Творения - "Лактанций" (электронные книги без регистрации txt) 📗
Проявление добродетели связано с трудностями, которые каждому следует преодолевать, поэтому дорога добродетели с первого шага Кажется крутой и тернистой, в то время как дорога пороков выглядит «Прекрасной и достаточно торной» (VI.3.2–3). Препятствиями на пути добродетели оказываются человеческие страсти. Человек, отмечает Лактанций, наделен не только разумом, с помощью которого он оказался способен выбирать между добром и злом, между смертью и бессмертием, но и страстями, которые влекут человека ко греху. При этом Лактанций, в отличие от стоиков, которые призывали искоренять страсти, говорит о полезности страстей для человека, в том числе для достижения высшего блага. Страсти естественным образом сопровождают человеческую жизнь. Важно, как человек сможет распорядиться той или иной страстью. Не следует сдерживать радость по поводу успехов государства и избавления от тирании, но грешно радоваться чужому горю (VI. 16.3–5); влечение в отношении к законному супругу вполне допустимо, в отношении другого человека — прегрешение IVI.16.9). Мудрость, подводит итог своему рассуждению Лактанций,
заключается в обуздании не самих страстей, а их причин. Страсти же «должны проявляться в соответствующее время, ситуации и месте, чтобы страсти, которыми можно пользоваться правильно, не стали пороками» (VI. 16.7). Силу страстей невозможно сдержать и не нужно сдерживать, ибо они от рождения даны для исполнения жизненных функций, поэтому «нужно стремиться на правильную дорогу, чей путь лишен ошибок и рисков» (VI. 16.11).
Бог намеренно наделил каждого человека страстями, чтобы он сопротивлялся им: «Бог, когда сотворил первого человека, с удивительной прозорливостью наделил его прежде этими порывами души, чтобы тот мог использовать добродетель… и поселил материю пороков в страстях, а материю добродетели — в пороках» (VI. 15.9). «В самом деле, — подчеркивает апологет, — никакой добродетели не было бы или она была бы бесполезна, если бы не было того, через что проявлялась бы и явствовала ее сила» (VI. 15.9).
Весь мир создан Богом из противоположностей. Небу, обители Бога, источнику света и жизни, противопоставлена земля, являющаяся местом тьмы, смерти и всего низменного. Сама земля разделена Богом на две противоположные части — запад и восток. Восток связан с Богом, с источником света; запад, напротив, отдан во власть «мятежного и превратного духа» (II.9.5). Две другие части — север и юг — примыкают, соответственно, к западу и востоку. Согласно сторонам света, Бог создал и времена года: весна отдана востоку, лето — югу, осень — западу, а зима — северу. Столь же противоположны друг другу день, близкий Богу, и ночь, время власти тьмы: «День, рождение которому дает восток, принадлежит Богу, как и все лучшее. Ночь же, которую напускает запад, принадлежит, разумеется, тому, кого мы называем завистником Бога» (11.9.11). Обращаясь к традиционному для христианской мысли поиску прообразов, Лактанций трактует противоположность дня и ночи как прообразы будущего противоборства истинной религии и ложных заблуждений (Ibid.). Из таких же противоположностей создан и сам человек, как некий микрокосм, в котором объединились небесное начало (душа) и земное (плоть). Такие же противоположности (добро и зло, жизнь и смерть) поставлены перед человеком с тем, чтобы тот совершал выбор.
Итак, весь мир сотворен ради человека (VII.3.15) и определен ему в качестве обители. Смысл же человеческой жизни состоит в обретении бессмертия, которое достигается через познание добра и зла, через предпочтение доброго злому и через исполнение добра с помощью добродетели и справедливости. Познать добро и зло можно, лишь познав Бога. Совершение же добра является служением Богу. Таким образом, именно религия становится у Лактанция важнейшей составляющей человеческой жизни и выделяет человека из всех прочих тварей: «…единственная и подлинно великая разница между людьми и безмолвными тварями состоит в религии» (И.3.14). Поэтому для Лактанция язычники, искренне верящие в богов, несмотря на всю их вздорность, предпочтительнее безбожников — эпикурейцев, отвергавших религию; язычники даже «несут в себе что‑то от истины и могут быть прощены, ибо исполняют высший долг человека, хотя и не на деле, а в замысле» (Ibid.). Религия в итоге призвана сохранять общественное устройство, сдерживая насилие, жестокость и человеческое безрассудство.
С утверждением истинной религии Христа, защищенной от тиранов богоизбранным Константином, по убеждению Лактанция, в мир пришла истина и возвращается справедливость. Используя идею возвращения «золотого века», ставшую популярной в римской литературе со времен Октавиана Августа, Лактанций связывает с земным служением Христа возвращение образа (species) «золотых времен» (V.7.2). [31] Если Христос принес с Собой истину, то в период правления Константина Великого, по словам Лактанция, возвращается вторая важная составляющая «золотого века» — справедливость (1.1.13). В отличие от предшественников, Лактанцию удалось почувствовать и выразить в своем произведении те позитивные изменения в истории христианства, которые впоследствии стали связывать с правлением Константина Великого.
События второго десятилетия IV в. — прекращение Галерием гонений, установление Константином и Лицинием веротерпимости и уравнение христианства с другими разрешенными государством культами — принесли новое содержание и в христианскую литературу. В активной защите от сторонников языческой традиции христианство перестало нуждаться, а мысль христианских теоретиков постепенно обращалась к выработке и уточнению догматики. Лактанций оказался последним ярким защитником христианской веры, но это не значит, что его идеи не оказали влияния на развитие патристики. В начале V в., когда вдруг из‑за событий 410 г. в Риме обострилась полемика христиан с язычниками, блаж. Августин станет активно развивать мысли апологетов вообще и Лактанция в частности. Он продолжит критический анализ языческой философии, заложит, во многом продолжая идеи Лактанция, основы христианской средневековой гносеологии и разовьет его учение о человеке.
В «Божественных установлениях» Лактанций активно цитирует античных классиков и книги Священного Писания, что заставляет нас сделать несколько оговорок. Несмотря на то, что способы работы Лактанция с текстом Священного Писания пока остаются предметом научного анализа, мы предлагаем читателю прочтение основных цитат из книг Ветхого Завета по Синодальному переводу. В тех же случаях, где Лактанций вольно или невольно искажает смысл текста Библии, мы предлагаем свой перевод с необходимыми пояснениями в примечаниях.
Стихотворные цитаты из классических сочинений греческой и римской античности, а также из «Книг Сивилл», кроме особых случаев, оговоренных в примечаниях, даются в существующих авторитетных переводах по следующим изданиям:
Вергилий. Буколики/Пер. С. В. Шервинского//Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1971
Вергилий. Георгики/Пер. С. В. Шервинского//Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1971.
Вергилий. Энеида/Пер. С. А. Ошерова//Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1971.
Гомер. Илиада/Пер. Н. И. Гнедича. М., 1985.
Гораций. Оды / Пер. Н. С. Гинцбурга, 3. Н. Морозкиной / / Гораций. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. М., 1970.
Гораций. Послания/Пер. Н. С. Гинцбурга//Гораций. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. М., 1970.
Гораций. Сатиры/Пер. М. Дмитриева//Римская сатира. М., 1989.
Книги Сивилл/Пер. М. Г. и В. Е. Витковских. М., 1996.
Луцилий. Сатиры/Пер. Е. Г. Рабинович, Ф. А. Петровского, М. Е. Грабарь — Пассек//Римская сатира. М., 1989.
Овидий. Метаморфозы/Пер. С. В. Шервинского. М., 1977.
Овидий. Фасты/Пер. Ф. А. Петровского//Овидий. Сочинения. М., 1992.
Персий. Сатиры/Пер. Ф. А. Петровского//Римская сатира. М., 1989.
