Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700) - Пеликан Ярослав (книги бесплатно без txt) 📗
Не ясно, однако, когда именно этот тезис заявил о себе в византийском богословии и церковном праве. Первое недвусмысленно упоминание об этой идее содержится не в греческих источниках, а в ответе папы на обвинения "восточных". Папа Николай заявляет, что греки "похваляясь, даже утверждают, что, когда императоры перебрались из Рима в Константинополь, первенство римского престола тоже перешло к константинопольской церкви и что права церкви римской вместе с императорскими почестями перешли к другой" [1580]. Несмотря на то что в данном случае имеется в виду Фотий и его антиримские послания и трактаты, по-видимому, нет документальных свидетельств, говорящих о том, что тот действительно высказывал нечто подобное. Следовательно, такое "истолкование этого <халкидонского> канона, приписываемое папой грекам, кажется не совсем естественным, поскольку до Николая ни один грек не вкладывал в него столь радикального смысла" [1581]. В том же столетии, только несколько раньше, Никифор утверждал, что унаследовавшие новое именование "ромеев", утверждены на том же основании веры, на котором утверждены представители Старого Рима, так как в Церкви Божией не должно быть никакого "исчисления по предпочтению" [1582]. Для него Константинополь, этот Новый Рим, является "градом, который ныне главенствует и обладает превосходством в силу императорских преимуществ" [1583]. Уже давно сложился обычай говорить о Константинополе как о "святом граде Христа Бога нашего" [1584], а о его патриархе как о том, кто "водительствует оком вселенной" [1585], однако складывается впечатление, что в столкновениях, пришедшихся на 11–12 века, некоторые сторонники идеи Нового Рима действительно стали развивать мысль о том, что Старый Рим отдал свое первенство новой столице.
Ничего подобного апологеты Старого Рима не признавали. В своде святоотеческих речений, составленном в 9-м веке Энеем Парижским, приводилось высказывание одного из предшествовавших пап, согласно которому Константинополь [1586], не имеющий в Церкви даже достоинства митрополии, не может притязать на возвышение, ссылаясь на то, что он — имперский город, так как "сила мирского царства — одно, а наделение достоинством в Церкви — совершенно другое" [1587]. Папа Николай указывал Фотию, что константинопольская церковь по обычаю зависит от Рима в силу его вероучительной неколебимости и крепости [1588]. Именно поэтому он решил не допустить избрания Фотия патриархом и не признать его, прибегая к авторитету, который всегда имели его предшественники [1589]. Согласно Лиутпранду, посетившему Константинополь столетие спустя, Константин действительно основал Новый Рим, однако он же отдал много областей, как западных, так и восточных, Старому Риму [1590]. Посему константинопольская церковь доселе подчинена церкви римской, что явствует хотя бы из того, что константинопольскому епископу дозволяется носить паллий только с разрешения римского папы [1591]. Ко времени столкновения между Старым и Новым Римом, пришедшегося на 9-й век, западный вариант апостольского правления в противоположность восточному недвусмысленно принял вид монархии.
Что же касается восточного варианта, то, несмотря на некоторые рассматриваемые нами весьма решительные заявления, он предполагал не замену староримской монархии монархией Нового Рима, но учение о пентархии. Это учение обратило на себя внимание во время раскола 11-го века, однако его основные слагаемые были известны и раньше. Согласно идее пентархии в христианском мире апостольское правление осуществляется в сотрудничестве пяти патриарших престолов: римского, константинопольского, иерусалимского, антиохийского и александрийского. Приводя слова Христа из Евангелия от Матфея (Мф.16:18–19), Феодор Студит спрашивал: "Кто сии, коим вверено такое устроение? Апостолы и преемники их. Но кто преемники? Тот, кто восседает на римском престоле, который есть первый, на константинопольском, который есть второй, и после них восседающие на престолах Александрии, Антиохии и Иерусалима. Такова пятиглавая (pentakoryfos) власть в Церкви; сии (патриархи) ведают божественными учениями" [1592]. Еще раньше о пяти патриархах "всей вселенной" упоминал Кодекс Юстиниана [1593], а Третий Константинопольский Собор 680–681 годов разослал свое догматическое определение "пяти патриаршим престолам" [1594].
В основе идеи пентархии лежал восточный взгляд на сущность патриархата. В строгом смысле именование "патриарх" подходило патриарху антиохийскому, "папами" уместнее было именовать патриархов Рима, Александрии и Иерусалима, тогда как константинопольский патриарх носил звание "архиепископа". Из всех пяти только председательствующий на антиохийском престоле должен был в строгом смысле именоваться "патриархом" [1595], однако и ему надо было иметь в виду, что есть еще "патриарх" Венеции, хотя тот и не был соравен упомянутым пяти [1596]). С авторитетом апостолов и святых отцов патриарший авторитет увязывался благодаря тезису о том, что Святой Дух, говоривший сначала через пророков, затем апостолов и потом отцов церкви, ныне "утвердил патриархов главенствовать над миром" [1597]. Такая структура власти, как прошлой, так и нынешней, учредила "всюду действенное предание и учение великих патриарших престолов" [1598], которым никто, ни даже восседающий на самом почетном из названных, не может противоречить. Поэтому Никифор, отдав должное особому положению Рима, тотчас начинает говорить об одинаковой власти патриархов [1599]. Для того, чтобы собор имел законную силу, необходимо их согласие и представительство [1600]. Поэтому иконоборческий собор 754-го года нельзя назвать вселенским, ни даже законным, так как, несмотря на участие в нем константинопольского патриарха, остальные четыре на нем представлены не были и не выразили согласия с его постановлениями [1601]. Помимо соборов и в промежутках между ними споры должно обращать "к нашему благочестивейшему императору и святейшим патриархам, сущим в Риме и Константинополе" [1602]. Приняв первенство Рима, Фотий, однако, утверждал, что ему надлежит "быть в согласии и единомыслии с другими четырьмя первосвященническими престолами" [1603].
Сложилась изящная теория, согласно которой патриархов именно пять, поскольку существует пять чувств [1604]. Однако, излагая ее, можно было либо дойти до рассуждений о том, "какому патриарху какое чувство соответствует" [1605] и тем самым избежать вопроса о первенстве, либо утверждать (как и делали на Западе), что, хотя для телесного здравия необходимо наличие всех пяти, римского патриарха тем не менее надо уподобить зрению, потому что оно "первенствует среди всех прочих чувств, неусыпнее (их) и в большем общении со всеми ими, чем они между собой" [1606]. Для Востока такое определение примата Рима было отвержением принципа пентархии, согласно которому ни один патриарх не должен вторгаться во внутренние дела какого-либо другого патриархата [1607]. Однако именно на это и притязал римский патриарх, считая это, по сути дела, своим долгом, как, например, в случае с Николаем, который, обращаясь по вопросу Константинополя к александрийскому, антиохийскому и иерусалимскому патриархам, заявил, что "апостольскою властию мы вменяем в должное и повелеваем вам" [1608] признать точку зрения Рима. Таким образом, латинская церковь тоже признавала пять патриархов, но среди них папа выделялся не только по степени, но и качеству, так как без них мог действовать от имени всей Церкви, чего они без него делать не могли. Именно это и означали слова Иисуса в Евангелии от Матфея (Мф.16:18–19). В противоположность этому для греческой церкви они, согласно "латинствующему" императору Василию Македонянину, означали, что "Бог утвердил Церковь Свою на основании пяти патриархов и в Своих святых Евангелиях определил, что они никогда не падут, ибо суть главы Церкви" [1609].
