В поисках Шамбалы - Сидоров Валентин (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
…Поберегите себя, прикажите себе, именно прикажите ничем не тревожиться, гоните все призраки страхов. Они распложаются с невероятной быстротой, если допустить сомнение, этого самого страшного врага нашего, который тушит все огни и уничтожает все лучшие всходы, иногда с таким трудом взращенные! Старайтесь выработать в себе бодрую готовность встретить все призраки спокойно и утвердите радость, именно радость…
…Наша радость живет поверх земных страхов и сомнений, наша радость внутри истинного осознания нашей истинной жизни, полной проблесков духа и нашего космического назначения. Помните о доверии, о радости и тем возрастите крылья мужества.
…Вообще, родные, поменьше тревожьтесь…
Все наладится, но совершенно иначе, нежели мы представляем себе. Поэтому никакие прогнозы «житейских» мудрецов не будут оправданны. Одно незыблемо. Лучшая страна (под этими словами Елена Ивановна подразумевала Россию. —В. С.) победна во всем.
…Наша страна уявится снова на яром героизме и явной незлобивости. Страна окажется на вершине любви к Родине. Страна уявится не на уничтожении, но на яром очищении. Страна станет новой и лучшей страной.
…Неужели люди настолько слепы, что не видят, куда катится «Колесо Необходимости»? Страна лучшая под Щитом Света. Щит Света нерушим!"
«Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись, — говорил Тургенев. — Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится!»
Мне приходилось бывать за рубежом. Приходилось встречаться с людьми, которые в силу трагических обстоятельств своей жизни оказались вдали от Родины. Я видел бывших белых, с течением времени превратившихся в «красных». Доводилось мне слушать собеседников, повторявших, как некое заклинание, слова Вертинского: «Все пальмы, всю экзотику далеких стран, все, что я видел, все, чем восхищался, — я отдаю за один самый пасмурный, самый дождливый и заплаканный день у себя на Родине».
Но особенно памятна мне встреча в столице Филиппин Маниле.
Я попал в эту экзотическую страну в составе нашей делегации, которая была приглашена на симпозиум писателей стран Азии и Африки.
Принимали нас по-восточному пышно и гостеприимно. Мы буквально сгибались под тяжестью гирлянд из цветов сампагиты, запахом своим напоминающей жасмин. В нашу честь устраивались бесконечные приемы с музыкой, танцами и плясками под стук бамбуковых шестов.
Один из таких приемов, как это здесь принято, проходил на крыше многоэтажного здания. Оттуда открывался изумительный вид на город и море.
Мы с моим приятелем Гурамом Асатиани очутились в компании филиппинских киноактеров и певиц. Мы пили то кока-колу, то соки, перебрасывались незначащими фразами. И вдруг какая-то девушка — с явньм намерением привлечь наше внимание — запела песню на чистейшем русском языке. Тогда — дело происходило в 1975 году — у нас не было еще дипломатических отношений с Филиппинами и услышать здесь, в тропиках, за столько тысяч километров от Москвы, звучание русских слов было просто чудом. Мы, естественно, бросились к ней, стали расспрашивать. Выяснилось, что ее зовут Вера, что она — дочь русских эмигрантов. Во время Гражданской войны ее мама — в ту пору маме было семнадцать лет — попала в Харбин. Здесь она вышла замуж. Потом судьба забросила их в Манилу, где они уже осели навсегда. Отец умер. Вера живет вдвоем с матерью.
Выяснилось, что, помимо прочего, Верина мама — моя землячка. Как и я, она родом из Воронежа. По случаю такого совпадения я попросил Веру передать маме сувенир (кажется, это была матрешка) и книжку моих стихов.
Через день я вновь увидел Веру. «Как мама?» — спрашиваю. Она махнула рукой: «Третий день плачет. И вы знаете, о чем больше всего она мечтает? Чтоб кто-нибудь привез ей горсть русской земли. Я уж думаю сделать вот что. Накоплю денег и отправлюсь в туристическую поездку в Европу. Говорят, что есть рейсы, когда самолеты останавливаются у вас. Если это так, попрошу кого-нибудь и каким-нибудь образом достану горсточку русской земли для мамы».
Когда я возвращаюсь мыслями к этому эпизоду, то мне вспоминается, что в Древней Греции остракизм, то есть изгнание из отечества, приравнивался к смертной казни. Известно, что Сократ, поставленный перед таким выбором, предпочел смерть.
Для того чтобы понять себя, может быть, необходимо посмотреть на себя как бы со стороны, взглянуть на себя чужими глазами. Чтобы осознать духовный смысл существования своей страны, иногда следует прислушаться к свидетельствам зарубежных умов, разумеется, тех, которые не находятся во власти предубеждения или однозначно истолкованной очевидности.
Три величайших чуда выделяет в мировой истории французский поэт Поль Валери. Он обозначает их в хронологическом порядке. Древняя Греция. Европейский Ренессанс. Русский XIX век.
(В скобках замечу, что из этого сопоставления, сама собой вытекает мысль о том, как, бережно, мы должны относиться к золотому веку русского искусства и литературы, что мы должны охранять его достижения не менее тщательно, чем охраняют Парфенон или картины Леонардо да Винчи. К сожалению, не всегда мы на уровне этой задачи. Современная практика прагматических деятелей театра и кино показывает, что мы подчас готовы разрушить величественные сооружения прошлого ради того, чтобы использовать их гранит и мрамор для возведения сомнительных зданий типа бараков или модерновых стекляшек.)
Если на Западе главное внимание нередко сосредоточивают на прошлом России, то на Востоке — на ее настоящем, на устремлениях и тенденциях современного бытия. В Индии мне доводилось слышать, что русский язык называют санскритом будущего. Как известно, санскрит для Древней Индии был тем же самым, что латынь для Древнего Рима. Санскрит в той же степени, как и латынь (даже в большей степени, чем латынь), был языком зовущим и объединяющим, потому что на нем были созданы величайшие творения человеческой мысли и духа.
Но язык не существует сам по себе, как бы в некоем вакууме. Великий язык, как справедливо заявлял Тургенев, дается великому народу. Светоносной и духовной державой мира объявил Рабинд-ранат Тагор Советскую Россию. Он говорил об этом тогда, когда руководители западных держав готовы были вычеркнуть Россию из истории и лишь скрепя сердце шли на политическое признание нашей страны де-юре и де-факто.
Исторически сложилось так, что в самом понятии «Россия», как под куполом храма, звучат возвышенные, объединяющие людей ноты. Устремления русского народа таковы, что слово «Россия» с течением времени обрело, по выражению Рериха, соборный характер. Недаром в своем завещании Рерих призывал:
К этому можно добавить, что наше время дало понятию «Россия» глобальное, космическое звучание, тем самым как бы расшифровывая сокровенный смысл выразительного эпиграфа к сборнику стихов Рериха «Цветы Мории»: «Поверх всяких России есть одна незабываемая Россия. Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая любовь. Поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к познанию Космоса».
У меня есть стихи о России, которые я, как правило, читаю на своих авторских вечерах. Я делаю это потому, что в них сформулирован, если хотите, мой символ веры.
