Преподобный Варнава, старец Гефсиманского скита(Житие, письма, духовные поучения) - Гефсиманский Варнава (полные книги .TXT) 📗
На возражение секретаря отец Варнава серьезно и спокойно повторил: «Сказано ведь тебе! Напиши им, что я умер, — и при этом прибавил: — Если сейчас не хочешь сделать этого, то напишешь после».
Больно отозвалось сказанное батюшкой в сердцах присутствовавших. Знали, что эти слова сказаны не просто, и что очень скоро придется убедиться в их истине.
Так подготавливал старец своих чад к перенесению тяжкой утраты. Он и ранее частенько говаривал им, что уйдет в затвор в Иверский. Но они по-своему понимали его и просили не оставлять их. По дороге от монастыря к Мурому (в последнюю поездку его) батюшка, обратившись к сопровождавшему его г. К-ву, весело сказал:
— Сынок, а ведь монашки-то у меня молодцы — вылечили меня. Вчера ведь было более сорока градусов, а ныне совсем легко!
— Батюшка, после такого жара вам не следовало бы ехать теперь, надо бы полежать денек-другой, — сказал ему на это К-ов.
— Ну, сынок, — тем же веселым тоном ответил старец, — теперь уж недолго мне, належусь и в могиле.
И в Петербурге, в последний раз навещая своих добрых «деток», батюшка в каждом доме говорил всем, что он «приехал проститься со всеми и отблагодарить их за все, за все». В каждом почти доме он так или иначе давал понять, что более уж не увидит их при жизни. Перед отъездом из столицы, сидя за столом в кругу своих «деток», батюшка сказал в ответ на сожаление, что теперь они долго не увидятся: «А вот помрет кто-нибудь вдруг, вот и съедутся все и увидятся. Да не знаю, почему это и в Иверском, и в скиту, и везде меня записали за упокой и поминают?!»
В Москве, перед отъездом в свои «Пещеры», старец встретился с игуменией Н-го монастыря и, давая ей в благословение святую икону, сказал: «Ну, ты больше ничего не получишь от меня», — намекая на конец их свиданиям на земле.
Болезнь старца никому не казалась смертельной, хотя в то же время всем было понятно, что опасность велика ввиду крайнего истощения его сил. К тому же шла первая неделя Великого поста, когда от наплыва исповедников — мирян и братии — старцу совсем не было покоя. Только глубокая ночь оставалась в его распоряжении.
Наступила пятница 17 февраля. Келлия старца с самого раннего утра была полна исповедников. Батюшка был уже на ногах и вышел на делание свое даже до вечера [44], последнего в жизни! И в храме Божием во время богослужения старец не прерывал своих трудов, только на несколько минут в самые важнейшие моменты служб он оторвался от беседы с исповедниками для молитвы. А потом опять весь отдался подвигу своего послушания. Уж еле говорил, еле двигался труженик Божий, а все принимал и принимал своих духовных чад, идущих к нему с покаянием.
«В день кончины, — рассказывал один из почитателей отца Варнавы, — при выходе из церкви подхожу я к старцу и говорю: „Батюшка, мне хотелось бы сегодня исповедаться у вас“, — а он отвечает: „А вот погоди — через часок привезут меня сюда“».
В тот же день отец Варнава собрался ехать исповедовать насельниц Дома призрения в Сергиевом Посаде, который окормляла Троице-Сергиева Лавра. Обитель давала средства, работали там миряне, управляла всем начальница.
Александро-Мариинский Дом призрения был основан в 1840-х годах наместником Лавры архимандритом Антонием (Медведевым). На должность начальницы поставил он пожелавшую удалиться от мира Елизавету Степановну Кроткову (урожденную Васильчикову), происходившую из старинного дворянского рода. До того, как приступить к своим обязанностям, она, по благословению архимандрита Антония, провела целый год в Дивеевском монастыре. Благодаря трудам и энергии Елизаветы Степановны, духовной дочери отца Варнавы в течение многих лет и не делавшей ничего без его благословения, разросся этот дом до грандиозных размеров. В нем были два приюта — для мальчиков и для девочек, богадельня и дешевые комнаты для малоимущих одиноких дам. Здесь было три домовых храма: средний — большой, верхний — на хорах и нижний, — где и похоронили Елизавету Степановну.
Старец торопливо собирался ехать в Дом призрения, так как там его ждали. Отец Порфирий спросил его, не приготовить ли чего-нибудь покушать.
— Нет, сынок, уже мне теперь ничего не нужно, — ответил батюшка.
С трудом уговорили его сменить белье, влажное от обильной испарины. Спешно одевшись, батюшка вышел к воротам в сопровождении своих «деток» и на вопрос их, когда вернется, ответил: «Скоро, скоро меня привезут!»
В половине седьмого вечера старец прибыл в Дом призрения и, не теряя ни минуты, приступил к исповеди. Сняв клобук и надев епитрахиль и поручи, старец встал у аналоя в южных дверях алтаря.
Аналой, у которого преподобный Варнава принял последнюю исповедь в Доме призрения.
Началась исповедь. Первой исповедницей была госпожа Е. И. Гончарова, только что принявшая на себя должность начальницы Дома призрения. По примеру своей предшественницы Е. С. Кротковой она пожелала иметь своим духовным отцом батюшку Варнаву и теперь просила его не оставлять ее своими молитвами и мудрыми советами. Старец, по совершении таинства, преподал ей краткое наставление и затем, ободрив и благословив, отпустил. После нее должна была пойти на исповедь г-жа С. А. Нихведович. Но… настало время совершиться другому таинству — смерти. И труженик Христов с крестом в руке, в крайнем изнеможении, тихо склонился сначала на колени, а затем и совсем преклонился к подножию святого престола. Крест, выпавший из его ослабевшей руки, лежал на конце епитрахили…
Священник домовой церкви при Александро-Мариинском Доме призрения отец Г. В. Раевский сообщил следующее.
«В 6 часов 30 минут прибыл старец отец Варнава в нашу церковь для исповеди г-жи Гончаровой Е. И. и других. По обычаю, отец Варнава проследовал для исповеди в верхний алтарь храма (на хорах), где он всегда и совершал исповедь. Для сего обычно у южных алтарных дверей в диаконнике ставился аналой с крестом и Евангелием и свеча. Исповедующиеся становились перед аналоем, а батюшка стоял в дверях (алтарных) сбоку аналоя, слушая кающихся. С обычною молитвою, усталою поступью, видимо утружденными ногами прошел он из коридора квартиры начальницы правой галереей храма при хорах в алтарь.
В нижнем храме по окончании службы в это время читалось правило для говеющих, а в задней части сего храма <я> продолжал исповедовать тех, которых еще не успел исповедать. В числе стоявших и слушавших правило на хорах были член совета Дома призрения П. И. Цветков (профессор Московской Духовной Академии) и помощник инспектора Вифанской Духовной семинарии С. В. Крылов; внизу было более двухсот человек.
Обычным бодрым голосом старец исповедал первой, которая оказалась и последней, — начальницу Е. И. Гончарову. По словам ее, окончив таинство, духовно опытный старец благодушно преподал ей наставление в принимаемой нелегкой должности начальницы Дома призрения, ласково ободрил, утешил и благословил ее на предстоящие труды, обещая не оставлять своим руководством и смиренными молитвами в деле служения ближним.
„Присылай следующего“, — сказал старец, отпуская госпожу Гончарову. На замечания ее об усталости от дневных трудов по исповеди батюшка сказал, что исповедал человек четыреста да человек сто пятьдесят ждут его в скиту, желая исповедаться у него.
Второй должна была исповедоваться госпожа Нихведович. Но только что вступила исповедница в диаконник, как удивилась, что батюшки нет около аналоя. Не взглянув через южные двери в алтарь, она пошла искать его, но, не найдя нигде, вернулась к аналою и, только пристально вглядевшись внутрь алтаря, увидела такую картину: батюшка лежит на полу в алтаре на левом боку лицом к престолу…
В страшном испуге, выйдя из диаконника, зовет она уже не голосом, а знаками стоявших на хорах в ожидании исповеди, посмотреть, что случилось с батюшкой. Через минуту или две быстро сбегает с хоров ко мне С. В. Крылов и испуганно зовет: „Пожалуйте наверх, там что-то случилось с батюшкой отцом Варнавой!“
