Сатанизм. История, мировоззрение, культ - Панкин С. Ф. (мир бесплатных книг txt) 📗
Хотя языческое мировоззрение и не исчерпывалось натурализмом, - как утверждает сегодня некоторые либо некомпетентные, либо сознательно извращающие истинный смысл вещей люди, - хотя ему и было известно об идеале мужественного преодоления и абсолютного освобождения, тем не менее, в согласии с ним мир был живым телом, пронизанным таинственными, божественными и демоническими силами, полным смыслов и символов: «чувственным выражением невидимого», по словам Олимпиадора. Человек жил тогда в органичной бытийной связи с силами мира и Сверхмира, так что он мог бы по праву сказать о себе, в согласии с герметическим выражением, что он есть «все во всем, составленный из всех сил»: именно эта идея пронизывает арийско-аристократическое учение об «Атмане». И именно на основе этого мировоззрения развивалась совершенная, законченная, сакральная традиционная наука.
Христианство нарушило этот синтез, создало трагическую пропасть. С одной стороны, дух «потустороннего», ирреального, субъективного – первый корень европейской абстрактности. С другой стороны, идея природы - материи, замкнутой в себе поверхности, загадочного феномена - сделало возможным профаническую науку. И как полученное посредством мудрости внутреннее прямое интегральное знание заменилось внешним, интеллектуальным, дискурсивно-научным и профаническим, так и место органичной, бытийной связи людей с сокровенными силами природы, которая была основой традиционного ритуала, могущества жертвы и самой магии, заняли поверхностные, опосредованные, насильственные отношения машин и техники. Таким образом, сама семитская революция содержала в себе зародыш механизации жизни.
В машине мы видим безличную, нивелирующую силу науки, которая и породила её . Как деньги являются сегодня механизированной и безличной стороной зависимости, как современная культура обладает универсалистским, глухим ко всему знанием - так и в мире машин мы видим безличную, неорганичную силу, покоящуюся на автоматизме и выполняющую одни и те же действия абсолютно независимо от того, кто ей управляет. Полная имморальность такой силы, которая принадлежит всем и никому, которая является ценностью, которая не имеет оправдания и которая может сделать человека могущественным вне зависимости от его реального превосходства, очевидна. Из этого также следует, что такое положение вещей возможно лишь потому, что при таком порядке не может быть и тени истинного и свободного действия: ни одно следствие в мире техники и машин не может быть непосредственно зависимым от «Я» как от причины. Между ними существует, как условие действия, целая детерминированная система законов, которая может быть описана, но не может быть понята, и которая не выходит за рамки индивидуума, за рамки чисто индивидуального могущества. Да, в своем знании феноменов, в своем окружении бесчисленными дьявольскими машинами индивидуум сегодня ещё более убог и бессилен, чем когда-либо, более обусловлен и ограничен, нежели сам способен обусловливать и ограничивать. При этом он вынужден желать ограничиваться минимумом и постепенно подавить ощущение самого себя, неугасимый огонь индивидуального бытия в усталости, в капитуляции перед роком, в разложении.
Даже если ему и удастся с помощью открытых его наукой «законов», которые в наших глазах являются простыми статистически-математическими абстракциями, создать или разрушить мир - все равно его реальное отношение к различным событиям при этом, строго говор я, не изменится: огонь так же будет жечь его, органические трансформации будут так же помрачать его сознание, время, страсть и смерть так же будут устанавливать над ним свои законы - в общем, он останется тем же существом, что и раньше, погруженным в ту же случайность, что и раньше, т.е. он будет так же занимать место в иерархии существ, которое соответствует человеку вместе со всем тем, что является чисто человеческим.
Преодоление этого уровня, интеграция самого себя, осуществление деяния освобождения не под, а над природным детерминизмом, не среди феноменов, а среди причин феноменов, прямо, с легкостью и правом того, кто обладает превосходством - таков путь к истинном у могуществу, который тождественен пути к самой Мудрости: потому что там, где «знать» означает «быть», там уверенность означает могущество.
Но такая задача, в первую очередь, требует преодоления дуализма, восстановления языческого понимания природы - того живого, символического, мудрого понимания, которое было знакомо всем великим культурам древности.
Когда призрачный современный человек снова станет реальным, и когда он восстановит контакты и симпатии с тайными силами природы, тогда ритуал, символ и сама магия перестанут быть простыми «фантазиями», как называют их сегодня те, кто, ничего о них не зная, считают их простыми предрассудками, преодоленными наукой, тогда человек узнает то могущество, которое является оправданностью, санкцией достоинства, естественным атрибутом интегрированной жизни, её органичной, индивидуальной, неотъемлемой частью.
Повторим ещё раз то, что мы сказали вначале: Европа создала мир, который во всем является неизлечимой, абсолютной антитезой традиционному миру. Никаких компромиссов не существует, примирение невозможно. Оба мира стоят друг против друга, разделенные бездн ой, всякий мост через которую есть чистая иллюзия. И семитизированная цивилизация мчится в головокружительном темпе к своему логическому завершению - и даже не желая быть пророками, мы вынуждены заметить, что это завершение не заставит себя долго ждать. Те, кто предвидят это завершение и ощущают весь заключающийся в нем абсурд и трагизм, должны набраться мужества и сказать нет всему.
Все - это сегодняшний мир. Эти замечания по поводу науки и машин показывают достаточно ясно, как далеко может зайти отречение, и как оно, одновременно с этим, необходимо и неизбежно. Отречение, которое, однако, не является прыжком в пустоту. Эти замечания показывают также, что возможна иная система ценностей, иных путей и иного знания, совершенная и тотальная, что возможен иной человек и иной мир. И они, действительно, могут быть вызваны к жизни, когда новая волна начнет подниматься из бездн беспокойств а и бессмысленности Запада.
Античность возвышала индивидуума до бога, стремилась освободить его от страстей, отождествить его с трансцендентным, с небесным воздухом, как в размышлении, так и в действии. Ей была известна традиция нечеловечеких героев и людей божественной крови. Семитский мир не только обезбожил «творение», но и окончательно принизил бога до человеческого уровня. Оживив демонизм пеласгийского инфернализма, он заменил чистые олимпийские регионы, головокружительные в своем сверкающем совершенстве, на террористические перспективы своего Апокалипсиса, своего ада, своей предопределенности и своей обреченности. Бог не был более аристократическим Богом римлян, Богом патрициев, к которому взывали стоя, в сиянии огней, с поднятым челом, и который находился во главе победоносных легионов. Он не был более Донаром-Тором, победителем Тима и Химира, «Сильнейшим из Сильных», «Незнающим Сопротивления», Господином, «неведающим страха», грозное оружие которого - молот Мьелмир есть символ молнии, (как и ваджра Шивы), осветившей божественных королей ариев. Он не был более Одином-Вотаном, Приносящим Победу, Орлом, покровителем героев, в смерти на поле битвы празднующих высший жертвенный культ и преображающихся в фалангу бессмертных. Нет, Он стал, как говорил Ружье, прибежищем для убогих и обреченных, искупитель ной жертвой, утешителем подавленных, которому молятся в слезах экстаза, в полном забвении своего собственного особого бытия. И поэтому дух материализовался, напряжение ослабло. Люди знали теперь только страсть, чувство, усилие. И не только смысл трансцендентной, олимпийской духовности, но и смысл мужественного, нордическо-римского достоинства был постепенно утерян, и в общем обнищании на место эпического, дорического мира вступил судорожный мир трагедии, жалости, серьезности – «человеческий» мир. «Гуманизм»: очень многие славословят его - этот мерзостный, поднимающийся от земли туман, мешающий взглянуть на небо - как высшую «ценность» Запада. Он действительно проник во все формы, он - это корень нового и старого романтизма, корень всякого сентиментализма, всякой современной жажды деятельности, всякой мечтательности.480
