, в отличие от отца, работает со взрослыми). Поскольку на дворе стояло самое начало 60-х, то жили они, в общем, как все, в стеснённых жилищных условиях, но самостоятельно. Сразу после института они с тётей Светой, его женой, вынуждены были работать чуть не участковыми врачами в поликлинике, расположенной в районе платформы «Красный строитель». Формально это и тогда уже считалось Москвой, но никакого метро там не было ещё лет тридцать. Сегодня в непосредственной близости от улицы с ныне забавным названием Газопровод, где им дали не то крохотную квартирку, не то комнатку в ней, находятся равноудалено две станции метро: «Улица академика Янгеля» и «Аннино».
По тому, что люди непосвящённые могут назвать иронией судьбы, на этой самой улице Газопровод расположен наш с Да районный паспортный стол при ментовке. И вообще, от нашего с ней дома до бывшего дома дяди Игоряши минут 15 неспешным прогулочным шагом. Только дома его теперь нет.
Его недавно снесли и построили там какую-то современную многоэтажную жлобскую «красоту». Когда в 2002-м году мы с Да только въехали в наш нынешний, именно свой, дом, первый дом Игоряши был ещё цел; мы ходили порою туда гулять, но уже через год его снесли. Зачем в одном и том же месте два дома для одной и той же, в сущности, Сущности, хоть и в разных модификациях? Сами подумайте. (Кстати о модификациях: Игоряша, тётя Света и Вероника жили в доме № 7, корпус – 1. Мы с Да и Ксеней живём в доме № 7, корпус – 2. Однако есть существенная разница: Да – моя третья жена, в то время, как тётя Света была Игоряше первой J. (Смайлик ищет в зеркале своё отражение, но не находит его J .))
И вот с этой самой своей первой женой тётей Светой он прожил почти ровно тридцать лет, а может и просто ровно. Они родили двоих детей, пережили гибель младшего сына; постепенно острая боль утихла; Вероника вышла замуж; у неё с её мужем Гиви (полунемцем-полугрузином) родился сын Георгий (ныне он тоже студент-медик), внук Игоряши и тёти Светы, и тут…
