Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700) - Пеликан Ярослав (книги бесплатно без txt) 📗

Ярослав Пеликан

ХРИСТИАНСКАЯ  ТРАДИЦИЯ

История развития вероучения

Том 2

Дух восточного христианства (600 -1700)

Вступление

"Дух восточного христианства" — второй том моего пятитомника, посвященного истории христианского вероучения. В нем я продолжаю рассказ, начатый в первом томе, и, касаясь византийских, сирийских и древнерусских особенностей вероучительного развития, довожу повествование до конца 17-го века. Преемственность этого повествования с тем, которое представлено в "Возникновении кафолического предания" (The Emergence of the Catholic Tradition), во многих отношениях является наиболее очевидной особенностью изложения: самое большое оскорбление, которое только можно было нанести любому из рассматриваемых нами богословов (будь то халкидонит, монофизит, несторианин, иконоборец или кто-нибудь еще), заключалось в том, чтобы назвать его "творческим умом". В этом томе я не раз подчеркиваю, что с точки зрения хронологии приводимые цитаты часто можно смещать на два, три и даже пять веков, не искажая текстов. И все-таки изменений и развития (то есть того, что мы обычно подразумеваем под "историей") здесь больше, чем готовы были признать сами участники. Я пытаюсь отдать должное и преемству, и изменениям, не забывая тонких взаимосвязей между тем и другим.

Одна из редакторских проблем, порождаемая таким обстоятельством, заключается во взаимосвсвязи второго тома с первым. В предисловии к первому я оговариваюсь, что хочу, чтобы каждый том представлял собой нечто самостоятельное, и второй — не исключение. Тем не менее сама приверженность преданию, характерная для богословов, которых я касаюсь, делает неизбежным отсылки на первые пять веков истории Церкви. Стараясь не пересказывать содержание первого тома, я просто вкратце излагаю, как отраженное в нем осмыслялось в 7-м и последующих веках, не вдаваясь на сей раз в вопрос о том, насколько точно предание истолковывалось. Применительно к этому тому важнее знать, что думали о Никейском Соборе Максим Исповедник и Фотий, а не то, как развивался сам Никейским символ. Именно так я и пытаюсь сохранить самобытность каждого тома и в то же время не утратить единства всего труда в целом.

Следуя этому рабочему принципу, я рассматриваю первые пять-шесть веков истории христианского вероучения как нечто данное, вполне при этом сознавая их несходство.

Равным образом в библиографии к данному тому я уделяю внимание тем работам, которые доводят повествование до рассматриваемых здесь веков. Если бы я писал историю христианского вероучения от конца к началу, двигаясь от

19-20 веков к истокам (мысль, в интеллектуальном плане занимательная, однако методологически неосуществимая), я, конечно же, смотрел бы на 7-й век совершенно иначе и составил бы другую библиографию. Тем не менее я включил в нее работы, наиболее содержательные в плане развития восточной христианской мысли. Отбирая их, я исходил из сочетания двух критериев: выбрать те, которые оказались для меня наиболее поучительными, а также те, которые подготовят моих читателей к следующему этапу научной дискуссии. Из перечня приведенных работ видно, что часто оба критерия не согласуются между собой, так как большей частью я обращаюсь к восточной науке, особенно русской (некоторым из ее представителей я просто обязан), а в библиографии представляю работы на западных языках, которые влияют на меня меньше, но остаются более доступными. Еще одной причиной, определяющей библиографию, является обычная проблема количества. Не вдаваясь в подсчеты я уверен, что по богословию Августина первоклассных монографий больше, чем по всей богословской истории Византии. Это заставило меня включить в библиографию работы, аналогичные которым я не цитировал в первом томе. С другой стороны, я не упоминаю цитированные там труды, если они не имели существенного значения для освещения данного периода. Тем не менее цитирование первоисточников — единственный аспект, где я не иду на такие компромиссы; здесь, как и в первом томе, я продолжаю на них ссылаться, цитируя самое лучшее доступное издание на языке оригинала независимо от происхождения.

Заголовок этого тома, вероятно, заслуживает пояснения.

В реферате и проспекте на всю работу, которые я впервые

разработал в 1950-м году, данный раздел носил заголовок "Дух (mind) восточного православного христианства". После двух серьезных исправлений исчезло слово "православного", и это объясняется постоянно углубляющимся осознанием того, что нехалкидонские Церкви, которых "православными" обычно никто, кроме них самих, не называет, занимают в этой истории законное место. Замена "mind" на "spirit" — вопрос более тонкий. Отчасти она была обусловлена тем, что вместе со всеми серьезными исследователями этого периода я ожидал выхода в свет книги Милтона Анастоса "Дух Византии" (Mind of Byzantium), который первым использовал слово "mind"; предпринимая этот проект, я хотел воспользоваться ее появлением. Мне думается, что другой причиной употребления слово "дух" ("spirit") стала немецкая литература Geistesgeschichte, перед которой я в немалом долгу. Однако в данном случае этот долг большей частью косвенный, возникший в результате заимствований из трудов ученых славянского происхождения и прежде всего Т.Масарика, работа которого "Rusko a Evropa" была моим самым первым учебником в исследовании "духа восточного христианства"; интересно, что английский перевод его книги носит название "Дух России" (The Spirit of Russia). Я вполне сознаю непростую природу Geistesgeschichte, однако для моих замыслов это затруднение, по-видимому, оборачивается хорошей стороной.

Что касается проблемы языка, особо заявившей о себе в транслитерации имен и переводе специальных терминов, то она, вероятно, доставила мне больше хлопот, чем проблема методологии. Транслитерация выглядит особенно неуклюжей там, где одно и то же имя используется в разных алфавитах. Я стараюсь держаться в стороне как от назойливого буквализма, так и от бездумного единообразия. Перевод специальных богословских терминов, конечно же, задача гораздо более тонкая. Наверное, лучше всего это видно на примере 2-й главы, где слово energeia можно было бы легко перевести как "энергия" (памятуя, что оно не означает того, что значит для нас слово "энергия") или как "операция" (дабы сообразовать его с латинским, не забывая при этом, что в данном случае перевод становится еще более непонятным); перепробовав множество терминов я, в конце концов, остановился на словах "действие", "действование" и "деятельность", отчасти потому, что они дали мне возможность провести некоторые различия, существующие в греческом. По той же причине в 3-й главе я использую слова "образ", "идол" и "икона", даже если эти слова часто обозначают один и тот же греческий термин.

Хочу, наконец, выразить благодарность всем, кто способствовал появлению этой книги. Кроме тех, чьи имена я назвал в предисловии к 1-му тому, благодаря их за помощь в осуществлении всего труда, я должен назвать нескольких византологов, благосклонно принявших в свой круг любителя, которого они облагодетельствовали советом: Георгия Флоровского, моего возлюбленного наставника, заложившего во мне основы восприятия восточного христианства, Фрэнсиса Дворника, работы которого на чешском языке стали для меня введением в историю Византии, Дено Геанокоплоса, моего коллегу и друга, чье содействие в появлении этих страниц весьма превосходит мои обстоятельные сслылки на его опубликованные работы, и Иоанна Мейендорфа, чья история византийского богословия появилась слишком поздно, чтобы я мог ее использовать, но глубокое знание истории и богословская ученость во многом сказались на моем повествовании. Выражая благодарность этим и другим исследователям, которые своим советом помогли мне преодолеть многие трудности, я тем не менее должен признать, что авторство принадлежит мне, равно как и все ошибки, сохранившиеся в этой книге.