Выражение монашеского опыта - Исихаст Старец Иосиф (полная версия книги TXT) 📗
ЗВУК ТРУБЫ ПЯТЫЙ
Об отнятии благодати
«Уничижил еси вся отступающих от оправданий Твоих: яко неправедно помышление их». [314] Этот стих пророка Давида будет уместно привести, приступая к рассмотрению нашего предмета, поскольку речь пойдет о том состоянии подвижника, которое, будучи плодом прелести, приводит его к нарушению поступательного движения и суровым испытаниям. Истинное покаяние при наличии условий, о которых уже было сказано выше, вызывает посещение Божественной благодати, главного источника нашего спасения, без которой никто не может добиться ничего и никогда.
Как смиренномудрие и чистая совесть со всеми своими признаками и символами креста, который надлежит поднять подвижнику, и непрестанное призывание Божественного милосердия вызывают нисхождение и явление Божественной благодати, не едва заметное и редко происходящее, но частое и ощутимое, так что падший человек восстает и совершает свое обновление, так и невнимательность и пренебрежение всем добрым, что было некогда приобретено благим усердием, могут повлечь за собою прямо противоположный результат. В этом случае главной бедой становится не столько удаление благодати, сколько все усугубляющие испытание последствия нерадения. Тогда чувства человека не реагируют ни на окружающий мир, ни на других людей, ни даже на состояние его членов, так что все вокруг покрывается черной плитой засухи и отчаяния.
Ясно из последствий, что оставление и наказание не являются односторонними, но общими. Причина их заключается скорее в Божественном Домостроительстве, нежели в человеческом несовершенстве. «Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя». [315] И еще сказано: «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает». [316] Изобилие благ, собранных Божественной благодатью в душе кающегося, породило, по причине его неопытности, самоуверенность, эту жесткую скорлупу ветхого человека, посредством которой завершается опустошение его души.
Но Божественная благодать, подобно доброй матери, научит подвижника брани против этого врага и прелести, или, вернее, против погибели и уничтожения. На данном этапе, как уже было сказано, вместе с Божественной благодатью удаляются и все силы и средства, помогающие человеку, чтобы тот, смирившись, на опыте убедился в правоте слов Господних: «Без Меня не можете делать ничего». [317]
Как всегда объяснял мне приснопамятный старец, эта стадия подвига является самой суровой из всех человеческих трудов и подвигов. Осилить ее, действительно, удалось немногим. В самом деле, если бы, по словам святых отцов, «не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть». [318] Вместе с душевным удавлением, когда человек погружается «в тимении глубины», [319] его смущают «потоцы беззакония», [320] так что, по словам апостола Павла, «отвне — нападения, внутри — страхи», [321] и «нет разумевающего». [322] Даже и это жалкое тело, которое с готовностью поднимало свой крест, если он соответствовал мере его возможностей, теперь бессильно. Оно не только не выполняет установленных для него трудов, но расслабляется, ленится, становится нестойким и содействует отчаянию. Ум помрачается и склоняется к безразличию, логика не в состоянии привести ни к чему здравому, но доходит до смехотворных выводов. Дерзновение исчезает, а вместо него одерживает верх неясная боязнь, так что малейший шум или тень наводят страх. Как говорит учитель безмолвия великий Исаак Сирин, несчастный человек вкушает от «горьких вод адского мучения».
Разумный путь к исцелению заключается здесь в том, чтобы, определив, откуда началось падение, вернуться к этому месту и положить начало обращению. Происхождение же зла относится к тому моменту, когда человек поверил, что обрел Божественную благодать, благодаря подвижничеству и собственным благим усилиям, и что все, кто лишены ее, виноваты в этом сами, поскольку не хотят подвизаться. О проклятая самоуверенность, рождающая и питающая эгоизм и самомнение! Поскольку «Бог гордым противится и только смиренным дает благодать», [323] то самонадеянный, естественно, остается покинутым, чтобы, побыв в одиночестве, на опыте убедиться, что «человек суете уподобися» [324] и «что яко аще не Господь бы был в нас», кто бы мог спастись от врага и человекоубийцы? [325]
Вот что говорит сам старец о том, каким образом прельщается скраденный [326] врагом человек: «А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть древнее зло, радуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кругом порицать начинает». Случается, что на моряков нападает не просто обычное волнение морское, но ураган, мрачная буря и внезапный шторм, так что исчезает всякая человеческая надежда на спасение и остается только уповать, пока возможно, на помощь Божию. Точно так же и среди этой душевной бури и шторма требуется еще большая вера в покров Божий, необходимы великое терпение и стойкость, пока не вернется некогда оскорбленная нами благодать и не приведет корабль в тихое пристанище мира и покоя. Теснимый штормом этого испытания, прельщенный человек вспоминает и с болью воспевает слова пророка Давида: «Объяша мя болезни смертныя, беды адовы обретоша мя: скорбь и болезнь обретох… О Господи, избави душу мою». [327] С этого момента он начинает чувствовать, что подвергся обману и прелести, и тогда благодать таинственным образом приступает к его уврачеванию.
Первое из всех назначаемых ею лекарств заключается в том, чтобы исповедоваться духовному отцу, которого подвижник упорно ищет. Затем следуют сокрушение и смирение, сопряженные с огромным терпением и усердием. «Аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя». [328] «Да обратят мя боящиися Тебе, и ведящии свидения Твоя». [329] «Отриновен превратился пасти, и Господь прият мя». [330] Если человек вовремя признал поражение и смирился, то Божественная благодать немедленно приближается к нему, однако это происходит неявно, так что не заметно никакого знака ее утешения. Тем не менее она таинственно действует в душе, придавая ей терпение, и облегчает путь к самопознанию и смиренномудрию. Хотя ощущение оставленности, со всеми его признаками, по–прежнему очень сильно, а непонятный страх сохраняется в течение долгого времени, благодать, как было сказано, втайне укрепляет подвижника, чтобы он выдержал испытание. Тогда рядом с терпением, позволяющим нести этот тяжкий крест, появляется, благодаря милосердию Божию, и рассуждение, поскольку не хочет Господь «смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был». [331] Теперь подвижник заботится о своем ослабевшем теле, прежде державшемся благодаря присутствию благодати, чтобы оно не отказалось служить ему. Он не отчаивается, сидя на развалинах рухнувшего дома, а ожидает времени, когда минует зима и наступит весна.
Здесь старец рассматривает глубину происшедшего с подвижником несчастья, упоминая, наряду с прочим, и о насмешках невежд, ранящих испытуемого подвижника после его поражения. Поскольку он принимается за описание вещей почти очевидных, я не буду воспроизводить его слов, а ограничусь наброском того состояния, о котором шла речь выше. За ним могут последовать две вещи: или победа, которая, как было сказано, приводит человека через самопознание к смирению (смирихся, и спасе мя Господь), [332] или же отчаяние, предательство и безразличие, так что над ним полностью возобладают небрежение и уныние. В последнем случае он навсегда обращается вспять, обвиняя всех подвижников и подвижничество, что становится тяжким искушением для всех, кто желает вступить на этот путь. Справедливо говорят наши святые отцы, что многие нашли Божественную благодать, когда искали, однако мало кто, потеряв ее в ходе подвижничества, смог призвать к себе вновь.
