НП-2 (2007 г.) - Гурин Максим Юрьевич "Макс Гурин (экс-Скворцов)" (мир бесплатных книг .txt) 📗
Я отдал ей ключи; сказал, что уезжаю; мы попили с ней кофе, и я двинулся на Курский вокзал.
Вечером 6-го июня 2003-го года я выехал в направлении города Харькова, где, как выяснилось в тот самый момент, когда я пил с мамой вышеописанный кофе, родился мой дед, Арнольд Борисович Одэр, и где, как выяснилось уже существенно позже, когда-то был главным раввином мой прапрадед – в городе, куда я приехал впервые в мае 1999-го года как участник фестиваля современного искусства «Апокалипсис начнётся отсюда» и сразу же полюбил его всей душой.
Дорога на Харьков, как известно, проходит мимо нашего с Да дома. Когда я проезжал мимо, Да как раз позвонила мне и сказала, что она только что приняла смертельную дозу таблеток и скоро умрёт. Ещё сказала, что желает мне счастья.
Я перезвонил Калинину, который к тому времени уже спал с ней несколько раз и попросил его за ней присмотреть.
После этого я выкурил сигарету, вернулся в вагон, забрался на верхнюю полку и уснул хоть и совершенно пьяным, но довольно глубоким сном…
XII.
Город Харьков прекрасен! Город Харьков прекрасен! Город Харьков – самый прекрасный город на всей земле!
Там живут замечательные люди и замечательные девушки, у каждой из коих потрясающе красивые ноги, глаза и грудь!..
Мне с детства нравился этот город. То есть не то, чтобы нравился, а просто как-то всегда некое смутное трогательное откликалось в сердце, когда я ещё в детстве слышал это название.
В командировку в Харьков пару раз ездил муж моей тёти дядя Серёжа; в день моего пятнадцатилетия другой мой дядя, брат моей мамы, дядя Игоряша, подарил мне первую, и, кстати, последнюю, в моей жизни электробритву (да, к 15-ти годам мне уже было зачем такое дарить), которая называлась «Харкiв»; в Харьков же после того, как я в первый раз слез с героина, мы ездили с Костей Аджером как Ансамбль Спонтанной Импровизации «e69» на фестиваль «Апокалiпсiс почнется звiдси» («Апокалипсис начнётся отсюда»); там же в свободное от мероприятий время мы довольно лирично гуляли с ним по местному зоопарку, предаваясь взаимной сладкой ностальгии по первым сильным своим любвям. Я грустил об Имярек, он – о девушке, с которой однажды, когда мы ещё не были с ним знакомы, случайно попал на концерт «Другого оркестра» (http:///www.raz-dva-tri.com/do.htm
) и вроде бы это не вызвало у него активного неприятия. Не суть.
Тогда же, на тот же фестиваль, ездила с нами и Ира Шостаковская, в качестве поэтессы J. Однажды, когда мы обедали с ней за одним столом в столовой харьковской мэрии (о, да! Это был весьма громкий фестиваль; рекламу его мероприятий смело печатали на бортах троллейбусов и трамваев – скажите, возможно ли такое в Москве? J), она ещё, иронизируя над названием (вспомните тут, как отпрыгнет она впоследствии в сторону, услыхав от меня, что Евангелие – это, возможно, всего лишь сценарий будущего), сказала, что надо ещё как-нибудь провести тут фестиваль: «Крокодилы должны жить на деревьях!»
Так или иначе, затевая в декабре 2002-го года интернет-переписку с девушками из Харькова, подсознательно имелись, конечно, у меня какие-то смутные, но в итоге вполне оправдавшиеся надежды!
Я всегда знал, что это мой город! Вот просто мой и всё!
А сколько всего написано о нём на страницах прозы Лимонова!
По иронии Судьбы именно на Салтовке, в так называемом некогда Салтовском посёлке, где провёл свои детство и юность Эдуард Вениаминыч, моя Ларисса как раз и жила. К этому времени туда уже давно провели метро – как раз конечная станция одной из линий под одиозным названием «Вулiца Героев Працi» («Улица Героев Труда»). То есть, да-да, именно там, в Салтовском посёлке, на родине одного из своих любимых писателей я и провёл, вне всякого сомнения, один из лучших месяцев моей жизни.
Несмотря на то, что в последнюю свою московскую пятницу, 6-го июня 2003 года, я набрался, расчувствовавшись, так, что останься я в Москве, я вряд ли бы смог подняться с постели в ближайшие двое суток, уже к раннему утру субботы, 7 июня, на подъезде к Харькову я почувствовал в себе необыкновенную, неслыханную доселе лёгкость, не говоря уж о полном отсутствии похмельного синдрома. Как будто на самом деле всё плохое осталось в ненавистной, тупой и жестокой Москве: Да со своим красным сухим вином и шантажём в лице угроз самоубийства (в своё время, при разделе квартиры на Малой Бронной, самоубийством меня так же пугала моя мама – в том случае, если я не сделаю, как она хочет, то есть не откажусь в её пользу от половины своей доли J); вся эта хуйня с шоу-бизнесом и музыкой; вся эта хуйня, которую с годами стали говорить мне некогда близкие мои друзья – о том, как я, мол, в чём-то там не прав или, де, слишком категоричен (те самые «друзья», которые когда-то, когда души у них ещё были почище, говорили совсем другое, а потом просто, как это многократно везде описано, предали свои идеалы, и чтобы хоть как-то замазать факт своего предательства, стали говорить уже мне, что я, блядь, не прав и категоричен J).
Она встречала меня на перроне, моя девочка, в каком-то светлом брючном костюмчике, глаза её светились счастьем и какой-то нездешней, уж во всяком случае, немосковской, трогательностью.
Из вещей у меня и был-то всего лишь недавно подаренный мне ею же бордовый рюкзак, хоть и набитый до отказа. Безусловно взял я с собой и модем. Без этого мне, как я тогда сам себя ощущал, идейному вдохновителю грядущей Мировой Революции Духа, было нельзя никак, вне зависимости от физического местонахождения. Да и что это такое вообще – физическое местонахождение – так, на постном масле очередная хуйня! J (Смайлик вводит себе в задний проход узкую и длинную стеклянную пробирочку J.)
Не успел я оставить одну свою семейную жизнь, как у меня немедленно началась следующая. Что тут скажешь? Наверное, так на роду мне написано. Нет, я не обладаю внешностью великого мачо (хоть на самом-то деле именно я-то им и являюсь), но есть вещи, что умею открывать в женщинах только, именно и исключительно я. Это просто вот так вот и всё, хоть ты тресни! И всем женщинам обычно хочется за меня замуж. Зачем, казалось бы? Ведь всю мою жизнь, в материальном плане, с меня совершенно нечего взять. И… тем не менее это так. Всегда так было. С тех самых пор, как, извините, «женилка» выросла. Тут как раз уместно напомнить, что на пятнадцатилетие мне уже было зачем дарить вышеупомянутый «Харкiв» J.
Мы быстро-быстро доехали до Лариссиной квартиры на Салтовке. Буквально чтобы просто кинуть вещи, потому как сразу же по моему приезду выяснилось, что к 10-ти часам утра нас ждут на приёме в какой-то крутой местной ветеринарной клинике. Да-да, нас уже ждали: Лариссу, меня и, с этого момента, именно что уже НАШЕГО кота по имени Рыжий. Я вам ещё не рассказывал про него?
О, это был удивительный тип! Дело в том, что Ларисса, в принципе, знала, что моя «прежняя» семья состояла из меня, Да и нашей рыжей кошки Василисы, найденной и подобранной мною в подъезде моего «материнского склепа» за несколько месяцев до окончательного размена той квартиры. Не знаю, сыграло ли это тоже свою роль, но, тем не менее, где-то в апреле-мае Ларисса шла себе как-то по улице и вдруг увидела маленького-маленького беспомощного рыжего котёнка и, вдруг презрев все свои некогда аллергии, взяла да и подобрала его. И, – о, чудо, – никаких аллергических реакций друг на друга у них не возникло! Так вот и вышло, что в Москве я оставил одну семью с рыжей кошкой, а в Харькове меня ждала уже другая – формально, в том же комплекте. (Смайлик, будто заправский фокусник, вытягивающий бесконечную ленточку из бутафорской бумажной шляпы, вытягивает у себя изо рта собственный же язык и… в конце концов засовывает его себе в жопу. Уроборос – forever! J)
Мы довольно быстро сделали Рыжему какую-то плановую прививку, вернулись, сразу легли в постель и довольно долго искренне любили друг друга.
Я привёз с собою каких-то денег, оставшихся от продажи компьютера; конечно, немного, но кое-что. Ларисса же продолжала ходить на свою работу – в качестве менеджера рекламного отдела чуть не крупнейшей в Украине компании по продаже компьютеров под названием, по странному совпадению, «МКС» – то есть моё имя без огласовки. Тут уместно напомнить, что во всех, как в хороших, так и в плохих, смыслах Харьков – всё-таки не Москва, и быть там где бы то ни было менеджером рекламного отдела означает сочетание в своём лице и менеджера, и копирайтера и чуть ли не дизайнера (дизайнером там, впрочем, работала другая, тоже очень достойная, девушка по имени Тома).
