Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич
В десятом часу вечера пришла из Женской школы дочь катихизатора Василия Хориу, ученица; сейчас получила телеграмму, что отец при смерти; дал ей на дорогу, до Сендая, где отец лежит больной, и сказал, чтобы завтра с первым поездом отправилась принять последний вздох отца.
19 ноября/1 декабря 1897. Среда.
Утром отпустил о. Петра Кано и Илью Сато в Одавара, снабдив их письмом к христианам, чтобы умирились с о. Петром, ибо он будет рачителен к служению, беспристрастен, не обидчив в слове; дал и письмо частное к Михаилу Кометани в том же духе. Сато будет посредником между о. Петром и христианами; соберет последних, предварительно уговорив главных недовольных, прочитает им мое письмо, скажет примирительную речь; после сего о. Петр будет держать слово, причем откровенно сознает свои провинности (леность и прочее), пообещает исправить их и выразит искреннее желание быть опять с своей паствой в таких же сердечно добрых отношениях, в каких был в лучшие времена Одаварской Церкви. Вероятно, не вдруг уляжется расходившаяся волна, но, даст Бог, уляжется, если о. Петр и Сато будут благоразумны и верны слову, с которым ушли, что все усердие со всею искренностию употребят на дело Божие — дело умирения Церкви. Велел я Илье Сато уяснить всем, что 1. О. Петр, как священник не Одавара только, а и других Церквей, не может быть перемещен без совета с сими Церквами; 2. Не могу я прислать в Одавара другого священника для преподания таинств исповеди и святого причастия христианам, о чем просят; сделавши это, я показал бы, что сам первый не понимаю духа христианских таинств. Таинство исповеди есть примирение совести с Богом; но к нему и приступать нельзя, не примирившись со всеми людьми (если дар к алтарю нельзя принести без того, то кольми паче к таинству приступить нельзя!). Как же христиане Одавара достойно принимали бы таинства покаяния и приобщения Святых Тайн, не примирившись с о. Петром? Имея вражду на него в сердце, не прилагали ли бы они к греху грех чрез таинства?..
20 ноября/2 декабря 1897. Четверг.
Письмо от архимандрита Сергия, от первого октября, из Московской семинарии, с припиской в вагоне по пути на родину прощаться. Очень хвалит о. Андроника. Дай Бог в нем хозяина Миссии! Пишет, что Владимир Карлович Саблер сильно хлопочет об учреждении самостоятельной кафедры японской и просит (Саблер) ускорить ответом отсюда. Как наименовать кафедру?
Иоанн Като, катихизатор здесь в Иоцуя, живя при Церкви, получал в продолжение трех месяцев по три ены за квартиру и тратил эти деньги на себя. Сегодня пришел покаяться в сем; я простил и не взыщу денег с него; но сказал, что если он в другой раз обнаружит такую «фусёодзики» (нечестность), то совсем погубит свое доброе имя.
Анна Кванно приходила с своим сыном Пантелеймоном, главным врачом госпиталя в Оосака, содержимого городом, имеющего до семисот бесплатных больных. Пантелеймон и сам, однако, кажется, с началом чахотки. Продли, Бог, его полезную бедным жизнь!
21 ноября/3 декабря 1897. Пятница.
Праздник Введения.
Был у посланника барона Розена, прочитал из письма о. Сергия, что нужно мне поскорей ответить касательно здешней кафедры, и спросил, «имеет ли Посольство что–либо против учреждения здесь самостоятельной кафедры»?
— Ничего решительно, — ответил барон.
— Но, быть может, вы поговорите об этом с японским министром иностранных дел, бароном Ниси, который, кстати, знает Россию и не усмотрит ничего опасного для Японии в учреждении нашей кафедры?
— Разве это нужно?
— Нужды особой нет; для японского правительства, и с разговором, и без разговора, епископ, конечно, остается таким же частным лицом, не имеющим никаких особых прав, как и доселе. Но католическая архиепископия здесь учреждена со сведения японского правительства. Об этом я знаю от бывшего нашего посланника Давыдова. Это было во время постройки нашего собора. Давыдов однажды говорил мне: «Католики, раззадоренные вашей постройкой, выхлопотали себе здесь у правительства учреждение архиепископии». Аглицкие епископалы тоже разделили Японию на четыре епископии, вероятно, не без сношения с правительством.
— В таком случае нужно и нам будет спросить. Собственно, необходимости нет никакой, но дипломатическая вежливость предписывает это. Подождите с неделю; я узнаю у французского посланника и у английского, как было дело, и сообразно с тем поступлю.
22 ноября/4 декабря 1897. Суббота.
Фома Танака, катихизатор в Вакаяма, пишет, что там очень сильное возбуждение против России; его называют «рококу–дорей» (русский раб), веру — «рокёо» (русской верой). Полиция не спускает глаз с него, часто расспрашивает, и все записывает; последнему Фома и рад, так как чрез это имеет возможность заявить истину. Например, увидевши икону Спасителя, полицейский, с поднятым карандашом для записывания, спрашивает:
— Христианский Бог ведь иностранец?
Но Фома начинает говорить о христианском Боге как о Творце, и полицейский заслушивается речью и находит ее очень интересною и зовет уже к себе более говорить о сем.
У Саввы Сакурада опять десять крещений в Иокояма. Что это? Самые надежные катихизаторы бесплодны, самый последний, посланный только для опыта, плодоносит! Сила ли это в немощах (Саввы) совершаемая?
Или произрастение семян, брошенных давно? Ибо там когда–то долго жил катихизатор.
23 ноября/5 декабря 1897. Воскресенье.
В Церкви у нас были, в первый раз по приезде, посланник барон Розен и его жена; у меня за чаем петом очень хвалили наше пение и все богослужение. «Лучше, чем в Белграде», — говорил Розен, бывший пред сим посланником в Сербии.
Василий Накараи описывает свои успехи в Сироиси; может, Бог даст, и возникнет там Церковь; уже есть просящие крещения. Между прочим, зубной врач Сакаки совсем уже решил креститься, но спохватился, что ему наперед нужно развестись с женой, — «после–де не позволят»; и так приостановился и будет разводиться, а разводиться совсем нс следует; «жена имеет наклонность к воровству», — в этом причина развода, но законная ли? Муж может и исправить ее; она молода… Но, коли разведется, как не крестить, если попросит? Под языческим еще законом сделал то, что этот закон позволяет. — Отпусти, Господи, наши согрешения слабости и неумения убедить исполнять естественный закон любви и верности мужа и жены!
24 ноября/6 декабря 1897. Понедельник.
Петр Ока из Ханамаки пишет, что хочет вернуться в Токио, чтобы держать предрождественский экзамен. Но вместе с тем пишут и христиане Ханамаки, что теперь только начинается там дело проповеди и что ему необходимо безотлучно быть на месте: к письму их о. Борис сделал приписку, в которой и от себя просит оставить Ока на месте. Поэтому написано Петру Ока, чтобы он оставался и проповедывал; довольно будет для него выдержать, вместе с оканчивающими товарищами, экзамен в седьмом месяце. — Послано ему, при письме, шесть ен на зимнее платье, ибо пишет, что простудился.
Жена Василия Ямада, катихизатора в Карасуяма, недавно вызванная сюда для освидетельствования ее глазной болезни, оставлена здесь на два месяца для излечения. О. Тит Комацу говорил, что она почти совсем слепая; к счастью, о. Тит иногда любит прилгнуть, тем не менее жаль бедную женщину, совсем еще молодую, что она страдает одним глазом, от которого может заразиться другой.
Забежав по делу в канцелярию, нечаянно увидел там расстригу Павла Ниицума, которого не видал почти с самого времени расстрижения. Он хотел видеть меня.
— Пожалуйте, — и я отворил ему дверь моей гостиной, в которой мы в былые дни так часто сердечно беседовали с ним о церковных делах.
— Что имеете сообщить?
— Я прибыл в Токио собственно по правительственному делу (сей–фу–но ёодзи), но хотел говорить с вами.
