После Кастанеды: дальнейшее исследование - Ксендзюк Алексей Петрович (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
Конечно, преодоление страха смерти на бессознательном уровне — самое решительное изменение психоэнергетических структур, поскольку инстинкт самосохранения в наибольшей степени отвечает за поддержание гомеостатической полевой формы кокона и за жесткую закрепленность точки сборки. Отказ от чувства собственной важности и жалости к себе — это, по сути, вспомогательные средства добиться того же, используя социальные программы личности. "Деформированный шарик" энергетического тела остается таким навсегда и вступает в новый, более активный и объемный вид энергообмена с внешним полем. Таким парадоксальным образом форма, смирившись со смертью, становится более жизнеспособной и более эффективной в своих действиях.
Таким образом, только безупречность обеспечивает устойчивость полезного смещения точки сборки, достигнутого в результате концентративных или медитативных упражнений.
Дон-хуановская традиция, говоря о безупречности, постоянно употребляет словосочетание "путь воина", называет своих последователей «воинами», часто говорит о «вызовах» и «поединках». Современный читатель воспринимает все это как метафоры, и это правильно. Древнее происхождение терминологии оправдывает некоторые смысловые несоответствия. Конечно, далеко не все настроения безупречности, которые были тщательно разработаны уже "новыми видящими", соответствуют «воинским» идеям древних магов. Поскольку сегодня речь идет лишь о невидимых, внутренних «противниках», дисциплина сделалась гораздо более интроспективной, более тонкой и сбалансированной. Кроме того, нельзя не учитывать тот факт, что слово «воин», а в особенности "бесстрашный воин", в современном языке несет на себе ощутимый отпечаток чувства собственной важности, от которого "новые видящие" так стремятся избавиться. Ореол "воинской славы" незримо веет даже над теми, кто ведет невидимую битву с самим собой, провоцируя что-то вроде гордости и самодовольства.
Есть еще один психологический аспект, который заставляет относиться к слову «воин» с известной осторожностью. Он касается специфического настроения, заключенного в слове «битва». Некоторые особо утонченные в психологическом отношении мастера Востока предупреждали, что никогда не следует вести войну с самим собой. Война для человека, воспитанного в нашей цивилизации, автоматически связывается с настроением общей напряженности, а также с неприязнью (как минимум) к реальному или воображаемому врагу. Психическое пространство человека плохо переносит эти эмоциональные состояния. Тот уровень организованности и дисциплины внимания, что требуется для успешного избавления от всяких «небезупречных» реакций, мыслей или действий, возникает лишь на фоне спокойной сосредоточенности, общей бдительности в условиях отстраненного наблюдения. Возможно, идеальная битва древних магов протекала как раз в таких условиях, но вряд ли мы способны в полной мере повторить эти чувства, характерные для далекой эпохи и совсем иного типа цивилизации.
Война с самим собой, по мнению современных психологов и восточных "учителей жизни", — крайне непродуктивное состояние. Она истощает человека, а подлинная безупречность должна, наоборот, давать силы. Я стремлюсь как можно реже использовать слово «воин» по отношению к толтекской дисциплине, особенно после того, как познакомлюсь с каким-нибудь пылким, но неразумным последователем Кастанеды, рассуждающем о «воинстве», «битве» и тому подобных вещах, потрясая воображаемым мечом и, безусловно, в тайне гордясь своей необыкновенной миссией. Нет ничего дальше от безупречности, чем такие самозабвенные игры. В них много собственной важности, за которой прячется ее вечная тень — жалость к себе, а в целом настроения такого рода несут на себе неизгладимый отпечаток инфантилизма. В безупречности нет и не может быть ничего нарочитого — это техника, не терпящая шума, демонстраций, яростной полемики в пользу какого-нибудь, как вам кажется, "важного мнения". С безупречностью несовместимы также представления о «наших» и «чужих», о союзниках и врагах — а ведь многие с огромным удовольствием собирают «группы», «кланы», даже "мистические общества" или ордена, чтобы противостоять бездуховному обществу не только повседневной практикой жизни, но и полемикой, вербовкой сторонников, агитацией и пропагандой. Все это прекрасно сочетается в нашем сознании со словами «воин», «битва», «вызов» и т. п. Мы регулярно забываем о том, что подлинный толтекский воин, например, обязан усердно "стирать свою личную историю" и стремиться быть «недосягаемым». Но разве возможно сочетать вышеупомянутую активность с «недосягаемостью» и смирением? Можно сказать: на высших уровнях контроля сочетать можно все. Только проблема заключается в том, что, добившись такого уровня контроля, толтек теряет интерес к подобным забавам, поскольку наконец-то становится "взрослым".
Мы же очень часто всю жизнь пребываем в инфантильных фантазиях. Нам известны только два переживания: 1) мир бессмысленный, однородный, в котором мы надежно защищены матерью (ранний инфантилизм, младенчество), 2) мир смыслов, значений, различий, объектов и т. д., в котором мы также защищены, поскольку, во-первых, научились этой картине под опекой матери (поздний инфантилизм), во-вторых, сама картина мира продолжает тешить нас иллюзией защищенности. В связи с этим даже самые приспособленные к социуму остаются вечными детьми. И только теперь, во многом благодаря Кастанеде, у нас появился выбор: оставаться ребенком или стать "воином"?
В экзистенциальном смысле безупречность — взрослое чувство и взрослое отношение к миру. Оно лишено догматичности оценок, ограниченности и предрассудков, которые являются обязательным следствием безоговорочного принятия той или иной системы этических ценностей. Оно наполнено текучестью, неопределенностью, отрешенностью, и потому кажется чем-то странным, незнакомым, почти инопланетным.
Тем не менее все чувства безупречности знакомы человеку, они вовсе не являются чем-то совершенно новым для человеческого опыта. Почти каждый из нас сталкивался с кратковременными проявлениями безупречного состояния в минуты тяжелых экзистенциальных кризисов. Человек — хрупкое существо и потому старается уберечь свою психику любыми доступными средствами в условиях невыносимого давления. Паттерны реагирования, культивируемые в безупречности, могут инстинктивно срабатывать в нас всякий раз, когда энергетическому телу реально угрожает необратимое истощение. Длительное отчаяние, горе, тревожность — все может само по себе обратиться в безразличие, дающее передышку и спасающее от переутомления. Правда, в таких ситуациях безразличие возникает уже на фоне сильной усталости, а потому редко способствует эффективному действию — такое состояние принято называть апатией. Но даже такое усталое равнодушие порой приоткрывает нам подлинное положение вещей в Реальности. В частности, мы узнаем, что мир сам по себе вовсе не обязательно должен быть объектом эмоционального вовлечения.
Особенно ярко и полноценно это переживание входит в жизнь человека, давшего себе труд погрузиться в безупречность. Мы совершаем важное открытие: мир никакой. С философской, умозрительной точки зрения это вовсе не открытие. То, что мир существует отдельно от наших оценок, мыслителям было ясно чуть ли не с начала времен. Подлинное препятствие всегда заключалось в том, что это умственное представление упорно не желало становиться объектом живого чувства. Безупречность же позволяет нам действительно почувствовать бескачественность мира. И это подлинное открытие для нашей эмоциональной сферы.
Мы обнаруживаем на собственном психическом опыте, что вовлечены в два типа галлюцинирования: их можно назвать прямым и реактивным. Прямое галлюцинирование заключается в том, что мы приписываем воспринимаемому те или иные перцептивные качества: цвет, форму, размер, вкус, запах и т. п., а главное — наделяем воспринимаемое смыслом и содержанием. Реактивное галлюцинирование есть непосредственный результат прямого. На самом деле он содержит в себе двойной процесс: реагирование вследствие оценки и усиление галлюцинируемых качеств как побочный эффект реагирования. Например, вы полагаете (т. е. оцениваете), что человек — подлец, и он вызывает у вас раздражение либо негодование. Это первая фаза реактивного галлюцинирования. На второй фазе вы автоматически вычленяете именно те его качества и те элементы поведения, что подтверждают выбранную оценку. В результате гнев, злость, раздражение еще более усиливаются. Стоит увидеть его без оценки — и реакция исчезнет. Подобный способ восприятия в некотором смысле напоминает детскую непосредственность. Когда ребенок увидел что-либо незнакомое, он еще не знает, как к этому относиться. «Детскость» этого восприятия не имеет ничего общего с инфантильностью, которую я упоминал. Вам никуда не деться от знания, приобретенного опытом. Вы всегда будете помнить, что тот или иной тип поведения имеет вредные для окружающих последствия, вы не забудете, чего опасаться или просто сторониться. Устранение этической оценки просто даст вам возможность удалить из поля восприятия нагромождение бессознательных галлюцинаций. Автоматические реакции перестанут вам досаждать, и появится возможность реально контролировать свои эмоции и свое поведение.
