Счастливые сны. Толкование и заказ (СИ) - Цветков Евгений (книги полностью .TXT) 📗
И вот, во время этой близости, в самой тесной ее страстной точке, неожиданно для себя я испытал Счастье! Она, видимо, то же самое испытала, потому что потом никак в себя прийти не могла, глазами сияла и все говорила, что не может поверить даже в такое, что такое вообще возможно... Это после уже было. А в тот миг, когда я это невероятное чувство Счастья испытал, я сразу понял, что такое словами не опишешь — бесполезно! Потому что, как будто передо мной в этот миг все двери распахнулись и все тайны бесстыдно обнажились, выставили свою запретную природу для взгляда и для ощупывания: такая откровенность была в том оголении жестоком. А сам я — будто до границ всей жизни раздвинулся и в себя всю эту жизнь целиком вобрал. Не отличить стало, где я, а где вокруг меня — в одно слились. Чего говорить зря: слова жалкими становятся перед таким невероятием чувства! Только мгновение и длилось оно, а будто вечность перед глазами промчалась. И тут же распалось соединение, вмиг отодвинулось, вновь стало опять чужим то родное, с чем только что не разорвать нас было. Тут и очнулся я. И вижу, она сидит отдельно, и жизнь отдельно от меня — все по отдельности. И глаза у ней сияют еще этим чувством, щеки горят... "Не могу поверить,— говорит,— никогда не думала, что такое возможно! Я,— говорит,— кажется, в тебя влюбилась!"
"Эх! — думаю,— почему в ней любовь приходит всегда после, когда обеспечение ясно обрисовано? Почему бы не полюбить до всего, сперва?" — такие вопросы себе задаю и понимаю, что глупые мои мысли и недостойные пережитого чувства. Потому что Счастье пережить нельзя без Любви. Другое дело, что она, может, только сейчас себе отчет в том любовном настрое отдала, распознала и разобралась, чего у ней в душе там содержится — это может быть. А без Любви взаимной у нас ничего не могло бы получиться... Так я размышляю и вдруг озарило меня: очень ясно и тихо засияло — счастье — это близость с любовью! "Конечно, с любовью! — тут же я подтвердил. — Потому что какая же может быть настоящая близость без Любви?"
С кем хочешь и с чем хочешь близость: хочешь с собственным делом или карьерой, хочешь с Музой или службой, к примеру, и пусть тебе служба видится сочной румяной бабой, хотя и не всегда доброй и отзывчивой на любовь. Вот откуда берутся разные пути и каждому свое счастье — от стремления с разным соединиться. Только близость чтоб обязательно с любовным чувством, и не скромным платоническим, как у юного Вертера, а со страстью, чтоб чувство это было — вот когда и выйдет от соединения Счастье острое.
И тут я понял главную причину страдания человеческого: от подмены любовной близости — обладанием! От того, что как петух наседку, топчет человек желанное, вместо того, чтобы с любовью с ним сойтись. Счастье требует взаимности, так что одной близости недостаточно. Вот для чего нужна любовь: для взаимности, иначе чувство дальше сладости садиста и насильника не пойдет. Хотя, конечно, и бывает, что и жертве сладко сквозь мучения, но счастья эта сладость тоже не приносит.
И другое понял я — зачем мне это озарение было: должен я дальше в сонных чертогах пространства отныне другим идти способом и вести себя по-другому. Совсем по-другому надо действовать, если хочу я, чтобы дальнейшие ложные картины растаяли и очистилась спасительная даль. Не надо больше бороться, драчунов дальше этой линии не пускают. С женщиной той я потом несколько раз встречался, втайне, конечно. Однако вот какая странная история вышла: ни разу у нас не возникло того чувства Счастья, которое в тот первый раз мы оба испытали. Напрасно мы друг друга в объятиях сжимали — не выдавить счастья силой. Видать, на один раз только и хватило нашей Любви. Как спичка — один раз вспыхнула, а второй раз, сколько ни чиркай по коробку — не зажечь: головка-то сгорела. Приятно, конечно, было, а Счастья не было и близко в помине. Быть может, по этой причине, чтобы как-нибудь добрать чувства, стала она требовательной, хотела нашу близость на людские глаза выставить, чтобы все видели, как она со мной счастлива... Тут мне и пришлось отдалиться от нее окончательно, потому что первое отдаление сразу обозначилось. Не знаю, если бы Счастье наше длилось, может, по-другому все обернулось. Но тут судьба меня остерегла от опрометчивости: видать, не для житейской услады была отпущена мне та встреча.
Эта женщина меня тогда стала по-всякому преследовать, домогаясь, на худой конец, хотя бы просто голой близости. Винилась, упрашивала (это в ней память про чувство Счастья жила). Приходилось уступать порой, но как только я это делал, она тут же с претензиями и упреками на меня обрушивалась и обвиняла в эгоизме. Прямо задачу мне задала, потому что не знал я, как от нее избавиться по-хорошему, чтобы не вышло «овеем ненужного мне тогда скандала. Я совсем ведь другим был занят, передо мной совсем другие просторы распахнулись, не до житейской склоки с бабой мне было, пусть и красивой.
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
Я тогда, вооруженный этим новым знанием Счастья, как в пучину, смело в сновидения свои нырну. Не понимал, что знания мало — нужен еще опыт. По неопытности я чуть в беду не попал, потому что стал, не долго думая, я в снах своих соединяться подряд со всеми и со всем, что мне чудилось. Я и наяву стал всем объятия распахивать, но про то я попозже расскажу. А в снах и грезах личных я так себя настроил, что, не дрогнув, бывало, шагну навстречу и объятия искренне распахиваю, буквально готов был сойтись с кем угодно. Другое дело, что с женским образом доходило до близости эротической. Когда же мужик попадался, то хватало простого дружеского объятия и никакой извращенности не требовалось, хотя и к этому я был готов.
Однажды друг мой мертвый приснился, да так явственно, так режуще отчетливо, как наяву не бывает. Обрадовался я, будто вернулся он наконец, хотя и знаю, что из загробного мира он пришел. Что умер однажды. Ну, думаю, порасспрошу хоть. Сознание Дневное: знаю, что сплю, и вижу его в сонной яви. И по мере того как радость моя растет и сознание крепнет, его облик и фигура — стираются! Пытаюсь удержать изображение — и не в силах! Так и стерся, стушевался вначале режущий глаз образ. Видно, бес мне являлся, приняв вид и фигуру друга. Какая-то недобрость была с самого начала во всем облике. Слишком Виктор, слишком бодр и весел, слишком отчетлив...
1 апреля — у него зрачки, как у кошки — режущие, острые и от моего искреннего объятия стал он блекнуть, мутнеть, пока не пропал: прямо в воздухе растаял. В другую ночь мне приснилась Трех-глазка: два глаза нормальное место занимают, а третий на щеке. Волосы у ней белые, светлые, золотые. Я глажу ей волосы и целую глаза с темными ресницами. Шепчу ей, люблю тебя!
Уже после, когда я очнулся в этой яви — понял, это я со своей душой соединился. И правда, большая сила в меня вошла с той ночи, от единства внутреннего.
С той ночи стал я входить в сновидение, себя не утрачивая. Никто мне не чинил помеху и поначалу я просто ошалел от новых открывшихся передо мной просторов. Тут и чужие вьются видения, и всякие фигуры заманчивые. Были еще, конечно, остатки дряни, но с ней и без крестных знамений я легко управлялся. Две вурдалачки как-то сгустились прямо перед глазами, и так пошло глумиться стали, зазывно изгибать чувственные свои линии... Я, понятно дело, внимания не обращаю, хотя и неприятно: никак не отлипают бабенки. "Сгиньте, — говорю, — а то напущу черную пакость и будешь мглеть, пока не со-мглеешь!" — говорю я одной из них. А подружка ее, дура, хи, хи-хи... Чего ты боишься, кричит. Он сам давно погас! Я и напустил в отместку за такое, напускаю черноту, пока они, как бумага под огнем невидимым, не пожухли, стали сворачиваться и чернеть...
Были в этом дальнейшем странствии моем и опасности соблазна. Только если раньше я в противоречие входил, печалился иль ликовал неуемно, тут просто обволакивающие услады возникли, которые грозили мне забвением. Из которого и выбираться было неохота. Рядом жила одна соседка, такая миловидная женщина, а во сне, чуть не всякую ночь к ней обезьяна черная приходила и ублажала, да так, что эта милая, такая воздушная вся блондиночка от женского счастья плакала при этом. Вот поди и разберись, какая у нее после этого со своим явным и днем видимым мужиком жизнь? Я чуть было не пристрастился чужие сновидения глядеть, залезать в них. И так интересно — куда попадешь — никогда не знаешь. Многие, конечно, просто не впускают. А стоит немного напрячься и надавить — просыпаются: греза чуткое дело и насилия не терпит. Но попались мне и такие, что охотно меня в любую ночь видели. И принимали, встречали, как принца. Куда посадить и как ублажить, не знали даже. Мне неудобно становилось порой, я-то себя видел таким, каков я есть, ну, а что ей чудилось — не знаю. Каждый в другом человеке свое видит. Однако в этих снах то неприятно было, что после сладких мгновений враз наступало пробуждение. Бывало, и задержал бы недолгое счастье, прижмешься из всех сил — и тут же очнешься! А после при встречах на меня такими глазами смотрели эти земные феи, с которыми я грезу разделял, что другой раз думалось, лучше бы я этого не делал и сонную их жизнь не тревожил.
