Счастливые сны. Толкование и заказ (СИ) - Цветков Евгений (книги полностью .TXT) 📗
И удивительное вышло дело — победили мы тех, кто на Страже Жизни нашей стоит. Видать, взаправду есть такие невидимые законы, которые и наяву осуществляют сказочную справедливость. Смирились и вслух, громко признали наше право и достижения, и готовились даже от нас, от меня, во всяком случае, даже отступиться темные и мешающие силы...
Радовались мы бесконечно и всякие картины рисовали радужные нашего будущего беззаботного празднества. И такую я силу в это время в себе поднакопил, что даже и с бесом в снах расправился.
Дело так было. Вынырнул я в сновидении из мути беспамятства и вижу — во владения я беса вступаю. Так и раньше уже бывало. И точно, как прежде ужас и немота плоти мною овладевают. Рукой не шевельнуть. Хочу перекрестить невидимую жуть, а не поднять руки... Крикнуть хочу — и не крикнуть... И помню, что обычно, в предыдущих снах я в этом месте с хриплым мычанием просыпался от напряжения. А тут напрягаюсь все сильней и чувствую какое-то движение руки. И сон не выскальзывает из-под пальцев, как прежде. Левой рукой начинаю помогать правой и крещу, крещу бесовские угодья и чувствую — отступает невидимая, сковывающая сила ужаса. Все легче движение в руке. Крещу и воплю: "Господи! Помоги мне!!!" Много раз крещу и крещу, и вот уже совсем легко рука движется, без всякого сопротивления, и ужас в горле исчез полностью... Шагаю по бесовским палатам, все в душном бархате, в пыли и паутине, затхлые места, надо сказать.
Так я и дошел до бездны, а не боюсь — знаю, что могу летать, и сил прибавилось. Все легче крещу вокруг и на самый край становлюсь, чтоб беса вызвать на действие. Точно, думаю, искусится толкнуть и себя проявит. А мысль моя — как проявит и увижу — схвачу и в пропасть сигану. В полете и расправлюсь, а сам после взмою, вылечу вверх потом. Иначе, другим способом никак не справиться мне с невидимой силой...
Пока я так думал и действовал, фигура плохая сгустилась из тяготы и сумрака с тусклым переливом, что-то вроде ватной борцовской куклы, без лица, к набитому мешку пришиты такие же набитые продолговатые мешки вместо рук, ног и головы... И движется с трудом.
Тут я его и сгреб, и вместе в бездну, чтобы от родной его земли оторвать. А как стали падать, так из него сила и вышла. Я тут беса . вниз и Швырнул, от себя отодрав предварительно. С жутким воем сгинул нечистый. А сам я вверх стал вылетать. Трудно, ох, как трудно было! Притомился. Так я в том сне до самого верха и добрался. Присел передохнуть на приступочке и задремал. А как задремал я в том сне, так сознанием вынырнул уже прямо в явь...
Однако явь эта была очень странная. Очнулся в полном сознании в темном месте... Вроде равнина какая с колючими кустами. Очнулся и понял, что все еще во сне я, что это я за границу, видимо, шагнул, победив темную силу1. Сознание острое такое было. И что поразило в этой сонной яви меня, что ветер дул очень странно, со всех сторон одновременно. Ветер дул, а темные кусты — не шелохнутся. И вдруг слышу голос: "Чего ты хочешь?" — спрашивает голос, объяви, мол, желание свое — так я понимаю вопрос. Ну, думаю, и вправду добрался я до заветных мест, дошли детские просьбы до высокой силы (то, что свыше голос, в том сомнения не было). Я себя отчетливо помню и тут же желание объявляю:
— Хочу,— говорю,— спастись: живым на свободу выйти!
- А ты был счастлив? — спрашивает голос в ответ, и в то же мгновенье, еще не договорил голос последнего слова, меня озарило вдруг, так и полоснуло острым чувством: да ведь будь я счастлив — я к свободе, может, и не стремился бы так, с радостью и в довольстве свое пожизненное заключение отбывал. В одно тончайшее мгновение я понял, что не был я счастлив никогда!
— Господи! — взмолился я пустоте, скрывающей невесть что,— как же так?! Значит, и на свободе мне не будет лучше? Что же такое — Счастье?! — возопил я и тут же от нахлынувших чувств ясность сознания утратил. Очнулся совсем разбитым и с душой больною был весь тот день и все последующее время, пока ответа искал на вопрос, что такое человеческое счастье?
Было и подозрение в душе моей, что таким способом меня отвлечь хотели от замысла основного, заставить снова в жизнь погрузиться, и там, внутри жизни, искать интерес. А какой интерес может быть в нашей жизни, что вокруг нас течет мутной волной? Никакого и нет, если, конечно, ты не из тех, кто любит в мутной водице рыбку ловить — тогда другое дело... Однако быстро я понял, что подозрения мои наивны. А счастье — состояние души нашей — особое и у всех сходное. Другое дело, что краткость разная и сила чувства разнится. Как отчизна наша — переживают люди по-разному, а предмет один и тот же, без перемен. Другое дело, что само счастье описать нельзя! Счастье только узнать можно, когда оно к тебе придет.
А до того — неведомо чувство, все равно что у девицы, не испытавшей любовной утраты невинности, и сладость неведома. Другое дело, что не всегда сладость бывает у ггоступившейся честью, даже очень редко сопровождается боль потери сладким чувством... Не этоя искал, однако, не описание чувства, а искал ответа на вопрос, что есть счастье вообще, в смысле приема одного и того же, каким бы путем ни шел!.. Мучился ужасно, потому что понял — не пойму я про счастье, не сойти мне с места, навсегда я приморожен буду тоскливой мыслью к тому, чего не добрал я в этой жизни. А нет ностальгии страшней, чем по такому, чего никогда не было. Маразмом это называется! Трясина и слабоумие старческое!
ЧТО ТАКОЕ СЧАСТЬЕ?
— Господи! — возопил изо всех сил.— К тебе и детки мои обращались, и сам я воплю, и вопил неоднократно! И обещал Ты мне помочь! Так помоги же! Просвети! Что такое Счастье?!
Так я возопил, вложив в крик всю душу.
Да только чего зря кричать? Не может нас Господь просветить в том, чего мы прежде сами не испытаем. Это все равно, что бедному про богатство рассказывать: слушать станет с восторгом, а — не поверит! И тут страшные одолевать меня стали сомнения, снова и снова. И хоть понимал я смысл испытания: потому что нельзя уходить только от плохого и отрекаться от царства, которого нет. Надо вначале это царство приобрести и хорошее вокруг себя оценить, чтобы от него отказаться! Потому что, может, вся моя жизнь тюрьмой представляется именно оттого, что не было в жизни этой у меня Настоящего Счастья. И даже выберусь я ежели на волю, то потом тоской изойду, вспоминая и сомневаясь... Чтоб от мира отречься, надо им завладеть вначале... Такие всякие смущающие очень нехорошие мысли меня одолевали. Как я могу завладеть тем, чего мне доподлинно не надо? — вопрошал я себя безрезультатно. Как можно счастье от этой жизни испытать, если даже в большие начальники попадешь? Нет, тут что-то крылось совсем иное в отношении Счастья! Мучился я и метался. И домашние дела мои стали совсем плохими, потому что как-то я про все это заговорил по глупости, ну, и разумеется, жена моя невероятно обиделась. И справедливо, потому что так выходило, что никакого у меня с ней счастья не было: любая женщина огорчится от слов таких.
Стал я наяву гулять повсюду и счастья искать. А где его найдешь? Это все равно, как в сказке: поди туда — не знаю куда, принеси то, не знаю что. И встретил одну женщину, совсем случайно. Женщина красивая была и добрая. Очень редкое соединение качеств, и даже непонятно мне было, почему она на меня обратила внимание. Может, таким способом мне предуготовано было будущее откровение — так я впоследствии объяснял нашу встречу, однако судьбу искать во всем, порой, лучше не надо. Скорей всего мы просто так встретились. Другое дело, что после отношения меж нами возникли, конечно, неслучайные. Пути Господни неисповедимы! И кто призирает за нами — нам того не узнать...
Одним словом, приглянулись мы друг другу и вышла у нас близость любовная. Да так естественно и непринужденно все получилось, по-карнавальному так беззаботно и красиво мы соединились, что и не передать, как будто во сне волшебном на миг мы оба очутились, хотя все это точно наяву происходило.
